Скуйбеда помог Сергею Петровичу поудобнее лечь, укрыл его одеялом, придвинул к кровати стул и поставил на стул чайник и кружку.
Разговор сильно утомил Сергея Петровича. Он сейчас же, как только ушел Скуйбеда, заснул. Сквозь сон он услышал, как в комнату вошли люди и зашептались. Потом кто-то снял со стула чайник и кружку и сказал приятным, рокочущим баском:
— Спит. Но мы все-таки посмотрим его, — и осторожно приоткрыл одеяло.
«Доктор», — догадался Сергей Петрович.
Больше он ничего не слышал, но почувствовал, что подмышкой у него защекотали чем-то холодным и приятным.
Позднее Сергей Петрович, как сквозь сон, улавливал отдельные слова. Открывая на секунду глаза, он всегда видел кого-нибудь в своей комнате. Кто это был — он разобрать на мог. Слышал, как над ним кто-то склонялся, поворачивал его с боку на бок, что-то горячее и покалывающее прикладывали к его лопаткам… А однажды, когда его перевернули на спину и поправили подушку, он почти над самым ухом услышал тихий голос парторга:
— Будто полегчало?.. А вчерашнюю ночь я здорово напугался.
Сергей Петрович открыл воспаленные глаза. В комнате были, кроме парторга, Скороходов, Паша и еще кто-то незнакомый. Они стояли у стола и заговорщически шептались.
— Сегодня седьмой день, — говорил незнакомый рокочущим баском. — Бояться, конечно, нечего… Крепкий он старик.
— Да он не такой уже и старик, — громко и, как показалось Сергею Петровичу, с обидой в голосе сказала Паша.
«Молодец», — подумал он о ней.
— После озеленения я приглашал его составить компанию, — услышал Сергей Петрович голос Скороходова. — Если бы тогда зашел ко мне, глядишь, ничего бы и не случилось.
— Водка не помогает, а вредит, — отозвался рокочущий басок.
— Нет, доктор, этого не говорите: водка при такой неустойке — первое дело.
— Чепуху ты мелешь, — вмешался в разговор Скуйбеда.
— Может, и чепуху, — нисколько не обиделся Скороходов, — да вот помогало…
— Тише… Чего вы шумите?! — сердито зашептал доктор.
4
На пятнадцатый день болезни Сергей Петрович сам, без посторонней помощи поднялся с постели и попросил, чтобы его посадили на стул у окна.
В комнате были Скуйбеда, Скороходов и Паша.
За окном стоял яркий солнечный день.
Кривой переулок показался Сергею Петровичу таким просторным и широким, будто бы дома за время его болезни далеко отодвинулись. На земле, взрыхленной пятнадцать дней назад, зеленела молодая, веселая трава.
Сергею Петровичу захотелось есть.
Скуйбеда и Скороходов помогли ему сесть за стол. Паша придвинула тарелку с манной кашей. Сергей Петрович посмотрел на кашу брезгливо и спросил:
— А борща нету?
— Может быть, тебе дать и рюмочку, и малосольный огурец? — засмеялся Скороходов. — День выходной — не грешно и выпить.
— Рюмочки не надо, — улыбнулся Сергей Петрович, — а борща я поел бы.
— Доктор тебе ничего такого не велел.
Паша вложила ему в руку ложку и ласково попросила:
— Ешь, Сережа.
На Паше была темноголубая блузка с пышным белым бантом, та самая, в которой она ходила с Сергеем Петровичем в театр. Лицо у Паши было усталое, но счастливое. Весь отпуск она просидела в комнате Сергея Петровича, уходя домой только поздно ночью, когда ее сменяли Скороходов или Скуйбеда. В больницу Сергея Петровича не отвезли: Паша упросила доктора оставить больного дома. Сергей Петрович поел каши, и Паша подала ему полотенце, помогла вытереть губы.
— Как там у нас в кузнице? — спросил он у парторга, сидевшего с газетой в руках.
— В кузнице? — оторвался он от газеты. — В кузнице Сергей Петрович, хорошо. Только вот за тобой она соскучилась…
Парторг стал припоминать самое интересное, что можно было бы сообщить Дымову о кузнице, но пришел доктор и помешал.
— Браво! — обрадованно сказал он, увидев Сергея Петровича сидящим за столом. — Как говорится, воскрес из мертвых! Благодарите своих товарищей за заботы!
Он подошел к Сергею Петровичу, взял его за руку, попробовал пульс и удовлетворенно кивнул:
— Молодец!
Подошли к столу — Паша, Скороходов, парторг. Парторг легонько тронул Сергея Петровича за плечо и тоже, как доктор, сказал весело:
— Молодец!
Сергей Петрович увидел, что у всех товарищей на лицах написано желание сделать ему что-нибудь особенно приятное, глаза их смотрят на него нежно. И эти товарищи такие родные, что о чем ни попроси их Сергей Петрович, они все для него сделают.
— Крепок!.. Очень крепок!.. — расхваливал доктор Сергея Петровича, подняв ему рубаху и выстукивая грудь. — Такую болезнь перенести — это не шутка.
— А может, Сергей Петрович, на пенсию хочешь? — спросил парторг и опять легонько тронул его за плечо.
— Разве я уже не нужен заводу? — обиделся Сергей Петрович, хотя и понял, что обидеть его парторг не хотел.
— Нужен, Сергей Петрович. Очень нужен! Но я вот на десять лет моложе тебя, и то иной раз устаю. Я думаю, может, ты уже стал сдавать маленько?
Сергей Петрович Дымов выпрямился на стуле, обвел глазами, влажными от счастливых слез, доктора, Пашу, Скороходова, парторга и голосом еще слабым, но, возвещающим, что сила и здоровье к нему вернутся, сказал:
— Если мне руки посмолить, так я самого чорта удержать смогу!
1935 г.
Желание Андронова
Рассказ 1
Городок наш, по совести оказать, небольшой, а желания у жителей очень большие и порой неожиданные и на редкость смелые.
Еще в тысяча девятьсот двадцать четвертом году в центре нашего городка, на главной площади, был открыт театр, а при паровозоремонтном депо — клуб.
Во время перевыборов Совета на собраниях составлялись огромные наказы, в которых избиратели требовали — мостовые, общегородскую столовую, баню, прачечную, автобусы, постройки специально для рожениц нового корпуса при больнице…
Особенно жарко говорили на собраниях о следующем пункте:
— Провести электричество на окраину.
Этот пункт ни в одном кусте не забыли записать в наказ.
Но когда прежний председатель Горсовета Аким Спиридонович Иноземцев приступил к исполнению своих обязанностей, он сказал об этом пункте:
— Что значит провести электричество на окраину? У нас весь город состоит из окраин. Неконкретный пункт!
Впоследствии для председателя оказались многие пункты неконкретными. Ох, и досталось же Иноземцеву, когда подошли перевыборы!
Докладывал он о проделанной работе у железнодорожников. Сначала Иноземцев долго разворачивал предпосылки, говорил о международном положении, потом перешел к нашему прошлому. Только Иноземцев сказал — «сделали мы, конечно, мало, еще много — недостает нашему городу, но я вам напомню кое-что из прошлого»… и тут случилось то, чего он не ожидал.
Токарь Андронов, сидевший в первом ряду, поднялся со стула и сказал сердито и громко:
— Мы знаем не хуже тебя наше прошлое! Рассказывай, что ты сделал?..
Вслед за Андроновым зашумели и в других рядах:
— Расскажи, что сделал?
— Почему не провели электричества на окраину?
— Негде помыться как следует…
Весь доклад Иноземцева прерывался насмешливыми репликами.
Железнодорожники работу Горсовета признали плохой, а Иноземцева — не способным быть на посту председателя. Возмущенный Иноземцев сейчас же после собрания побежал жаловаться секретарю горкома. Секретарь выслушал возбужденный рассказ Иноземцева очень холодно.
— Так говоришь, у железнодорожников кто-то против тебя организовал склоку?
— Определенно, — вздохнул Иноземцев.
— Никакой склоки нет! — сурово посмотрел на него секретарь. — Давно надо было тебя снять…
Сейчас у нас председателем Горсовета Степан Афанасьевич Климов, бывший заведующий райздравом. Очень толковый и энергичный — почти все пожелания избирателей претворяет в жизнь. Но перед желанием токаря Андронова и энергичный Степан Афанасьевич стал в тупик.
2
После октябрьских праздников токарь Андронов, как и обычно, пришел на работу за двадцать минут до последнего гудка. Молча, с низко опущенной головой, он прошел к своему станку, ни с кем не поздоровавшись, и как-то рассеянно ответил на приветствие соседа.
Андронов пользовался в цехе всеобщим уважением. Он был одним из лучших ударников, высококвалифицированным токарем, членом Горсовета.
Не было такого дня, чтобы Андронов, придя в цех, в ожидании гудка не затеял с товарищами разговора и не рассказал, где он вчера вечером был и что видел. А в обед почти всегда собирал вокруг себя кружок и читал газету.
Если в обычные дни у Андронова всегда было много тем для беседы, то после праздников токари ожидали особенно интересных разговоров. Но Андронов всем своим задумчивым видом выражал полнейшее нежелание беседовать с кем бы то ни было.