сказала, пока он корчился от сжигающей внутренности боли.
И, опомнившись, злясь на себя, на то, что расслабился и сболтнул лишнего, добавил:
— Поставила королева, когда я стал телохранителем.
— На кого угодно такое не ставят, — заметила Вельмина, — кого ты охранял?
— Министра Вельфора.
— Первый раз о таком слышу…
Итан посмотрел сквозь ресницы на Вельмину. Этот разговор… он ведь почти проболтался. В общем, не нужно больше так откровенничать. И, конечно же, никакого Вельфора не существовало.
Садясь на кровати, Итан перехватил руку Вельмины, на которой сдуру поставил такой синяк. Тогда он словно провалился в вязкую темень, и только одна мысль трепетала в пламенеющем мраке: никто и никогда больше не будет его бить.
Вельмина дернулась всем телом, отшатнулась, и ее личико исказил страх. Ну, конечно. Что она может думать, когда этот громила снова начинает хватать за руки? Вряд ли что хорошее.
— Подождите, — он торопливо накрыл ее запястье ладонью, — госпожа де Триоль… простите меня. Это так отвратительно глупо вышло… и мне… я не хотел, чтоб вот так… и я тогда сказал правду, что эта травка мне нужна.
А потом, сам неожиданно для себя, погладил это тоненькое запястье. Кожа Вельмины была шелковой и нежной, и ему вдруг захотелось поцеловать ее маленькую ручку. Итан одернул себя.
«Лессии тебе мало оказалось?»
— Т-ты, — пролепетала Вельмина и все-таки выдернула руку из его пальцев, — ничего… тебе тоже досталось.
И вымученно улыбнулась. А в глубине глаз цвета шоколада Итан увидел страх. Этот страх — перед ним — да и перед совершенно неопределенным будущим — трепетал, бился, словно пойманная птица в силках. И именно поэтому Вельмину захотелось просто обнять, прижать к себе и прошептать, зарываясь носом в темные локоны, что все будет хорошо.
О, боги, какой он неисправимый идиот.
Или даже непонятно, как это назвать.
Последние годы с Лессией было так отвратительно, что Итан совершенно уверился в том, что — если когда освободится — на женщин ещё долго смотреть не сможет без содрогания.
А тут, ну надо же, за ручку держит… И никакого отвращения, в общем-то не испытывает. Более того, где-то в темной глубине его существа просыпается странное, неуместное желание, утащить куда-нибудь эту хрупкую куколку, чтобы никто и никогда не причинил ей вреда.
Вельмина смотрела на него, как зачарованная, и в ее глазах плескался самый обыкновенный страх. Она видела в нем опасного, неконтролируемого хищника… Да и, в общем-то, была близка к истине. Человек, в которого подселили суть дракона, уже никогда не будет прежним.
— Я пойду, — выпалила она, опомнившись, — ты… пожалуйста, приходи на обед. Если тебе неприятно видеть Солветра, то он будет обедать в другом месте.
И выпорхнула прочь, даже не дождавшись ответа. Выглядело это как бегство.
***
Прошло еще два дня, и все, казалось, устаканилось. Ρанним утром Итан стоял у кованых ворот особняка, провожая Тавиллу и Солветра, которые отпросились у Вельмины повидать сына. Вельмина не возражала, лишь попросила, чтобы Тавилла позаботилась о съестном, самом простом. В конце концов, Вельмина всегда может заказать еду в ближайшем ресторане, но будет лучше, если в доме все-таки будут запасы. Тавилла провела ревизию кладовой, что за кухней, доложила о том, что умереть голодной смертью просто невозможно — потому что и копченый окорок висит, и колбасы, и сыры, — и засобиралась в дорогу.
Глядя, как Солветр грузит в самоходную повозку чемодан, Итан не грустил, да и не радовался. Он даже сам удивлялся, отчего ему безразлично, присутствует ли скорый на расправу старикан в доме, или нет. Все эти дни он тихо наслаждался покоем, воцарившемся в доме де Триолей. Он закончил ремонт стеллажей в библиотеке, расставил книги, а затем перешел к ремонту кабинета. Стал замечать, что работа с деревом получается все лучше и лучше, руки, привыкшие держать только оружие, привыкли и к молотку, и к зубилу, и к стамеске. Итану даже нравилось то, чем он занимается — ощущение гладкой древесины под пальцами, тяжесть инструмента в руке, то, как мало-помалу начинает слушаться его дерево.
Несколько раз к нему заходила Вельмина — про себя он называл ее именно так, по имени, а не какой-нибудь «госпожой де Триоль». Она придвигала себе стул, садилась, и они просто разговаривали. О чем? Вельмина никогда не приставала с расспросами. Они разговаривали о пустяках и скупо, очень осторожно, делились воспоминаниями. Итан пытался вспомнить какие-нибудь забавные случаи из жизни придворных, старательно обходя стороной все анекдоты, которые ходили про Кельвина де Триоля. Вельмина рассказывала о том, что нового в алхимии живого, и что ей осталось совсем немного, чтобы трансформировать мышку в кошку. Было видно, что Вельмина копается в своих пробирках исключительно от нечего делать, чтобы заполнить ту пустоту, которая царила в сердце. Итан как-то даже заметил, что, по его скромному мнению, алхимия не должна быть смыслом жизни молодой и привлекательной женщины. Почему бы Вельмине не отправиться в путешествие, чтобы повидать мир? Поехать в тот же Аривьен, говорят, там много интересных вещей, созданных на основе алхимии неживого.
— А ты много видел? — вдруг спросила Вельмина, — мне почему-то кажется, что ты много где бывал…
Итан замялся. Потому что на самом деле, он не бывал вообще нигде, кроме дворца Лессии, а во дворце его пребывание частенько ограничивалось спальней и темницей. Признать это оказалось больно: выходит, он прожил пол-жизни, и только сейчас впервые ступил на порог жизни настоящей, лицом к лицу с миром, созданным богами.
— Я не многое видел, — сказал он честно, — но хотел бы попутешествовать.
— Когда ты уйдешь отсюда, у тебя будет эта возможность, — ответила Вельмина и почему-то сделалась грустной. Вернее, она изо всех сил делала вид, что все хорошо, но было видно, что это не так.
— А насчет моей алхимии… Понимаешь, — тут она посмотрела ему прямо в глаза, — когда выяснилось, что жизнь моя здесь будет пустой, я попросила Кельвина дозволения занять себя хоть чем-нибудь. Из всего мне была интересна алхимия живого, и он не стал возражать.
У Итана так и вертелось на языке, почему Вельмина не завела любовника, или даже парочку, но он промолчал. Пожалуй, ему самому было бы неприятно, поступи Вельмина именно так. Зачем тогда спрашивать?
И вот теперь, стоя у ворот, он провожал взглядом неспешно удаляющуюся повозку, которая уносила Тавиллу и Солветра. Теплый весенний ветер гладил лицо, а