Но что он знал о том, как удержать такую женщину, как Илзбет? Благовоспитанную дочь лэрда, которая росла в большой и любящей семье? Что он может ей предложить, чтобы она захотела остаться с ним после того, как не станет опасности, угрожающей ей сейчас? Он доверенное лицо короля, но все может измениться, стоит ему сделать хоть один неверный шаг или сказать не то слово. Больше нет даже клана, который он мог бы назвать своим. Конечно, он мог воспользоваться своими деньгами и купить небольшое имение. Но он не знал, как сделать его прибыльным, чтобы обеспечить Илзбет те условия, к которым она привыкла. Честнее всего отправить ее назад к родным, как только минует опасность, но это разобьет ему сердце.
Саймон покачал головой — что за сентиментальный вздор! Он нежно поцеловал Илзбет в плечо на прощание и вышел из спальни. Он предупредил ее, что король требует его к себе. У него было стойкое ощущение, что зовут его совсем не для того, чтобы поблагодарить за усердный труд. При дворе ходили слухи, ставящие под сомнение его честность, а король отнюдь не слеп и не глух. Шагая по улице, Саймон пытался придумать ответы на вопросы, которые, как он был уверен, ему зададут.
К тому времени, как его провели к королю, Саймон уверился, что сумеет успокоить королевский гнев или подозрения, вызванные слухами. Но одною взгляда на рассерженного монарха оказалось достаточно, чтобы усомниться — не слишком ли он уверен в своей безопасности. Похоже, он пропустил мимо ушей какую-то сплетню, куда более опасную, чем те, что слышал. Вот, значит, как: его вызвали на допрос, потому что сомневались в его честности. И это после стольких лет безупречной службы! Саймон едва сдерживал гнев.
— Мне не нравятся слухи, которые до меня доходят, Саймон, — заявил король.
— Сплетни при дворе дело обычное, ваше величество, — ответил Саймон.
— Но не такие, которые заставляют меня думать, что человека, который олицетворял собой правосудие, подкупили!
— Таких сплетен я не слышал, сир! — воскликнул Саймон.
Внутри его клокотала ярость.
— Не слышали? А говорят, вы очень близки с семейством Мюррей, с кланом, который запятнал себя родством с этими предателями, Армстронгами из Эйгбаллы. Говорят, что женщина, убийца Йена, свободно разгуливает по городу, а вы, кажется, не в состоянии её найти. Я вспоминаю, как вы дважды покидали мой двор ради того, чтобы помочь Мюрреям, которых обвиняли в убийствах. Что, по-вашему, мне думать? Этого достаточно, чтобы сомневаться в вашей беспристрастности и способности встать выше дружбы.
— Ваше величество, я действительно помог оправдать и Джеймса Друммонда, и Торманда Мюррея. Не стану отрицать. Могу лишь поклясться честью, что сам привел бы их на эшафот, если бы выяснилось, что они виновны в том, в чем их обвиняли.
Король смотрел на него, прищурив глаза, и Саймон понимал — король тщательно взвешивает его слова, точно сомневается в нем. Возможно, гнев все-таки чувствовался в его голосе.
— Я найду того, кто убил вашего кузена, и того, кто замышляет недоброе против вас. Даю слово. Кто бы ни оказался — он или она будут доставлены к вам для совершения правосудия.
Вздохнув, король потер висок. Очевидно, разговор был неприятен и ему самому.
— Почему же, Бога ради, эта женщина разгуливает по городу, переодевшись монашкой?
— Не разгуливает. — По крайней мере в данный момент, надеялся Саймон, вознося молитву, чтобы так и было. — Один человек видел какую-то монашку. Он настаивает, что это была Илзбет Армстронг, и теперь она всем мерещится на каждом углу, в каждом переулке. Не думаю, что Илзбет Армстронг в городе, но мои люди ее ищут.
— Люди видели, как в город въехала монахиня с двумя детьми, а еще говорят, что видели вас с двумя детьми, причем вы заявляли, что они ваши.
Саймон выругался про себя. Кто-то видел, как они приехали. Единственное, что утешало — из слов короля было ясно, что тот, кто заметил Илзбет, не видел, как она вошла в его дом, да и к детям не приглядывался. Кто бы ни был этот распространитель слухов, он явно пытался связать его и Илзбет, чтобы прибавить ему забот. Тогда, глядишь, будет не до поисков настоящих изменников!
— Мужчина, с которым я тогда поссорился, пытался увести с собой маленькую девочку. Ее брат и какая-то служанка хотели ему помешать. Я сказал, что дети мои, чтобы он отстал. Этот человек хотел взять девочку отнюдь не из добрых побуждений, сир. Если это были те же самые дети, которых привезла монахиня, они мне ничего об этом не сказали. Служанка убежала по делам — дети были не ее. Я узнал, кто их горе-отец, который выгнал их из дому; он живет в нашем городе. Я обязательно спрошу их про монахиню. Моя экономка, Старая Бега, взяла детей под свое крыло, поэтому сейчас они находятся в моем доме.
— С того самого дня, как мне вас представили, Саймон, вы не ведали пощады к тем, кто преступал закон, и узнавали правду, чего бы это ни стоило. Так заткните же рты тем, кто распускает слухи, которые пятнают ваше славное имя. Найдите того, кто убил Йена, и приведите ко мне предателей! Сделайте так, чтобы ни у кого не осталось сомнений в вашей честности!
Саймон в ярости выскочил из кабинета короля. Он пытался успокоиться, спрятать свой гнев от тех, кого встречал на пути, но напрасно: ум был в смятении, сердце бешено колотилось. Лучшее, что он мог сделать, — это спрятать чувства за маской пустой придворной любезности.
Ему хотелось что-нибудь разбить. Когда на его пути встал Хэпберн, вынудив остановиться, Саймону пришлось сцепить за спиной руки. Иначе он отвел бы душу, избив негодяя так, чтобы тот не смог больше считаться красавцем ни сейчас, ни в будущем. Хэпберн поспешно отступил, и Саймон понял, что его ярость прорвалась таки наружу.
— Хотели со мной поговорить, Хэпберн? — спросил он.
— Я подумал, вдруг вам интересно, что о вас болтают? — ответил Хэпберн.
— Я слышал сплетни. Какое мне до них дело? При дворе вечно что-то болтают. Слухи редко заслуживают внимания.
— Вы так считаете? Но должна же быть причина, почему об этом заговорили и продолжают говорить?
«И причиной тому то, что ты их подогреваешь», — подумал Саймон. По правде говоря, он подозревал, что источником слухов как раз и является Хэпберн или кто-то из его приспешников.
— Да? Но также говорят, что вы уже не страдаете из-за предательства невесты. Говорят, вы нашли утешение в объятиях не то Элис Мюр, не то Дженет Кьюлин или Маргарет Скин.
Саймон с удовольствием отметил, как смутился Хэпберн. Особенно из-за того, что у Дженет и Элис имелись мужья. Не иначе, думал Саймон, Хэпберн испугался, что придется дорого заплатить за украденные радости.