– Твоему отцу сейчас было бы стыдно видеть тебя, – наконец произнес он и вышел из шатра, из-за полога донеслось окончание фразы: – И деду.
– Отец всего не понимал, – вздохнул бывший Иван Царевич.
На выходе из шатра богатыря встречал запыхавшийся баюн.
– Колываша, здравствуй, – расплылся в улыбке чудовищный кот.
– Сбежал. Аленку бросил.
– Да что я мог сделать, – вздохнул кот, – ты же знаешь, я против такой толпы бессилен. Меня бы первым порвали в клочья. Я же в их глазах хуже любого православного. И кого волнует, во что я верю или не верю. Я же враг почище этого пророка вашего.
– Ты Алену бросил, ее чуть не убили.
– Да не мог я ничего сделать, слишком их много было.
– А ну брысь с глаз моих!
– Ну не сердись, – взмолился кот, – ты же понимаешь, что я тут ни при чем, просто тебе надо на ком-то отыграться… Как этот пророк, готов своих людей выделить?
– Держи карман шире, – расстроенно бросил богатырь. – Как Аленка?
– Нормально, – поспешил сообщить кот, – я ей рану зализал. Потом чистым платком перевязали. Нога – не живот и не сердце, девочка жить будет.
– Будет она жить или нет, это сейчас не только от раны зависит, – вздохнул богатырь. – У нас около сотни городской стражи. И все. А в городе несколько тысяч сторонников Перуна сейчас вооружаются в северном арсенале. Оружие там старое, но справное.
– Бежать будем?
– Нельзя нам бежать, – нахмурился защитник княгини, – на нас вся Русь смотрит.
– Тогда есть еще один вариант: надо позвать галичан.
– Хрен редьки не слаще, – выругался богатырь, – еще не хватало свой город чужакам отдавать на разграбление.
– Есть другие варианты? Я не вижу.
– Я тоже… – Богатырь тяжело вздохнул, долго раздумывая. – Беги за Лютополком.
Совет оставшихся верными княжескому трону выглядел жалко. Кроме Колывана и Аленушки присутствовали только глава стражи Митрофан и объявившийся недавно боярин Полкан. Никого из киевской знати и богатеев не было, все замерли в ожидании, чем окончится первый день бунта. Бунтовщики уже пытались взять штурмом южные ворота, но откатились с потерями, оставшиеся верными стражники сумели удержаться. Правда, пришлось бросить южный арсенал, но, отступая, стальные ворота закрыли накрепко, а вход завалили. Город был прочно под властью бунтовщиков. Жрецы Перуна вершили суд над сторонниками новой веры – теми, до кого успевали добраться. Вести из Киева приходили поистине страшные. Настроение у всех было подавленное.
– И все же у жрецов не такая уж и большая поддержка, как они ожидали, – сообщил Полкан. Он сумел ускользнуть, слившись с толпой бегущих купцов, и воспользовался тайным ходом, известным только ему. За время, пока он добирался до лагеря пророка, старый сыскарь умудрился собрать кое-какую информацию.
– Они сторонников с глухих деревень свозили в город, тихо. Мы видели, но думали, это в честь предстоящего праздника. Никто не ждал, что они на открытое выступление решатся.
– Да их недовольство было настолько заметно, что только слепой мог не увидеть! – вспылил Митрофан.
– Ну и что – недовольство, – рассердился Полкан, – они уж лет пятьдесят недовольны. Они и Владимиром были недовольны. Тоже новость. Недовольство и бунт – разные вещи.
– Я докладывал. Надо было гнать этого проповедника с его богом и крестами.
– Великая княгиня запретила, – вмешался в разговор Колыван.
– И зря. Чего она в нем нашла такого… не понимаю. Слушает как соловья. По мне – так такой вздор несет…
– Не нашего ума дело, что она нашла. – Колыван не хотел раскрывать личность проповедника. Было странно, что его никто не узнавал. Да, Иван Царевич изменился весьма сильно, но все же… А боярин Полкан? У него же цепкий взгляд.
Разговор прервал вошедший в палатку галицкий воевода.
– Доброго вечера всей честной компании… – Лютополк сел на стул, не спрашивая разрешения, и закончил фразу, озорно улыбнувшись. – Желать не буду.
– Такой душка, – вздохнул Колыван.
– Да ладно, дед, – осклабился Лютополк, – все взрослые люди, всем все понятно. Вас прижали, и прижали крепко. А мечи есть только у меня. Хотите, чтобы я порубил в капусту ваших бунтарей? Это нам раз плюнуть. Тем более даже город штурмовать не придется, ворота в ваших руках. Только у меня есть одно условие. Выполните его, и город завтра будет ваш.
– Что за условие? – буркнул Колыван. Наглость галичанина ему совсем не понравилась.
– А вот княгиню хочу в жены себе, – снова оскалился воевода.
– Ах ты, охальник, она же дитя еще!
– Ой, да ладно – сколько ей уже, тринадцать? Самый сок.
– Двенадцать.
– Один ляд, – махнул рукой Лютополк, – у царей да князей – не как у других людей, бывает, что и совсем детей женят.
– Не забывайся, – осадил его Колыван.
– Нет? – Лютополк с улыбкой осмотрел собравшихся, особенно задержав взгляд на Аленушке, – ну как хотите. Посмотрим, что мне предложат ваши жрецы.
– Не слушай его, девочка. – Колыван поглядел в упор на воеводу: не думал, что придется прибегнуть к этому средству, но, похоже, пришло время действовать «пушистику».
Какое-то время ничего не происходило, потом глаза Лютополка стали стеклянными, взгляд его вперился прямо перед собой, рот приоткрылся.
– Вот так, – довольно произнес богатырь, – а то будет тут условия нам ставить.
– Это не я, – жалобно пискнул из угла баюн.
– Как не ты?
– Не он, – рассмеялся вдруг Лютополк, его лицо снова приобрело нормальные, ехидные черты, – видели бы вы свои лица!
– Одного ты же можешь… – растерялся Колыван.
– Не его, – виновато произнес кот, – его не могу.
– Почему?
– Он не пища, – попытался объяснить баюн, – он сам хищник. Такой же, как я… только другой.
– Тихо-тихо, киса, – тон воеводы стал угрожающим, – ты же не хочешь открыть другим наш маленький секрет? Не советую.
Лютополк снова оглядел притихших людей.
– Подумайте над моим предложением, времени у вас мало. Если южные ворота возьмут бунтовщики, штурм станет затруднительным. Цена вырастет многократно. Одно дело войти в город, совсем другое – штурмовать стены.
Никто не решался ничего сказать, все почему-то посмотрели на Аленушку. Девочка была бледна, рана в ноге еще болела, но она подняла свой взор прямо на Лютополка.
– Нет.
– Нет так нет. – Картинно вздохнув, воевода сделал вид, что собирается уходить.
– Стоять, – холодно распорядилась Аленка, – сейчас ты идешь в лагерь и приводишь войско сюда. После чего давишь бунт в городе.
– Вот как, – улыбнулся Лютополк, – пообщалась с пушистиком, думаешь, теперь можешь сама так же? Прости, милая, не сработает.
– Ты, похоже, не понимаешь, что жив только потому, что за твоей спиной стою я. – Девочка говорила так взросло, что Колыван пораженно глядел на свою подопечную. – Ты для всех чужой. Ты не нужен ни жрецам, ни князьям. Князья тебя своим не признают. Забыл, что сюда идет целое войско? Сколько у тебя полков? Четыре?
– Пять.
– Четыре, – с нажимом произнесла Аленка, – я сама слышала, как князь Даниил говорил, что пять неполных полков еле на четыре полных тянут, а свежих сил к тебе не поступало.
– Неплохо для девчонки; но что с того?
– А то, что у остальных князей войско втрое больше и скоро оно будет здесь.
– Ты доживи хотя бы до завтра…
– Меня не будет – и тебе не жить. Я твоя единственная заступница. Если ты этого не понимаешь, то слишком глуп, чтобы быть мне полезным.
– Хорошая попытка, мелкая, – ухмыльнулся Лютополк, – но ты не учла, что я могу перейти к жрецам. Мои полки плюс их сторонники – этого хватит, чтобы удержать Киев. Здесь крепкие стены.
– Оборотник перейдет к жрецам Перуна! – улыбнулась Аленка. – Хотелось бы на это посмотреть… Они даже Вольгу пять раз пытались сжечь.
– Откуда ты все это знаешь?
– Знаю. Никто не обращает внимания на маленькую девочку, а я слушаю. Итак, повторяю княжеский указ: собрать войска и подавить бунт.
– Проболтался все-таки… – бросил сердитый взгляд на баюна воевода.
Лютополк молча покачался на стуле, раздумывая над сложившейся ситуацией.
– Ты мне нравишься, мелкая: дерзкая стала. А еще недавно такая девочка-припевочка была. Это мы с пушистиком на тебя так хорошо влияем.
– Да, и еще раз назовешь меня так, велю отрубить тебе левую руку. Я великая княгиня, помни об этом и знай свое место.
– Сколько ей лет? – тихо спросил Полкан у богатыря так, чтобы никто не слышал.
– Это дочь Владимира, внучка Финиста, – так же тихо ответил верный страж, – характер должен был проснуться. Но так рано я не ждал.
Вечером Колыван зашел в шатер, который выделили для княгини; девочка была бледна, сказывалась недавняя рана, но держалась хорошо.