помощью, — так и ум, пребывая в жилище ведения и радея о [своих] помыслах, если видит сатанинский прилог, пытающийся совершить насилие над ним, возносит свои умозрения от мира сего и притекает к Богу, являя Ему воздыхание свое. И Господь, не пренебрегающий стенанием нищих и воздыханием убогих (см. Пс. 11, 6), принимает дары ума и усвояет Себе все расположение его. Тогда душа сразу становится троном Бога, а жилище бедного ума смотрится как хоромы Царя. Ангельское войско посылается против бесовской фаланги и карает [бесов за беды] души.
4. Если мысли души бодрствуют, то сияние Духа наполняет ее всякой славой, но если ум нерадеет об исследовании самого себя и становится ленивым в Божественном размышлении, то помыслы порока поднимаются в сердце, заволакивая ум покровом тьмы. Тот, кто болеет недугом [духовного] невнимания, подчиняется уделу неразумия, незаметно отступает во мрак любви к чувствам, отлагает любовь к Божественному Свету, отделяется от [правого] разума, лишается ведения и оказывается в области страстей. Тогда помышления его начинают трудиться над возделыванием пороков и помыслы его, словно муравьи, расползаются по чувствам, собирая мысли пагубной похоти.
5. Этот напор неразумного [начала] души прекращает трезвение вкупе с молитвой. Трезвение есть окончание кружения [души]410, управление [своими] помыслами, [бодрственное] состояние ума и движение разума411. Трезвение есть чистота ума, [благочестивое] устроение нравов, бодрствование души, сила [духовного] делания, неподвижность для плотского разжжения. Трезвение упраздняет развлечения души, [направленные] на земное412, а молитва делает эту душу возносящейся горе, к небесному. Трезвение рассматривается как место Божие [во время мира], сторожевая башня души, в которой обитает Бог и о которую сокрушаются и ломаются все стрелы мирской похоти. Ибо пророк говорит: «И бысть в мире место Его и жилище Его в Сионе. Тамо сокруши крепости луков, оружие и мечь и брань» (Пс. 75, 3–4)413.
Там, где трезвение становится зримым, там и памятование о Боге сокрушает, словно [вражеские] доспехи, забвение [Его], уничтожает неведение [Бога], словно меч [вражий], и нерадение [о Божественном], словно брань. Они суть могущественные силы страстей, ими [эти страсти] возбуждаются и к ним возвращаются414. Трезвение делает ум предстоятелем перед Богом, а Бога, в свою очередь, являет Созерцателем ума415. Ибо [Писание] гласит: «Заутра предстану Ти, и узриши мя» (Пс. 5, 4). [А это значит: ] «Утром в молитве представлю пред Тобою первую мысль мою, а Ты управляющей силой даров Своих воззри на меня, даруя мне молитву нерассеянную, радость духовную, мысль, чуждую мечтаний, истинную любовь, кротость души и мир сердечный». Трезвение делает ум созерцателем Бога. Бог, являя Себя Моисею, глаголет ему: «Се место у Мене, и станеши на камене… и положу тя в разселине камене… и тогда узриши задняя Моя» (Исх. 33, 21–23). Трезвение есть место, приближающее к Богу; посредством него ум, удостоившийся стояния на камне веры, помещается в непостыдной надежде, от которой он восходит к священной любви и видится как идущий позади Бога, поскольку оббживающая сила утверждает мысль души в благочестивой памяти Божией416.
6. Трезвение тщательно следит за проявлением в душе чудесных видений и воспринимает ведение тайн, изрекаемых в уши мысли. Великий Григорий, заимствуя слова [пророка] Аввакума, показывает это, говоря: «На стражи моей стану, и посмотрю», и узнаю, что «еже видети, что возглаголет во мне» (Авв. 2, I)417. Под «стражей» пророк подразумевает трезвение ума и безмолвие мысли, в котором рождается вследствие [своей] предельной чистоты и неподдельности ведение неизреченных [тайн], и оно делается явным для души. Трезвение ума называется «стражей», поскольку оно убеждает душу ухаживать и заботиться о своих листьях418, или частях, ибо когда помыслы души собираются вместе к ее уму, а ум, в свою очередь, не удаляется от сердца, но устремляется к нему, лелея попечение [о горнем] и ища Царства Божия, тогда таковое усердие и попечение становится стражем частей души, через самого себя соблюдающим достоинство главнейших добродетелей419. Трезвение постигает страх Божий, порождает отдохновение от скорби, является повивальной бабкой при рождении [духовного] восхождения и экстасиса420. Ведь сам пророк изрекает: «И убояся сердце мое от гласа молитвы устен моих, и вниде трепет в кости моя, почию в день скорби моея, да взыду в люди пришельствия моего» (Авв. 3,16). И опять: «Господи, услышах слух Твой, и убояхося; Господи, разумех дела Твоя, и ужасохся» (Авв. 3,1–2)421. Он говорит, что, слившись с самим собой и оказавшись в самом себе, а также отстранив от себя мысль о всем, что окрест меня, я узрел схватку сродного в [своей] душе422; увидел я и злоумышления и козни неразумных страстей против Божественных добродетелей, возвеличивание [различных видов] гордыни против ведения Божиего, сопротивление вражды миру, беснование возлюбившего порок безумия, свирепствующего на душу, притворное содействие [душе, подвизающейся] в добродетелях, порока, [скрывающегося] под личиной [добра]. И когда узнал я не проявляющееся явно уничтожение и коварное рассеивание сущности ума и всякое другое многообразное движение лукавых духов, тайно сплетаемое и незримо распространяемое, [чтобы опутать] разумную способность [духовного] различения, то «убояся сердце мое» и «вниде трепет в кости моя» (Авв. 3,16).
7. И это потому, что человек, молящийся устами и языком поющий псалмы, но в сердце своем сожительствующий с пороком, устами приближается к Богу, но сердцем далеко отстоит от Него423. Вследствие чего я был устрашен [своим] тайным общением с врагом, хотя и был предназначен стать общником Божиим, а поэтому приведена в смятение сила моя. Однако через хранение ума я был научен, что схождение Бога Слова к человеку произошло ради того, чтобы разумное [начало] души было освобождено от неразумного рабства страстей, а отнятая врагом власть вновь была дарована человеку, чтобы он, освободившись от многих скорбей и стяжав отдохновение, мог мужественно противостоять греху и в чистоте служить живому Богу. Поэтому через Вочеловечивание Бога Слова я восхожу к отрицанию плотского наслаждения и расторгаю узы сладострастия. Ведь если я, таинственным образом услышав о Божественном Вочеловечивании, устрашился вследствие невыносимой силы Божества, то, с другой стороны, постигнув [чудные] дела этого спасительного Домостроительства, исшел [из самого себя] вследствие беспредельного богатства Божественной Доброты.
Трезвение есть путь Божий и движение к Истине. Давид и Исаия научают этому: первый молясь о том, чтобы [Господь] руководил им на пути к этой Истине, а второй увещевая народ приготовить [такой путь. Ибо говорится]: «Настави мя, Господи, на путь Твой, и пойду во истине Твоей» (Пс. 85, 11) и «Глас вопиющего в пустыни: уготовайте путь Господень, правы сотворите стези Его» (Ис. 40, 3). Ведь если