Читать интересную книгу Сказания древа КОРЪ - Сергей Сокуров

– Да погоди! – прервал страстную речь рудознатца Хрунов. – Что ты предлагаешь? Ну, минет пять лет, что измениться? К этому и вернёмся. Не понимаю: сидеть на золоте и лапу сосать.

Золоторёв, хотя и был ростом меньше Андрея и вровень с Хруновым, сумел посмотреть на них свысока.

– А вот что, принимаем крепкое решение. В церкви поклянёмся. Пока будем разрабатывать россыпь своими силами, осенью да зимой, малым числом наёмных старателей, вроде моих. Ставим шахту, где укажу, при ней вашброд, для промывки шлиха. Крестьян будем привлекать по очереди, когда с хлебными делами покончат. И не станем обижать, платим как наёмным. Эту дурную прибыль – в банк. Как накопится сумма, достаточная для покупки новой вотчины, переводим туда крестьян. Только после тутошнюю золотую полосу – всю под разработку: и россыпи и жилы.

Установилось молчание. Нарушил его Хрунов:

– Надо подумать.

Корнин допил остывший чай.

– Я уже подумал.

На второе лето Андрей Борисович принял от нанятой в Аше артели строителей большой, в два этажа, дом из соснового бруса, на каменном цоколе, с каменными же колоннами. И покатил дормезом за женой, годовалым сыном и Таней. За зиму оформили в Уфе заявку на прииск. Клятву в церкви посчитали ребячеством, но золото так и осталось лежать там, где закопал его Плутон. Старатели, привезённые Золоторёвым в Борисовку, пожили на господских хлебах и разошлись весной кто куда, дав слово собраться здесь, кода начнутся разработки.

Глава VIII. Неожиданный гость

Антонина сидела перед раскрытым на пруд окном в чепце и халате. На подоконнике лежал раскрытый на пятом месяце календарь за текущий 1826 год. С глинистых берегов склонялись над водой, зацветающей ряской, серебристые вётлы. Затопленная у гнилых мостков плоскодонка вспоминала, наверное, четверых братьев и трёх сестёр, когда они были детьми. По пологому склону противоположной стороны пруда поднималась к холмистой гряде осиновая рощица. Её огибал просёлок, ведущий в Арзамас. Закатное солнце висело низко.

Женщина не могла понять, что творится с ней. Её охватывало приятное волнение, когда она смотрела на просёлок. Ведь если и ждать звона колокольчика, то с противоположной, волжской стороны. Только кого оттуда ждать? Последнее письмо от брата Андрея, с припиской Александры и каракулями шестилетнего Борьки, почта доставила в Ивановку недавно. Заодно пришли деньги. Владелец вотчины на Аше-реке аккуратно и щедро выплачивал старшей сестре содержание, избавляя её и немногочисленную, праздную дворню от мыслей о хлебе насущном.

Брат описывал большое и сложное хозяйство на Аше-реке, дом – полную чашу, семейное гнездо – дружное, весёлое, беспокойное. Изобретательная на выдумки, неугомонная Аксандра переносила в предуральские дебри образ великосветской жизни, как понимала его по французским романам и рассказам уфимских дворян, побывавших в столицах. Владетели редких поместий, разбросанных между Уфой и Челябинском, затаив в себе чёрную зависть, опять стали сворачивали в Борисовку, проезжая через Ашу. В доме не умолкала музыка, столы ломились от снеди, лакеи не успевали подавать вино из подпола. Даже неожиданная смерть Александра Александровича не прервала этот бесконечный праздник, лишь приглушила его на время и разорвала на два акта траурным антрактом.

Андрей не поскупился на подробности этого печального события.

Дед наследника имения увлёкся золотоискательством. Напарника нашёл не в Степане Михайловиче, который неделями пропадал с ружьём в горах, оставляя Таню исполнять роль второй мамы племянников, с Божьей помощью пополнявших население усадьбы. Страсть барина разделил пожилой старатель Нилыч. Когда Золоторёв распустил артель, он с сотоварищами покинул сельцо, но заболел в дороге и вернулся просить убежища у своего благодетеля. Тот по старой дружбе снял для него в богатой избе угол. Там и обнаружил его томящийся золотой лихорадкой Хрунов. Пожилым людям, старателю и барину, рыть шурфы и дудки было не по силам. Тогда они принялись расчищать старые горные выработки, не заботясь о восстановлении деревянной крепи. В зимнюю оттепель в одном из шурфов обвалилась рыхлая стенка. На забое в это время ковырялся Хрунов.

С потерей тестя работы Андрею Корнину в хозяйстве прибавилось. Золоторёв, кроме как цветником перед домом и своими горами, ничем не интересовался. Так что ждать гостей со стороны Волги хозяйке Ивановки не приходилось.

Антонина отошла от окна. И вернулась. И в это у минуту из-за рощи, со стороны Арзамаса, выкатила большая дорожная карета. Приседая на задние ноги, кони сдерживали тяжёлый экипаж на спуске, а возница, натягивая вожжи, помогал гривастым, копытным зверям. Рядом с ним, на козлах, сидела барышня в дорожном платье, закрытом по подбородок, в вуальке, спущенной с узких полей женского цилиндра. Похоже, место кучера занимал барин. Одет, как одеваются дворяне – в плаще с пелериной, в шляпе с широкими полями. Заворачивает к дому. Становятся различимы черты узкого, смуглого лица; клок светлых волос выбивается из-под головного убора. Батюшки, никак Сергей! Пожилая женщина опрометью бросилась через комнаты на крыльцо.

А добротный дормез, проскочив новые, но, как всегда, распахнутые ворота, уже катил к крыльцу, огибая дерновый круг с молодым вязом по центру.

– Антонина, сестрица! Жива! – третий брат соскакивает на землю. В глазах радость и беспокойство; обняв сестру, шепчет. – Убери дворовых! Пусть разойдутся.

Хозяйка имения от радости сама доброта:

– Ну, ну, дети мои, будет. С дороги Сергей Борисыч. Отдохнёт, выйдет к вам, а от меня ведро бражки.

Люди, предвкушая угощение, разошлись по избам. Только конюх Архип, зная свои обязанности, остался у лошадей.

– Здесь распряги, карету оставь у крыльца, – приказал приехавший и подал руку барышне, помогая ей сойти на землю. Представил женщин друг дружке. – Антонина, моя сестра, я тебе рассказывал… Моя жена Дарья, прошу любить и жаловать.

Молодая женщина смущённо улыбалась, снимая дорожные перчатки и поправляя цилиндрик с вуалькой. Светло-русая коса при этом вывалилась за плечо. Даша вдруг по-детски рассмеялась и решительно обнажила головку. В эту минуту Антонина её уже почти любила. На поклон невестки ещё ниже опустила голову, но обнять не решилась, заробела перед городской. Гусар при этом поднялся крыльцо, снял «боливар». Теперь стало видно, что волосы его отбелила ранняя седина. Входя в дом, он пропустил женщин, перекрестился и ступил за порог.

Пока сестра хлопотала с ужином, а жена приводила себя в порядок в предоставленной молодым комнате, блудный сын задумчиво обходил родное гнездо, повторяя: «Четырнадцать лет. Подумать только, четырнадцать лет не был дома». Перед тем как удалиться на кухню, Антонина, на расспросы Сергея о близких, поведала скороговоркой многое из того, что мы знаем из предыдущих глав.

Вдруг Сергей спохватился, вышел к карете, оставленной у крыльца. Осторожно постучал в дверцу костяшками пальцев. Дрогнула плотная штора за стеклом. Щёлкнул замок. Сергей огляделся и, приоткрыв дверцу, исчез, как в пещеру нырнул. Двор в этот час уже покрывала вечерняя тень. Пробыв в карете с четверть часа, барин, исполняющий обязанности кучера (и, видимо, какие-то другие, более сложные и таинственные), так же бесшумно выскользнул наружу, сопровождаемый щёлканьем замка. В дом возвратился озабоченным.

Пока сидели за столом втроём, уроженцы Ивановки вспомнили время, «когда живы были батюшка и матушка». Потом разговор коснулся военного времени. Ротмистр поведал о последней встрече братьев в винном погребе Сиверского городка. Улыбаясь воспоминанию, вынул из дорожной сумки завёрнутый в холстину обрубок серебряного блюдца свыцарапанным на металле инициалом «С»; рассказал о пророчестве маркитантки. «Андрей мне такой же кусок показывал, «аз» на нём, – заметила Антонина, повертев в пальцах реликвию и возвращая её брату, – Он свой как зеницу ока бережёт». – «Только вот с «кор» у меня осечка вышла, – делано вздохнул брат, – Как был «сыном Борисовым», так и остался». Сергей не стал посвящать сестру в свою кличку, не знала её и Даша, ведь «Корсиканец» стал паролем. В дороге жена уже слышала от мужа историю о встрече братьев в Сиверском городке и тогда же подметила: «Никуда тебе, муженёк, видать, от этого «кор» не деться». – «Как так?» – не понял Сергей. Дарья поднятым вверх пальчиком помогла себе выделить слог в слове, слышимом Сергеем по сто раз на дню, но не привлекавшим его внимания своей особенностью: «С-кор-ых… Скорых, фамилия моего батюшки». – «Вот те раз! – гусар чуть не выпустил вожжей из рук. – Как-то не заметил. Да-а, видать, судьба». Теперь, в Ивановке, Сергей решил, что сестре не следует знать девичью фамилию Дарьи, пока не закончится его служба возле Фёдора Кузьмича. Надо бы предупредить её. Но Даша за столом клевала носом, в разговор не вникала. Необходимо быть всегда начеку, как можно меньше оставлять за собой следов.