настроенными лицами, обладающий удачей с тройным отрицательным знаком, Антон вдруг понял, что здесь и сейчас чувствует себя вполне комфортно.
– Сигареты есть? – спросила Настя.
Антон прислушался к голосам, раздававшимся в доме. Судя по всему, неизвестные в полном составе находились на первом этаже.
– Курим возле окна, чтобы запах дыма выветрился. Мы успеем сюда вернуться, если услышим, как кто-нибудь начнет по лестнице подниматься.
– Да, конечно, – согласилась девушка.
Осторожно приоткрыв окно, так, чтобы получилась едва заметная щель, они вытащили из пачки Антона по сигарете. Сидели и курили на полу, повернувшись друг к другу и почти касаясь коленями. И совсем не боялись того, что их могут заметить с улицы.
– Учишься где-нибудь? – Антон решил, что обстоятельства предоставили ему замечательную возможность поговорить с Настей о чем-то, не связанном со сверхъестественными явлениями, и проявил инициативу.
– Уже нет, – с охотой ответила девушка. – Получила «корочку» парикмахера и сейчас сижу без работы. Если получится, то в следующем году поступлю в ВУЗ. А ты говорил, что на третьем курсе учишься, да?
Антон подтвердил, вспоминая, когда он мог сообщить девушке о себе данную информацию. Перед глазами пронеслись сцены с кладбища и его губы растянулись в широкой ухмылке.
– Что-то веселое вспомнил? – Настя заметила улыбку.
– Да, о том, как сдавал экзамен по общей психологии на первом курсе, – Антон соврал, потому что не хотел сейчас обсуждать с девушкой события, которые они и так пережили вместе. – Профессор наш немножко того была, учила видеть ауры и общаться с барабашками.
– Не веришь в барабашек? – совершенно серьезно спросила Настя.
Антон неопределенно пожал плечами и продолжил:
– Еще давала советы о том, как правильно чакры выпрямлять... Можешь говорить об упадке современной системы образования, но женщина эта наизусть помнила десятки трудов по психологии, до распоследней запятой и загнутого уголка страницы, и заставляла нас буквально зубрить учебники, требуя точного воспроизведения понятий и определений в том виде, в котором они представлены в источнике. Нет, она поощряла мыслительные процессы в голове студента, когда тот, неспособный заучить наизусть страницы текста, подключал к делу базовые представления о предмете и логику, но в конце всегда получалось так, что посрамленный упреками в дефектном состоянии своих ганглиев, слышал беспощадное «Садись, два» в ее интерпретации. Короче, девяносто пять процентов студентов не могли сдать ей предмет с первого раза, а процентов шестьдесят не сделали этого до сих пор...
– И к какой категории относишься ты?
– К той, представители которой догадались написать в экзаменационной работе, что темперамент человека, являясь его врожденным атрибутом, формируется за счет непосредственного вмешательства в процесс развития плода духовной сущности высшего или низшего порядка, которая оказалась связана с ним с момента зачатия.
– Что, прости? – растерялась девушка.
– Ну, профессор, наверное, сказала что-то вроде этого, когда ставила мне «удовлетворительно».
Настя нахмурилась.
– Ты не одобряешь того, что она всерьез относится к оккультным и эзотерическим знаниям? Тебе не нравится, что она говорит со студентами о мистике? Но ведь это неотъемлемая часть нашей жизни, ангелы, демоны и призраки существуют на самом деле. Как и ведьмы.
Антон тяжело вздохнул, понимая, как же на самом деле сложно объяснить ей свое скептическое отношение к явлениям, которые принято называть «сверхъестественными».
– Может, тебе помочь с провалами памяти и еще раз в собаку превратиться? – Настя демонстративно погасила сигарету об собственную ладонь, на которой даже следа после этого не осталось.
– Просто она не была ведьмой, а если и видела вокруг человека что-то радужное и светящееся, то это определенно лишь игру собственного богатого воображения.
– То есть, она, по-твоему, того? – Настя покрутила пальцем у виска.
– Не до такой степени, чтобы за ней могли выехать санитары. Но я не хочу сказать, что мне из-за этого жаль.
В воздухе повисла тишина, ее не нарушали даже голоса неизвестных в доме. Только ветер шелестел листьями деревьев, но сквозь узенькую щель между форточкой и оконной рамой этот звук долетал уже сильно приглушенным, превращаясь в ненавязчивый звуковой фон.
– Мне дар от бабушки перешел, – произнесла тихо Настя. Они и до этого говорили вполголоса, но на этот раз речь шла о вещах, о которых очень сложно говорить вслух.
– Она умерла, когда я училась в восьмом классе. Сказала перед смертью, чтобы я о Кристине заботилась. На следующий день я уже могла точно сказать, лжет человек или говорит правду, потом научилась находить потерянные вещи, предсказывать будущее, наводить порчу, делать приворот... А в собаку год назад смогла превращаться, хотя бабушка в кошку оборачивалась. Даже не знаю, почему так...
Антон просто слушал и не перебивал, и отчетливо слышал в голосе Насти горечь и свинцовую тяжесть.
– Никогда не могла понять, почему при моих возможностях никак не могла добиться того, чтобы почувствовать... не знаю, счастье, что ли? С помощью колдовства могла запросто отомстить недоброжелателям, получить желаемую вещь и вообще вовсю потакала своим мелким слабостям. И не заметила сразу, что на самом деле я не получаю, а пытаюсь защитить от превратностей судьбы то немногое, что имею. Представляешь, мне страшно, просто дико не везет, и теперь кто-то там наверху, а может или даже скорее всего внизу, твердо решил превратить мою жизнь в полноценный ад. Я даже и представить не могла, что моя в сущности безобидная деятельность привлечет внимание чего-то настолько могущественного. Нельзя было нападать на ту девочку, но я была слишком зла...
Антон, желая приободрить девушку, коснулся пальцами ее руки. Настя улыбнулась и пододвинулась ближе, так, что они начали соприкасаться ногами. Поддавшись порыву, он положил ей ладонь на плечо и тоже улыбнулся. И чувствовал, как закипает кровь из-за ощущения тепла ее тела.
Она скопировала его жест и вдруг подалась еще больше вперед, неловко раздвигая колени в стороны. Теперь их тела оказались совсем рядом, Антон уже совсем уверенного гладил руку Насти от плеча до кончиков пальцев. И ни единого слова до сих пор не было произнесено, взаимное влечение отбросило все лишнее.
Первый поцелуй был осторожным, следующие десять, двадцать, тридцать – где-то между нежностью и страстью. Пальцы уже успели сбросить легкие куртки и все чаще скрывались под тонкими футболками, насыщаясь теплом кожи, и незабываемым ощущением прикосновения. Грань, переступив которую, они начнут срывать