Я пролетел мимо пристани, обогнул мыс Лиственичный и взял курс на северо-восток. На мысу показался Валера с фотоаппаратом. Еще раз с ним попрощался, сделав несколько крутых разворотов. Ветер значительно усилился и лодочка развила приличную скорость.
Замерз. Надел на себя все теплые вещи — не помогло. Достал полипропиленовый коврик и замотался им вокруг пояса.
Ветер крепчал. Во время порывов лодка получала опасный крен и мне постоянно приходилось менять курс, чтобы не перевернуться. Появилась волна, вначале небольшая, но вскоре выросла до 1 метра.
В трех километрах от мыса Лиственичный находится мыс Сытый. Его проскочил на значительной скорости и взял курс на мыс Толстый. Странное название. Наверняка у этих мест есть древние и поэтичные имена. Коренное бурятское население — народ очень душевный и к природе относится испокон веков с божественным восторгом и почитанием. В ход у них идут легенды, души умерших предков, но никак не "Толстый".
Курс на мыс Соболев. Стараюсь не отходить далеко от берега.
Если вы думаете, что, оставшись один среди воды и гор, я начал испытывать чувство тоски по удаляющемуся от меня человечеству или скуку, не зная, чем заняться, то будете глубоко заблуждаться. Радость от начала новой и необычной жизни была настолько велика, что я даже переставал на время ощущать себя, как отдельный элемент вселенной. Если бы не холод, то тело стало бы незаметным и его можно было вовсе не учитывать.
Попал на другую планету. Погода изменилась с пасмурной на ясную. Небо омрачалось только несколькими облачками, на которые можно было не обращать внимания. Цивилизация прекратила свое существование для меня очень неожиданно. Передо мной открывалась девственная местность с ее первозданной красотой.
Слева по борту проносятся сказочные пейзажи. Они состоят из небольших покрытых лесом гор в несколько сот метров высотой. Горы иногда обрываются в море утесами. Красота! Не успеваю ее воспринимать, как следует. Очень быстро передвигаюсь, со скоростью аж 5 км/час. Хочется пожить в каждом месте по отдельности и подолгу. Хочется посвятить частичку своей жизни каждому проплывающему мимо деревцу, утесу и даже каждому камешку прибрежной гальки. Коротка моя жизнь — как миг.
Замерз и очень сильно. От воды собачий холод.
Скалы и утесы — агрессивные и хищные объекты, они не дают путешественнику расслабиться и думать о природе, как о мягкотелом существе.
Раньше, наверное, с самого детства и до тех пор, пока я не начал по-настоящему путешествовать, передвижение по планете представлялось мне как нечто интересное, сказочное и обязательно уютное. Там, где не уютно — туда не хотелось. Или все-таки хотелось, но не так, чтобы воспринимать этот неуют, а просто находиться рядом. Когда был совсем маленьким, я свивал из пухового одеяла гнездо, забирался в него и смотрел наружу, на окружающий мир как на чуждое мне образование, на которое только и можно что смотреть, но никак не соприкасаться. Мне было хорошо в пуховом гнезде, наверное, так же хорошо, как всякому, кто смотрит о путешествиях по телевизору. Я подрос и оказалось, что мир сконструирован не так, как мне хочется. Он неуютен, этот мир. Уже не помню точно когда, но во мне наступил перелом, и я наконец сообразил, что в неуютности этой есть особая прелесть, настоящий вкус, вкус жизни. Вымышленный уют при этом забрался глубоко вовнутрь меня и исчез там насовсем. Это как новорождение. Тот у кого это не получается, по моему, начинает пить, пытаясь обрести внутренний комфорт-уют, который противоречит природе вещей. Мы можем соприкоснуться с миром только через неуют. Это основа осознания себя как отдельного и целостного существа. Где-то здесь рядом пролегает дорога к бесстрашию, к свободе.
Ветер неожиданно сдох. Убираю парус и берусь за весла. Только не подумайте, уважаемый читатель, что все так быстро и просто: сначала я должен был спустить парус, сложить его и закрепить к каркасу; потом отвязать весла, вставить их в уключины; разобрать и установить руль; поднять шверты, снять с себя часть лишней одежды. Я пустился в плавание на полуфабрикате, и много чего так и осталось в недоделанном состоянии, в частности, весельная система. Чтобы ее установить, надо было привязать и отвязать много всяких ленточек-тесемочек. Пока с ними возился — дунул ветер и меня понесло на скалы мыса Соболева. Волнение усилилось и лодку могло ляпнуть об утес и порвать. До скал оставалось всего несколько метров, как мне удалось поставить весла и в самый последний момент отвернуть и избежать катастрофы.
Волны гуляют по морю не для того, чтобы доставлять нам неприятности, как это может показаться начинающему мореплавателю, они существуют для того, чтобы помочь ему лучше понять природу воды, по которой он плывет. Волны везде разные. В океане, например, волны медленные и длинные, такое впечатление, что они сделаны не из воды, а из разбавленного киселя.
Байкальская волна крутая и нервная какая-то, что говорит о вспыльчивом характере водоема. Погода здесь меняется без предупреждения, все происходит вдруг и ни с того ни с сего. Только что дул свежий ветер, я летел по морю, как чайка над волнами, и вдруг все прекратилось. Скоро ветер снова появился, и я не знал, что мне делать: ставить парус или браться за весла. Иду на веслах.
Погода резко изменилась. Впереди замаячила черная туча, солнце скрылось и все вокруг раскрасилось наоборот. Ветер изменил направление и через некоторое время усилился. Гребля из удовольствия превратилась в каторжный труд.
Впереди — мыс Большой Кадильный, его рассекает речка с одноименным названием. Жалко и речку, и мыс за то, что на них сэкономили названия, как будто первопроходцы опасались, что запаса фантазии может не хватить, чтобы назвать все подряд на своем пути. Надо было просто позвать кого-нибудь на помощь, а не мучить природу однообразием.
При впадении в Байкал речка образовала небольшую долину, где приютились три избы.
Вечерело. Я причалил к берегу, вытащил лодку на галечный пляж и замер, глядя далеко вперед себя.
Передвижение по морю в условиях постоянно меняющейся погоды не дает возможности оглядеться вокруг не спеша. Слишком много всего, о чем надо заботиться. Нет возможности сознанию затихнуть, чтобы не мешать душе осознать действительность.
Я глядел вдаль. Натруженное веслами тело гудело, сердце гоняло кровь по жилам в счастливом темпе. Пространство над головой казалось бесконечным. Душа сделалась невесомой и устремилась ввысь.
Пролетая над Байкалом, заметил женщину, она начала говорить, и я приземлился. Женщина была не похожа на тех, которых довелось видеть раньше. Хотя внешний вид ее ничем особенным не отличался, в поведении и в манерах чувствовалась какая-то необычность, очень странная и на первый взгляд неуловимая черточка характера. Речь и движения тела были неторопливыми, не то чтобы она делала все и говорила медленно, нет — она просто никуда не спешила, как будто не было у нее будущего, о котором надо заботиться и переживать. Величайший божий дар эта способность — никуда не спешить. Жители городов так не умеют. Не спешить — это не значить делать все медленно, это в первую очередь уметь ощущать жизнь в тот момент, когда она действительно происходит, то есть сейчас. А мы живем наоборот: заботами о будущем — о том, чего нет. Жизнь при этом проносится мимо, она делается неосознанной и незамеченной. Мне кажется, неправильно, так существовать, даже вредно.