— Любопытная.
Хмыкнула. И чуть вздрогнула, когда по моей щеке, по шее провели мужские пальцы, а потом погладили плечо, будто успокаивая нервозное животное.
По телу разливалось удовольствие и умиротворение.
Могли ли меня опоить чем? Я не чувствовала себя под воздействием, но ведь и пара капель какого-нибудь афрозодиака могли сыграть свою роль.
- Разговоры с женщинами утомляют, — шепнули мне на ухо, обдавая жаром, мужские губы, — И я не намерен развлекать тебя…
— Может я вас развлеку? — постаралась отстраниться.
— Да? И как ты это сделаешь?
— Я расскажу интересную историю! Уверена, вас это точно развлечет!
Отклонился. Посмотрел внимательно. А потом усмехнулся:
— Попробуй, маленькая Алаиш.
Я вдохновенно принялась пересказывать дикую смесь из арабских сказок, стараясь не замечать, как темнеют его глаза, как он прижимается всем телом… будто, не замечаемый, он мог исчезнуть.
— … и тогда он пустился в путь. А когда взошло солнце и осветило долину, она вдруг ярко засверкала. Каждый камень на земле блестел и переливался синими, красными, желтыми огнями. Долина была полна драгоценных камней и…
Меня прервал поцелуй.
Умелый. Жаркий. Настойчивый.
Губы Шурани плотно прижались к моему рту, горячий язык змеей скользнул в глубину, а по горлу прокатилась огненная дорожка, достигая груди и живота.
Я была права… он умел обращаться с женщинами.
Судорожно вдохнула воздух, чем воспользовался харагал, углубляя поцелуй, запуская пальцы мне в прическу, укладывая на подушки и напирая сверху.
На долгую сладкую минуту я забылась.
Я была взрослой женщиной и… у меня тоже были желания. Которые вполне могли быть удовлетворены прямо сейчас. Шурани хорош собой, имеет вес в этом обществе и не обидит… во всяком случае до тех пор, пока я буду его очередной женщиной. Разве не стоит воспользоваться этим в моей ситуации?
И да… он смог разбудить во мне страсть. Пусть лишь страсть тела, но никто мне и не обещал единение душ. Пусть он был мне чужим незнакомым, но далеко не худшим мужчиной в моей жизни.
Я выгнулась, когда он приник к моей шее. Застонала, когда задел особенно чувствительную точку на груди. Чужие руки ласкали мои бедра, чужие губы шептали страстные слова на чужом языке…
По ногам прошлась прохлада, когда мою юбку задрали. Меня готовились взять — как взяли на этой станции. Понравившаяся игрушка, которую теперь завели с помощью механического ключа и готовились в нее поиграть…
— Стойте! — я оттолкнула мужчину, вывернулась из-под него и вскочила. — Я так… не могу. Вы привлекательны, вы можете возбудить, но… Вся эта ситуация мне отвратительна. Я живой человек совсем не вашей традиции, мне мерзко отдаваться только потому, что меня вынуждают обстоятельства — а не потому, что это был мой собственный выбор. Я не согласна!
— Ты утомляешь меня своими возмущениями, Алаиш, — голос кочевника сделался раздраженным, — Тебе надо всего лишь раздвинуть колени…
— Вот именно! — тряхнула головой, — Поймите, я…
— Я же сказал — утомляешь, — он поморщился. И хлопнул в ладоши дважды.
Тут же в шатре возникло двое стражников.
Шурани же обратился ко мне с совершенно непроницаемым лицом:
— Женщины в песках предназначены для четырех дел. Для родов — но никто не будет заводить детей с чужестранкой. Для пользы — но ты не знаешь наших традиций, чтобы поступить в услужение. Для удовольствия — от которого ты только что отказалась. И для того, чтобы выручить деньги. Забирайте, — это уже мужикам, — Отправите её завтра с обозом на рынок. А мне приведите кого-то из доступных.
— К-какой рынок? — я была ошеломлена. Не знаю на что рассчитывала… может на гнев? Диалог? Требования? Насилие? Или согласия подождать и познакомиться ближе — раз он в меня «влюбился» и пошел на кражу?
А что получила? Равнодушный дележ?
— Невольничий, — спокойно отворачивается, — Мне не интересны твои игры, и я уже говорил — насилие не нужно. Раз ты не сумела убедить меня в своей ценности как любовницы, я получу за тебя большие деньги — среди дельцов и борделей Петры ценятся белые женщины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ч-то-о?
Но меня уже грубо вытолкнули прочь. И вернули отнюдь не в «мой» шатер, а в какую-то телегу, где, предварительно сняв украшения, завернули в километр ткани и привязали.
Там я и провела остаток ночи, вздрагивая и пытаясь понять — в чем я опять ошиблась и как это исправить?
И только под утро задремала чтобы проснуться от слов паучка:
— А ты молодец!
— Фей! — я всхлипнула, — Куда ты делся?
— Изучал вокруг все и прислушивался к разговорам — надо же было понять в какой части песков мы находимся и не подозревают ли они преследование твоих дружков. Но… ты успела все провернуть так, чтобы оказаться за пределами барханов.
— Ты говоришь будто это мое достижение…
— На юге легче заработать и отправиться дальше в Рубиновое королевство.
— Заработать? — прошипела, — В борделе?
— Отсюда бы ты не вышла… только в пустыню. Провела бы всю жизнь в качестве любовницы, потом служанки.
Потерла занывшие виски.
Будет ли меньшим злом невольничий рынок? Я не знала… бордель, хозяин, стать товаром — все это походило на бред, в котором я категорически отказывалась искать свое место. Разве должно быть все так… ужасно? Почему не как в фэнтези-историях? Почему моей благосклонности не добивались более приятными методами — как раз тот срок, что мои спутники искали бы меня?
Почему вообще украли?
И чем я заслужила, мать его, невольничий рынок?
На эти вопросы не было ответа. Несколько дней лошади волокли повозку со мной и двумя девочками-подростками, говорившими только на местном языке. Те были худые и довольно несимпатичные — их явно ожидала участь прислужников.
А меня?
Даже думать об этом было страшно.
Я тщательно прикрывалась от солнца и старалась пить много воды — хотя бы в этом нас не ограничивали — но все равно обгорела и явно получила тепловой удар. Потому подготовку к аукциону провела в полубреду — помнила, как больно было, когда кожу смазывали какими-то мазями, как странно, что чужие руки снова прикасаются ко мне и даже довольно интимно, избавляя от всех волос.
Немного воспрянула после горькой настойки — похоже, лечебной. Правда она же оказалась успокаивающая…
На меня навалилась апатия.
Спустя какое-то время меня вытолкнули на помост в почти ничего не прикрывающих тряпках.
На Сотбис это похоже не было. Скорее — на птичий рынок. Яркие пятна одежды и лиц, непонятные гортанные крики, куча рук, чуть ли не щупающих и разворачивающих вяло сопротивляющуюся меня. И другие девицы в том же положении буквально в метре, шеренгой.
Я так и не поняла, кто меня купил.
Рванула в сторону, когда, передав звенящий мешочек моим сопровождающим, огромный бородатый мужик повел в сторону.
Ногу тут же обожгло.
Я остановилась и с изумлением глянула вниз… хлыст? Он подобно змее обвивал мою лодыжку и не давал и шанса на то, что я уйду без серьезных повреждений. Рукоятку на том конце хлыста дернули, показывая, где мое место, и я покорно кивнула и последовала за покупателем.
Шли мы довольно долго по витиеватым темным закоулкам. А потом в одной из стен открылась оббитая железом дверь, откуда потянула сладким и смутно знакомым запахом.
Меня впихнули внутрь.
— Шариш да ложе? Аш? Аши-праи на же?
— Я не понимаю! — крикнула в отчаянии в лицо дородной женщине и та, почему-то, довольно улыбнулась. А потом сделала знак двум девушкам помоложе — те подтолкнули меня наверх, по узкой лестнице, потом по коридору и, наконец, оставили одну в крохотной комнатке без окон.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Тщательно заперев за собой дверь.
— Фей? — прошептала.
— Я здесь.
Паучок все это время прятался у меня в волосах и теперь беспрепятственно выполз наружу. И деловито и почти довольно пропищал:
— Так, я пойду обследую это местечко и…
— Нет, — сказала глухим голосом, заползая на кровать и накрываясь с головой, — Пожалуйста, не сейчас. Побудь со мной… пока я не засну.