«Может и так, — рассуждал Филипп. — Но нам придется рассказать ему. Нам нужно узнать, что он на это ответит».
— Ты знаешь о Сфере Зла, что стоит у Люцифера в кабинете? — обратился он к привратнику.
— Сфера Зла? Да, да, прекрасно знаю, — Драная Борода нахмурился так, что гигантские рога придвинулись друг к другу. — Что с ней не так? Надеюсь, вы ее не сломали?
— Нет, но…
— Что «но», Филипп? О чем у тебя язык никак не повернется сказать?
— Мы кое-что увидели в Сфере, — начал Филипп, и внезапно слова полились из него потоком, совладать с которым он был не в состоянии, да и не хотел: — Мы увидели тебя. В этой гостиной вместе с другим демоном. Вы пили пиво, и ты подсыпал ему в кружку что-то, чтобы усыпить его. Сначала я не узнал второго демона, но потом вспомнил, кто это. Вот он! — Филипп указал дрожащим пальцем в сторону головы, которая как будто наблюдала за ними все это время. — Ты сам рассказывал мне о том, как прежний привратник уснул на посту. В ту ночь одному грешнику удалось улизнуть, а привратнику пришлось уйти в отставку. Но он не был виноват, потому что его усыпили. Ты усыпил его!
Палец Филиппа теперь был направлен на Драную Бороду.
Вид у привратника был такой, словно его ударил гром. Огненные глаза выпучены, челюсть отвисла, грубые руки крепко вцепись в подлокотники — удивительно, как они не треснули.
Затем наступило долгое молчание, и в маленьком домике воцарилась гнетущая тишина.
— Это правда, Драная Борода? — молчание нарушил робкий голос Сатины. — То, что показала Сфера, правда?
Привратник медленно повернул к ней окаменевшее лицо. И опустил глаза. Руки ослабили хватку, он положил ладони на колени, скрестив пальцы.
— Излишний вопрос, — ответил он мрачно. — Единственный источник правды здесь — это Сфера Зла. Вы сами знаете, что она не врет. Вы… Вы рассказали кому-нибудь?
— Нет, — ответил Филипп, не успев обдумать, насколько это благоразумно. Но Драной Бороде, судя по всему, было все равно.
— Есть две вещи, от которых не убежать, — тихо произнес грагорн.
Это были его единственные слова, но Филипп, однажды побывавший учеником Дьявола, прекрасно все понял. Нельзя убежать от собственной тени. И от своего прошлого.
Снова тишина. На это раз ее нарушил сам Драная Борода.
— С тех пор минуло более ста пятидесяти лет, — начал привратник.
Он не отрывал глаз от сплетенных рук. Мысленно он был там, полтора столетия назад.
— Я был молод и легко поддавался влиянию, — он улыбнулся, хотя скорее это была горькая ухмылка. — Знакомые отговорки, да?
Шершавые пальцы расцепились, привратник продолжал:
— Какое-то время я работал палачом, как мой отец, а прежде — отец моего отца. Но выяснилось, что эта работа не по мне. Кровь, грязь, вопли — все было мне не по нраву. Когда же освободилось место привратника, я увидел шанс распрощаться с кнутом. Я всегда мечтал стать привратником. Но должность получил Ядовитый Рог, — Драная Борода кивнул в сторону головы с кабаньими клыками. — Они тогда сказали, что выбрали бы меня во вторую очередь. Но у Ядовитого Рога было больше опыта в обращении с грешниками. Мне пришлось вернуться к ненавистному ремеслу палача. Важно, чтобы вы меня поняли. Я ненавидел его, ненавидел все больше с каждой ночью. — В его глазах была пустота. — Это не оправдание. Каждый дьявол должен понимать, что таких как он, тут хоть пруд пруди. Это не оправдание, просто объяснение. Объяснение поступка, который я совершил сто пятьдесят лет тому назад, через сто двадцать лет после той ночи, когда место привратника занял Ядовитый Рог. Сто двадцать лет. Так долго, если делаешь ненавистное тебе дело. Сто двадцать лет — это целая вечность. — Снова холодный хохот, скорее похожий на ироническую усмешку. — Кое-кто назвал бы это настоящим Адом.
Голос привратника затих, затерялся в воспоминаниях, и он долго сидел, бесцельно глядя перед собой.
— Я не знал, чем все может обернуться, — произнес он наконец. — Хотя и это, в свою очередь, не оправдание, даже напротив. Это обстоятельство даже усугубляет мою вину, не так ли? Я все равно пошел на этот шаг. Однажды ночью, вернувшись домой с работы, я нашел письмо. В конверте лежала записка и бумажный пакетик. В записке говорилось о том, что им было известно мое желание и они готовы были помочь воплотить его в жизнь. Единственное, что от меня требовалось, это подсыпать снотворное из пакетика Ядовитому Рогу в пиво и скрыться, как только средство подействует. Я должен был позаботиться о том, чтобы остаться незамеченным, и тогда мог спокойно рассчитывать на должность привратника. Что произошло дальше… вам уже известно.
Молчание. Привратник с отсутствующим видом теребил подлокотники. Казалось, он думает о чем-то своем.
— Кто дал тебе снотворное? — спросил Филипп.
В ответ Драная Борода пожал плечами.
— Я так никогда и не узнал этого. Но я и не стремился узнать.
— Но зачем? Зачем дьяволу пособничать беглецу? Едва ли для того, чтобы помочь тебе занять место привратника?
— Едва ли. Здесь хорошие дела просто так не делаются.
— Может, хотели навредить Ядовитому Рогу?
— Сначала я тоже так подумал, но это маловероятно. Ядовитого Рога все кругом уважали, и, кроме того, если бы хотели доставить ему неприятности, могли придумать что-нибудь похуже. Выход на пенсию раньше положенного срока — не самое плохое наказание для обитателей Преисподней.
— Кем был беглец? — спросила Сатина. — Этот грешник?
— Кем он был? — Драная Борода вздрогнул от одной мысли. — Убийцей, поджигателем, разорителем гробниц и вершителем разного рода злодеяний, которые только могут прийти в голову. Одна из самых черных душ, попавших к нам. Несмотря на свою участь, он всегда вел себя гадко с такими, как он сам. Даже палачам с ним приходилось тяжело. Он любил незаметно подкрасться сзади с цепью в руках и наброситься на охранника, пытаясь задушить. На земле за столь длинный список преступлений его в свое время повесили, но здесь он отбывал поочередно несколько наказаний. По иронии судьбы, в ту самую ночь, когда он сбежал, ему полагалось висеть поддернутым за одно ребро в Долине Виселиц.
— В ту ночь, когда ему помогли бежать, — исправил Филипп, и Драная Борода снова потупился. Филипп поспешил извиниться: — Прости, пожалуйста, я не имел в виду…
— Так или иначе, ты прав, — вздохнул Драная Борода. — Кто-то помог беглецу, и одним из помощников был я. Я был одним из них.
— С тех пор много воды утекло, — начал Филипп. — И никто даже не догадывается…
— Вы знаете. Я знаю. Этого достаточно.
Драная Борода встал из кресла и подошел к бюсту своего предшественника. Движения его были медленными и неловкими. Филипп думал, каким надломленным привратник выглядит сейчас.
— Сто пятьдесят лет подряд я пытался забыть то, что совершил, то, в чем виновен. Но в Аду ничего не забывается, и в одну прекрасную ночь, когда меньше всего этого ждешь, прошлое настигает тебя, и вдруг понимаешь… Понимаешь, что этому рад.
Голос у привратника был не слишком веселым. Скорее наоборот. Никогда прежде Филипп не слышал таких печальных слов.
— Сожалею, но мне придется попросить вас оставить меня одного.
Филипп и Сатина переглянулись, обеспокоенные тоном привратника.
— Что ты задумал? — спросил Филипп.
— Не нужно ничего такого, Драная Борода, — подхватила Сатина. — Ты же знаешь, что можешь доверять нам. Мы никому не расскажем.
— Очень любезно с вашей стороны, но ничего не меняет. Известно ли вам, когда самое неподходящее время для раскаяния? — Драная Борода вздохнул и шепотом ответил на свой собственный вопрос: — Когда уже слишком поздно. Но я раскаиваюсь, и сейчас я понял, что нужно делать. Что следовало сделать много-много лет назад.
Он повернулся к друзьям лицом, в желтых глазах угадывался стыд за грехи прошлого. И кое-что еще читалось так же явственно. Страх.
— Мне нужно попасть на прием к Люциферу, — подытожил привратник, и Филипп увидел, что он весь дрожит. — Просить его о прощении.
29
Старый враг — новый друг
Друзья покинули домик привратника с тяжелым сердцем. Напрасно пытались они отговорить Драную Бороду от беседы с Люцифером — он остался непреклонен.
«Я хочу сделать то, что должен был сделать уже давно, — этой фразой он отметал все доводы. — Прожить сто пятьдесят лет, зная, что совесть твоя нечиста — никакой радости. Пришло время очистить совесть».
Но Драная Борода боялся. Очень боялся. Князь Тьмы отнюдь не славился милосердием. Скорее, наоборот, на что и напирала Сатина в последней попытке переубедить привратника. Ни к чему на свете Люцифер не питал такого отвращения, как к тем, кто приходил просить о прощении. А если этим просителем ко всему прочему был один из дьяволов…