Читать интересную книгу Революция грядет: борьба за свободу на Ближнем Востоке - Валид Фарес

Выступление ясно дало понять, что изменения, коснувшиеся Ирака, не обойдут Иран и Сирию. Идея речи заключалась в том, что «демократическая революция» уже началась. Слушая выступление президента, я заметил некоторых лидеров неправительственных организаций, которые тоже слушали ее с некоторым недоверием: понимает ли Белый дом разрушающее значение произнесенных президентом слов. Разумеется, я это сказал в положительном смысле. На телекомпании MSNBC, где я работал экспертом по проблеме терроризма, я постарался донести до аудитории, насколько серьезно это изменение в политике.

Но ведущие американские СМИ восприняли новый дискурс не так, как я и мои единомышленники. Имея за спиной десятилетия аналитической работы и наблюдений, я сразу же обратил внимание на то, что администрация США объявляет войну гигантской силе, намного превосходящей Афганистан и Ирак. Понимали ли Буш и его советники всю титаническую мощь соперника, которому вознамерились противостоять, когда вписывали в текст президентской речи фразу о «глобальной демократической революции»? Не то чтобы я был против такой миссии, скорее наоборот. Я посвятил лучшие годы своей жизни тому, чтобы увидеть воплощение этой миссии. Но меня тревожило, что Америка не была готова справиться с этой задачей. Если США не проведут всеобъемлющие изменения на Ближнем Востоке, джихадисты рано или поздно расползутся по всему региону, единственным противовесом им станут старые добрые автократы, и народы будут и дальше страдать от деспотии. Если же Америка и либеральные демократии перейдут в наступление – не только в смысле победы на двух уже открытых фронтах боевых действий, но в смысле свержения всех авторитарных правителей и расширения пространства демократии, – то им придется иметь дело со всей коалицией «братства противников демократии», от нефтяных режимов до «Братьев-мусульман», «Баас», хомейнистского иранского режима, «Хезболлы», «Аль-Каиды» и салафитов всего мира. К этой компании следует добавить и их западных «друзей» – лоббистов, в первую очередь в Америке.

Понимала ли администрация Буша гигантский масштаб задекларированной задачи? И еще более тревожный вопрос: была ли американская бюрократическая машина заодно с президентом? На самом деле, как я уже неоднократно отмечал в этой книге, целые слои американских бюрократов либо саботировали начинания администрации, либо в некоторых случаях были откровенно заодно с «братством противников демократии». Дистанция между речью президента и чиновниками, дипломатами, которым предстояло осуществлять его политику на практике, была огромной.

Далее Буш в той же речи сказал: «Наступление свободы – это вызов нашего времени; это вызов нашей стране. От «Четырнадцати пунктов»XXVI до «Четырех свобод»XXVII и до речи в ВестминстереXXVIII Америка ставит свою мощь на службу одного принципа. Мы уверены, что свобода – это проект природы; мы уверены, что свобода – это направление истории. Мы уверены, что человеческое предназначение и совершенство достигаются через свободу. И мы уверены, что свобода – та свобода, которую мы ценим, – существует не только для нас, свобода – это право и способность всего человечества». Мало кто может возразить этим словам, но реалисты могут сказать, что они слишком абстрактные и почти поэтические.

Еще Буш добавил следующее: «Наша страна сильна; мы сильны духом. И мы не одни. Свобода находит союзников в каждой стране; свобода находит союзников в каждой культуре. И пока мы имеем дело с террором и насилием в мире, мы можем быть уверены, что творец свободы не равнодушен к ее судьбе». Именно слова о «союзниках в каждой культуре» вызвали ярость авторитарных элит. Буш хотел стать вторым Рейганом для мусульманского мира, но режимы и диктаторы увидели в нем второго Ленина.

В том же ноябре 2003 г. Буш выступил в Уайтхолле, в Великобритании, где, в частности, сказал: «Женщины Афганистана, заключенные в своих домах, избиваемые на улицах, подвергающиеся публичным казням, не попрекали нас за искоренение режима талибов. Обитатели иракского баасистского ада с его роскошными дворцами и камерами пыток, с его массивными статуями и массовыми захоронениями не переживали о своем диктаторе; они бурно радовались его падению»4.

Где были западные феминистки, аплодирующие этой речи? Ни одной не было видно. Многие, хотя и не все, были слишком заняты осуждением «вторжения на иностранные территории». Американским и европейским радикальным феминисткам было почти нечего сказать в поддержку своих сестер, которые страдали от жестокого обращения и погибали в высоких горах Афганистана или в болотах Южного Ирака, не говоря уж об Иране.

В конце 1990-х гг. я организовал несколько встреч в университете Флориды, чтобы обратить внимание на преследования афганских женщин со стороны талибов. У многих из присутствовавших студенток я видел слезы на глазах после того, как мы показали кадры забивания женщин камнями, их казней и пыток членами джихадистских вооруженных формирований. Женский преподавательский состав тоже был возмущен, но всем им было мало что известно о событиях, происходящих на другой стороне земного шара. Наиболее распространенным вопросом был следующий: что по этому поводу делает наше правительство? Увы, делало оно в то время очень немногое, поскольку ОИК устроила бы адский скандал, если бы либеральные демократии посмели только поднять голос по поводу мусульманских женщин. Тем не менее во время этих университетских встреч, еще задолго до 11 сентября, я обратил внимание, что представительницы более старшего поколения профессорского состава испытывают колебания между «партийной линией» лидеров феминистского движения и тем, что они видели своими глазами. Однажды у нас выступала феминистка из объединения Лиги плюща. К удивлению аудитории, она, как специалист по Афганистану, заявила, что «Талибан» «защищает» женщин, предотвращая изнасилования на улицах, распространенные при военных режимах. Молодая преподавательница воскликнула: «Но талибы устроили холокост для женщин, они насильно лишили их прав и сущности. Они прогнали женщин с улиц и заточили в жилищах».

Этот обмен мнениями показал мне, что молодое поколение американок не равнодушно к ужасам, переживаемым их «сестрами» за джихадистским занавесом. Но тогда это еще не стало общепринятой позицией. 1990-е гг. были слишком эгоистичными. В 2003 г. я ждал, что лидеры феминистского движения в Америке яростно обрушатся на фундаменталистов в тюрбанах, которые устраивают кровавые расправы над женщинами на Среднем Востоке. Почему же эту проблему должен был поднять на международный уровень президент-консерватор, а не прогрессивные лидеры общественных движений?

В той же ноябрьской речи в Уайтхолле Буш добавил: «Третья «подушка безопасности» – наша приверженность глобальной экспансии демократии и надежда на прогресс, который она принесет как альтернативу нестабильности, ненависти и террору. Для обеспечения долгосрочной безопасности мы не можем полагаться исключительно на военную силу. Устойчивый мир достигается утверждением справедливости и демократии. Способствуя продвижению свободы на Ближнем и Среднем Востоке, мы помогаем положить конец периоду диктаторства и радикализма, который принес страдания миллионам и представляет опасность для нашего собственного народа».

Спичрайтеры Буша сочинили чудесные слова – по меркам тех, кто страдал от гнета и насилия на Ближнем Востоке. Разговоры о свободе непрестанно звучали в администрации президента; официальные лица в Пентагоне, Совете национальной безопасности и Государственном департаменте вторили Белому дому, подтверждая приверженность демократии в арабском и мусульманском мире. Достаточно скоро правительственные структуры «развития демократии», ранее не замеченные в заинтересованности проблемами насилия в регионе, поспешили заявить претензии на бюрократическое лидерство в этих вопросах и, разумеется, затребовали гигантские суммы, которые были выделены на их усилия. Фонд «Национальный вклад в демократию», разнообразные проекты Государственного департамента и целое созвездие подрядчиков и субподрядчиков поспешили отхватить свой кусок пирога.

Странно, но традиционные организации, ответственные за новую политику США в области продвижения свобод в регионе, приложили наименьшие усилия и скрытно противодействовали «революции», о которой говорил Буш. Президентская «освободительная кампания» вскоре была подхвачена в выступлениях ведущих конгрессменов, в статьях видных журналистов и заявлениях известных комментаторов. Дискурс либерализации и демократии оказался настолько силен, что политические противники администрации в то время редко выступали с его критикой, хотя и поругивали его между собой. На высшем уровне лидеры исполнительной власти поддерживали линию президента, но большинство государственных служащих среднего уровня норовили вставить палки в колеса.