Он взял стоящую в углу палку из виноградной лозы — такими обычно пользуются центурионы, только эта была куда длиннее. Три часа кряду Осторий заставлял Мевию уворачиваться, прыгать, падать и кувыркаться по песку. Небольшой перерыв — и опять все сначала. К концу занятий тело женщины превратилось в сплошной болевой комок. Наконец она просто растянулась на песке и подняла руку жестом гладиатора, который сдается.
— Ладно! Я дарю тебе жизнь! — засмеялся Осторий и протянул руку Мевии, помогая подняться.
Она встала и принялась стирать ладонями прилипший к потному телу песок. Осторий поднял за ручки стоявшую в углу здоровенную глиняную бочку и окатил Мевию. Та взвизгнула от неожиданности, но тут же рассмеялась: вода нагрелась от солнца и была приятно теплой. Потом Осторий облился сам.
— Мне бы такую силу! — завистливо вздохнула Мевия.
— Тебе нужна быстрота, а не сила. Иди, переодевайся, а то ланиста решит, что ты дала деру из его бабской школы.
Сам он, шлепая мокрыми босыми ногами по полу, вошел в ближайшую боковую дверь. После ярко освещенного перистиля комната казалась погруженной в фиолетовой сумрак — свет падал из небольшого, выходившего в садик окна. Едва можно было различить стол, пару стульев и кровать. За столом сидел мальчик или юноша и старательно вращал рожки деревянной скалки, на которую был намотан пергаментный свиток.
— Ну и как дела с «Энеидой», Гай? — спросил Осторий, останавливаясь в дверях.
— Ищу подходящие цитаты… ну… для речи. Мне задали подготовить речь в защиту… — Он окончательно сбился и замолчал.
— Знаю, знаю эти риторские упражнения, — усмехнулся Осторий. — Сегодня ты защищаешь Гая Гракха, а завтра обвиняешь — опять же его.
Глаза еще не успели привыкнуть к сумраку, Осторий не мог разглядеть лица сына, но готов был поспорить на тысячу сестерциев, что парень покраснел до корней волос. Осторий подошел к окну, глянул, прикидывая, какой отсюда открывается вид на перистиль, провел ладонью по подоконнику.
— Ба! Да тут целая лужа слюней натекла! — Он сделал вид, что брезгливо отирает ладонь о набедренную повязку.
— Что? — Гай в растерянности вскочил. — Да я…
— Все это время пялился в окошко, — закончил за него фразу отец. — Как заниматься с оружием — так тебя не докричишься. То тебе надо учить речь, то с Марком бежать в Юлиеву базилику. А три часа пялиться во двор — это пожалуйста.
— Почему бы и нет?! — Гай надменно вскинул голову, выпятил подбородок. Сделался юной копией отца. Только копией куда более мелкой, изящной. — Если в перистиле у нас красивая девушка с обнаженной грудью, почему бы мне на нее не посмотреть?
— Ну и как тебе наша амазонка?
— Мужчину-гладиатора ей не победить.
— Сейчас — нет. Ладно, положи свиток назад в футляр. Все равно от твоей учебы никакого толку, только пергамент ломаешь. Адвокат из тебя говенный.
— Как грубо!
— Правда груба. У тебя две дороги — в изгнание или в легион. То есть в философы или в солдаты.
— Почему?
— Если бы ты успел послушать речи философа Диона Хризостома, не задавал бы глупых вопросов. Но Диона уже изгнали. Теперь он в Сирии или где-то на берегах Понта. Или в Нижней Мезии? Где-то там! — Отец махнул рукой в сторону востока.
— Я бы стал военным трибуном, если бы мы не разорились! — напомнил Гай.
Два года назад известие, что отец разорен, не прошел ценз и вычеркнут из списков всаднического сословия,[67] сразило Гая. А он уже штудировал записи отца, изучал тактику. Вдвоем они выбирали легион, где будет служить Гай! Германия. Или Паннония. Или Мезия?..
— Почему бы тебе не стать простым легионером? — спросил отец.
— Что-то не вдохновляет. Двадцать пять лет службы, чуть зазевался — сразу палкой по ногам и спине, и работаешь как вол.
— Ну, не в преторианцы же тебе идти! — хмыкнул Осторий.
К гвардии Осторий относился с презрением. Да, платят преторианцам изрядно, и служба не слишком уж долгая и совсем, мягко говоря, не тяжкая, и живут они в лагере прямо в Риме. Но только приходится им стеречь и беречь тело принцепса,[68] императора Домициана, которого подданные именуют «наш господин и бог».
«Бог! Неужели боги в самом деле таковы — лысые, пузатые, на тонких кривых ножках. И на лицах небожителей можно прочесть лишь себялюбие и презрение? — размышлял Осторий. — Хотя и этого грабителя, возможно, обожествят, как отца и брата!»
— В преторианцы не пойду, — огрызнулся Гай.
— Значит, никуда не пойдешь? Вот как? У тебя что, в перспективе наследство на миллион? Какой-нибудь богач внес твое имя в свое завещание? Что ж ты мне об этом не сказал?!
— Да хватит тебе издеваться! — вскинулся Гай.
Осторий пожал плечами:
— Ну, тогда ты просто исчезнешь — и все. Вместе со своим дурацким бурчанием и вечным «не знаю». Как исчезли другие из анналов истории — навсегда. — Осторий несильно стукнул кулаком по стене, и на пол шелестяще посыпалась штукатурка. — Это не та крепость, в которой можно отсидеться.
— Как Судьба решит, так и будет, — огрызнулся Гай.
— Значит, либо изгнание, либо легион.
* * *
Как ни злился Гай на своего отца за эти вечные насмешки и словесные уколы, нельзя было не признать, что старший Осторий прав. Будущее Гая вырисовывалось весьма мрачное. Ни состояния, ни перспективной службы, ни влиятельных друзей. Правда, Гаю иногда удавалось заработать: вместе с приятелем Марком, надев тогу, Гай отправлялся по утрам в Юлиеву базилику. Стоило немного подсуетиться, и подростков нанимали за три денария одобрительно кричать и хлопать в ладоши во время выступления какого-нибудь адвоката. Три денария — приличная сумма, если учесть, что какой-нибудь сукновал получал в день меньше денария. На эту работу (явно не тяжкую) направил их старший брат Марка Авл Эмпроний. Сам Авл только-только начинал выступать как адвокат, и в его поддержку приходилось вопить и хлопать бесплатно.
Дружба с Марком завязалась по двум причинам. Во-первых, Марк жил в доме напротив, над мясной лавкой, а во-вторых, Марк обожал слушать те истории, что рассказывал ему Гай. Гай выдавал их за сюжеты прочитанных книг. На самом деле подобных книг не существовало, Гай попросту выдумывал эти басни — о том, как корабль с отдельной когортой с префектом во главе бурей уносило к неведомым берегам и разбивало в щепы о каменистый берег в земле гипербореев. Далее шли приключения — сражения с чудовищами, белокурые красотки, которых друиды вот-вот должны были принести в жертву злобным трехликим богам, а Гай (то бишь его герой, которого звали либо Гай, либо Марк) спасал пленниц, как когда-то Персей спас Андромеду. Потом следовала победа над местным вождем, и как итог — пещера, полная сокровищ. Нагрузив новый корабль жемчугом, изумрудами и золотом, счастливец отправлялся в обратный путь.