Прологом к описываемым событиям послужили смерть великого князя литовского и польского короля (с 1501 г.) Александра 19 августа 1506 г. и вступление на литовский (а затем и на польский) престол его брата Сигизмунда. Новый государь (которому, кстати, Глинский помог занять литовский престол[593]) под влиянием обвинений, возведенных на бывшего фаворита его противниками, лишил кн. Михаила и его братьев занимаемых ими постов[594]. К кому же обратился за помощью М. Л. Глинский? Не к некоей «русской партии», которую он, по мнению многих историков, возглавлял, а к иностранным государям: в марте 1507 г. он отправился за поддержкой к венгерскому королю Владиславу, и тот направил к Сигизмунду посла с просьбой дать Глинскому полное удовлетворение[595]. Другим ходатаем за кн. Михаила выступил крымский хан Менгли-Гирей. В июле 1507 г. Сигизмунд получил от него послание с требованием: «тепере… князю Михаилу Лвовичу в Литовском князстве маршалство дай». В случае невыполнения своей просьбы хан грозил разрывом «братства» с королем[596]. Однако все эти дипломатические демарши остались без последствий.
Интересно, что Глинский не воспользовался начавшимися весной 1507 г. военными действиями между Россией и Литвой: очевидно, он еще надеялся вернуть потерянное мирными средствами. Но, не добившись дипломатическим путем никаких результатов, М. Глинский зимой 1508 г., воспользовавшись отсутствием короля в Литве, решился на открытое выступление: 2 февраля он напал на двор своего врага Яна Заберезинского близ Гродно и велел слуге, некоему турку, его убить[597]. После этого кн. Михаил со своими людьми совершил неудачную попытку овладеть Ковенским замком, где содержался в плену хан Большой орды Ших-Ахмет, злейший враг крымских Гиреев. Сигизмунд 21 февраля поспешил уведомить об этом происшествии Менгли-Гирея, всячески стараясь настроить его против Глинского: якобы тот хотел, освободив Ших-Ахмета, идти с ним к ногайцам — поднимать их против Крыма[598].
Потерпев неудачу под Ковном, отряд Глинского (достигавший, если верить М. Стрыйковскому, около 2 тыс. чел.) направился к Новогрудку, наместником которого был Иван Глинский, и здесь мятежники, как вспоминал позднее Ольбрахт Гаштольд, устроили совет, намереваясь идти к Вильне, но, узнав, что паны подготовили столицу к обороне, отказались от этого намерения[599]. После этого бесславного похода мятежники обосновались в резиденции Михаила Глинского — Турове; все эти события, по расчету С. Хербста, заняли первую половину февраля 1508 г.[600]
Сам маршрут похода Глинского свидетельствует об отсутствии у мятежников изначально определенной цели и единого плана: Гродно — Ковно — Новогрудок — Туров. Убийство Заберезинского, затем дерзкая попытка захватить Ших-Ахмета, наконец неудавшийся поход к столице — один авантюрный замысел сменяет другой! В то же время М. Глинский не терял надежды на примирение с королем: в феврале — начале марта он ведет переговоры и с Сигизмундом, находившимся в Кракове, и с панами-радой в Вильно. Король прислал в Туров Яна Костевича с обещанием дать Глинским «управу» с панами, но братья Львовичи, не доверяя Костевичу, потребовали к 12 марта прислать к ним Ольбрахта Гаштольда[601]. Одновременно курсировали гонцы между Туровом и Вильно: сохранился недатированный ответ панов-рады на просьбу Глинского о ходатайстве за него перед Сигизмундом — паны обещали свое посредничество, когда король вернется в Литву, и охранный лист, если Михаил Глинский захочет приехать к нему на встречу; они также советовали ему показать господарю своим поведением, что он раскаивается в содеянном[602].
В источниках нет единодушия по вопросу о том, когда завязались первые контакты Глинских с Москвой. Согласно Б. Ваповскому, С. Гурскому, С. Герберштейну, М. Стрыйковскому, это произошло еще до убийства Заберезинского[603]. В хронике Й. Деция, посланиях Сигизмунда Менгли-Гирею, относящихся к весне — лету 1508 г., известие об этом убийстве, напротив, предшествует сообщению о присылке Глинским гонцов к Василию III с челобитьем[604].
Поскольку в послании хану от 21 февраля 1508 г. король не упоминает о сношениях Глинских с Москвой, а известие об их обращении за помощью к Василию III появляется только в его послании от 30 апреля того же года[605], это событие попадает в интервал конец февраля — середина апреля. А с учетом того, что в русских летописях известие о посольстве от М. Глинского с просьбой о принятии на московскую службу помечено датой «тоя же зимы» и идет после статьи, датированной «тоя же зимы марта 8»[606], — можно отнести приезд гонца от Глинских к марту 1508 г.
Труднее выяснить, по чьей инициативе эти контакты начались. Почти все источники приписывают инициативу Глинским, и лишь Русский временник говорит о первоначальной миссии Василия III к ним. Этот памятник сохранился в списках XVII в., но его протограф исследователи относят к 1540-м или 1560-м гг.[607]. Временник отличается, как мы увидим, удивительной осведомленностью по поводу мятежа Глинских и их выезда на Русь. Здесь после известия о неудачной миссии в Туров Яна Костевича сообщается о присылке туда же Василием III Мити Губы Моклокова с приглашением Глинских к себе на службу. Не дождавшись к сроку (12 марта) ответа Сигизмунда, братья Львовичи отпустили Губу назад и послали с ним Ивана Приежжего с грамотами, извещавшими об их желании перейти на московскую службу. Затем Глинские заняли Мозырь, где их и нашел вернувшийся с ответом Василия III дьяк Моклоков: великий князь принимал их на службу и посылал им на помощь своих воевод, обещая передать Глинским все города, которые будут взяты в Литве. Дьяк на всем этом «правду дал», а князья целовали перед ним крест Василию III[608].
Этот рассказ Русского временника не противоречит известиям летописей и посланию Сигизмунда от 30 апреля 1508 г. Дело в том, что, в отличие от Временника, эти источники сообщают лишь о челобитье Глинских и о втором приезде к ним Губы Моклокова, когда они присягнули перед ним на верность Василию III[609]. В таком случае полная информация содержится только во Временнике. Ведя переговоры с Сигизмундом, панами-радой, ханом Менгли-Гиреем, ногайцами и даже молдавским воеводой[610], Глинские остановили свой выбор на Москве. Независимо от того, кто явился инициатором начала переговоров, переход Глинских на московскую сторону означал перерастание мятежа из внутрилитовского события в один из этапов русско-литовской войны. За первый год этой войны, с весны 1507-го по весну 1508 г., московские воеводы не добились никаких сколько-нибудь заметных успехов[611]. Выступление Глинских открывало, казалось, перед московским правительством перспективы достижения более ощутимых результатов в войне. Однако если такие расчеты и существовали, они не оправдались.
Своими силами, до прихода в июне московских войск, Глинские сумели овладеть лишь Мозырем, наместником которого был их родственник Якуб Ивашенцевич[612]. Столь скромные успехи наряду с выжидательной тактикой и попытками получить помощь из-за рубежа явно свидетельствуют о слабости сил мятежников, об отсутствии у них серьезной поддержки внутри Великого княжества. На чем же тогда основаны представления ряда историков о событиях 1508 г. как о народном восстании, возглавленном Глинскими?
А. Б. Кузнецов, наиболее подробно обосновавший эту точку зрения, ссылается на хронику Мацея Стрыйковского и вторящие ей Польскую хронику Марцина и Иоахима Бельских и Евреиновскую летопись. Однако еще М. С. Грушевский указал на ряд недостоверных известий Стрыйковского в описании восстания Глинских[613]. Действительно, Стрыйковский и более поздние хроники и летописи конца XVI–XVIII вв. приписывают Глинскому взятие Турова, Орши, Кричева, Гомеля, сообщают о переходе на его сторону князей Друцких и Михаила Мстиславского[614]. Между тем все эти известия, за исключением упоминания о присоединении к мятежникам кн. Друцких, недостоверны: Туров был владением самого М. Л. Глинского, Гомель еще с 1500 г. принадлежал России, а кн. Мстиславский и Кричев временно перешли под власть Василия III только в 1514 г.[615]
Надежную основу для изучения событий весны — лета 1508 г. составляют хроники Деция и Ваповского, Русский временник, разряды, послания Сигизмунда I и М. Л. Глинского того времени. Согласно этим источникам, кроме Мозыря, ворота которого открыл мятежникам Якуб Ивашенцевич, ни одного из осажденных ими городов Глинские, даже вместе с присланными им на помощь московскими воеводами, взять не смогли: ни Минска, ни Слуцка, ни Орши, ни Мстиславля, ни Кричева[616]. Несколько недель длилась безуспешная осада Минска, хотя там, как писал сам М. Глинский Василию III, гарнизон составлял «только тридцать жолнеров, а люди были… на городе велми малые»[617]. Только М. Стрыйковский сообщает об осаде Василием Глинским Житомира и Овруча[618]. Мятежники действительно побывали на Киевщине — это явствует из челобитья Льва Тишкевича королю от 7 июня 1508 г., в котором он жалуется на опустошение Глинским его имений в Киевском повете[619], — но известие об осаде указанных городов ни одним источником не подтверждается. Впрочем, и из текста Стрыйковского явствует, что ни одного города на Киевщине мятежники не взяли.