Они на многое прольют свет. Мы узнаем, кто предал и провалил многие нелегальные группы. От предателей надо избавиться. После победы многие будут выдавать себя за героев. Мы должны быть бдительными. Нельзя себе представить, чтобы органы госбезопасности в течение ряда лет вели такую успешную деятельность, не используя предателей. На рассвете руководителей восстания посетил военный атташе одной из великих держав Запада. Мы долго беседовали с ним. Он дал исчерпывающие указания. И он был прав, когда обратил наше внимание на эту сторону дела.
На Ласло эти слова подействовали, как удар обуха по голове, но тут его внимание отвлек вошедший в комнату широкоплечий мужчина с суровыми чертами лица. Он исподлобья оглядывал заседающих. Когда взгляд его скользнул по лицу Фараго, он чуть заметно улыбнулся, но тотчас же улыбку сменило прежнее надменное выражение. Невольно усмехнувшись, Фараго подумал: «Зачем эта игра? Черт возьми, что же будет дальше, если Бела Кирай уже сейчас становится в позу вождя?!»
— Вы все обсудили? — спросил вошедший.
— Да, — ответил человек в очках, почтительно взглянув на него.
— Братья по оружию! — сказал незнакомец. — Планы нужно изменить. Всего несколько минут назад мои разведчики сообщили, что сектантские большевистские силы готовятся к вооруженному выступлению против нашей революции.
Находившиеся в комбате громко выразили удивление.
— Нам стало известно, — продолжал мужчина, — что в здание городского комитета партии на площади Республики находится центр по организации этого наступления. Ночью туда были стянуты многочисленные отряды офицеров и солдат госбезопасности. Офицеры госбезопасности переодеты в армейскую форму. В подземных казематах, находящихся под зданием, подвергают пыткам схваченных борцов за свободу. Этот центр поддерживает связи с районными партийными комитетами, и в течение первой половины дня они намереваются вывести на улицы отряды коммунистической рабочей милиции. Я спрашиваю, можем ли мы допустить, чтобы нам нанесли удар в спину, воспользовавшись объявлением о прекращении огня?
— Нет! — воскликнул. Чатаи.
— Вот именно, друзья! Нужно разгромить заговорщиков и как следует проучить врагов революции.
— Какие будут указания? — спросил человек в очках.
— Нужно мобилизовать все наши силы и двинуть их против городского комитета, на площадь Республики, а также против районных партийных комитетов. Одновременно необходимо вызвать брожение на предприятиях, чтобы сковать силы… Ясно?
— Ясно, — ответили все в один голос.
— В таком случае, господа, прошу вас зайти ко мне. Я детально ознакомлю вас с практическим осуществлением операции.
Ласло не верил своим ушам. Его широко открытые глаза выражали недоумение: «Значит, это еще не конец? Снова идти в бой? Чего же хотят сектанты?»
Один за другим присутствующие покидали комнату. Последними выходили Фараго и Ласло. Фараго улыбался. О чем-то задумавшись, он покручивал ус. «Сами себе лжем! Обманываем друг друга, как торгаши на базаре. «Подземные казематы!» Ну, да ладно! Все верят, а это главное!» Он похлопал по плечу все еще не опомнившегося юношу.
— Торопись, дружище, а то опоздаем.
Когда они, уяснив задачу, вернулись в свой штаб, было уже около девяти часов. Времени для размышлений не оставалось: нужно немедленно действовать, поднимать людей.
Чатаи отослал связного к Хегедюшу, отправил людей на площадь Республики. Расторопность бывшего депутата вызвала ироническую улыбку у наблюдавшего за ним Фараго. «А ведь звезда Чатаи закатывается, — подумал он. — Те, кому он предан, потихоньку оттесняют его в сторону, в нем уже не нуждаются. Теперь нужны другие. Для роли руководителя Бела Кирай более подходящая фигура».
— Адам, — обратился к нему Чатаи, — и ты идешь?
— Нет, — ответил капитан. — У меня есть дело поважнее. Но мои люди будут там. К сожалению, у меня свидание, которое не терпит отлагательства.
— С кем? — спросил Чатаи.
— Угадай, — таинственно произнес Фараго.
— Понимаю, — улыбнулся бывший депутат и спросил у Ласло: — Командовать отрядом будешь ты?
— Нет. Ласло, как предусмотрено планом, поедет на заводы, чтобы сковать действия коммунистов; — ответил за юношу Фараго. — От меня на заводы поедут еще четыре человека. Я думаю, пора отправляться — время не ждет.
— Ну, я пошел, — сказал Чатаи.
— Желаю удачи, Карой. Я считаю, и тебе не обязательно быть там. Поручи это дело молодежи, — посоветовал капитан.
— Там видно будет. — И Чатаи вышел из комнаты.
— Ну, господин старший лейтенант, как вы себя чувствуете? — смеясь, обратился к Ласло Фараго.
— Я все еще не опомнюсь после всего услышанного, — откровенно признался Ласло.
— Да… Борьба не закончена. Меня очень беспокоит пассивность рабочих.
— Они не все понимают, — ответил юноша.
— Значит, надо разъяснить им. Золотой середины нет и быть не может: или они попадут под влияние большевиков, или станут на сторону революционных сил. Вот почему ты и другие толковые люди должны пойти на заводы. Исход борьбы не всегда решается на улицах.
— Я потолкую с ними, рабочих я знаю, — похвастался юноша. — Можешь на меня положиться.
— Я доверяю тебе, дружок. Разъясни, что им нужно сделать выбор: или Имре Надь — или снова Ракоши, или свобода, спокойная счастливая жизнь — или снова произвол.
— Понятно, — кивнул Ласло, — я возьму машину…
— Бери, бери, дружок, но будь осторожен.
Фараго остался один. Погрузившись в раздумье, он постукивал по столу карандашом. Его мучило ощущение тревоги. События последних дней в какой-то мере расстроили ею планы. Очень жаль было Моргуна. И не потому, что он питал особые симпатии к этому взломщику, просто на него возлагались кое-какие надежды. Фараго не верил в успех восстания. Ему не вскружило голову даже то, что на короткое время власть оказалась у них в руках. «Социалистический лагерь никогда не отдаст Венгрию, — думал он. — Чтобы прийти к такому заключению, не нужно быть большим политиком. Восстание может победить только в том случае, если Запад развяжет войну. А пойдут ли они на это? Значит, возможны оба исхода и нужно быть готовым и к победе и к поражению. Но чем бы дело ни кончилось, для меня это пока одинаково плохо. Лучше всего было бы бежать на Запад. Куда угодно, хоть в Южную Америку. Вот тут-то и понадобился бы Моргун. Он обеспечил бы «базу», необходимую для начала новой жизни. Впрочем, если бы даже эта материальная «база» была у меня» все равно сейчас уезжать нельзя. Могут спросить: «Почему ты уезжаешь в дни завоевания свободы?» Что я отвечу на это? А здесь оставаться опасно — можно поплатиться жизнью».
Фараго закрыл глаза. Его воображение живо воспроизводило события и встречи, запечатлевшиеся в мозгу. Когда он возвратился из плена, Марион свела его с мистером Трезеном. Измученный, истощенный, он радовался свободе. «Только подальше от политики, подальше от прежнего общества!» — с таким решением он сошел с поезда и через неделю уже спал с Марион. Эта женщина стала его любовницей давно,