Читать интересную книгу Современная проза Сингапура - Го Босен

Глава 23

После ужина Куан Мэн вышел на балкон. Дул легкий ветерок, было нежарко и приятно. В прозрачных сумерках небо выглядело далеким и бездонным огромная пустота, которую невозможно себе представить.

Куан Мэн сидел, размышлял о том, что может ждать его в будущем, но он больше не тревожился. Он вспомнил, как вела себя Сюи Лин. Совсем как взрослая. От этой мысли он почувствовал тепло и силу в груди.

Подошла мать — так бесшумно и незаметно, что Куан Мэн не сразу осознал ее присутствие рядом с собой. Увидев ее, он вскочил.

— Садись, ма!

— Не хочется, я постою, — ответила она.

Оба долго стояли в молчании. Куан Мэн понимал, что мать пришла поговорить с ним, и давал ей время собраться с мыслями, найти слова.

— Тебе теперь придется содержать семью, — выговорила она наконец.

— Конечно, ма, — мягко ответил он.

— Ты старший. На тебе вся ответственность.

— Я понимаю, ма.

— Отца разбил паралич. Он больше не сможет работать, ты понял это?

— Понял.

— А тебе так мало лет, — вздохнула мать. — Совсем еще мальчик, а тут все это свалилось на тебя.

— Ничего, ма. Ничего. Ты только не волнуйся.

— Ребенок почти. — Мать посмотрела на него. — Тебе бы сейчас радоваться жизни, а ты должен думать обо всей семье. Не балует нас судьба.

— Не надо говорить об этом, ма.

— Наверное, ты прав. Наверное, не надо. Ты ведь и сам все понимаешь, Мэн? — Мать пыталась заглянуть в его лицо.

Куан Мэн кивнул. Не понимаю я всего, думал он. Никто не может все понять. Просто случаются разные вещи — и все. Что ж тут понимать? Просто случаются.

— Совсем ты еще молодой. Отцу и мне, нам так хотелось, чтоб жизнь твоя сложилась хорошо, чтобы ты был счастливым. Отец мало разговаривал с детьми, но он так мечтал, так мечтал, чтоб у нас все было хорошо. Ты не знаешь, как он расстраивался, когда ты кончил школу, а работы не было. Он показывать не хотел, до чего это его огорчало. Все себя винил, а я ему повторяла: ну что ты глупости какие говоришь. А он свое: сумел бы я заработать побольше, отправил бы Куан Мэна в университет. Это бы ему дало хоть какие-то шансы в жизни, он говорил. И все время ругал себя.

— В чем же он виноват? — сказал Куан Мэн.

— И я ему твердила: ты ни в чем не виноват. Я говорила: раз семья вместе, никто не болеет, все сыты и крыша есть над головой, надо бога благодарить, и все. Но ведь ты отца знаешь — не религиозный он человек. И спрашивает меня: за что благодарить бога?

Аминь, хотелось сказать Куан Мэну. Отец прав. За что благодарить бога?

— И тут это случилось… — Мать смотрела в темноту. — Даже если он поправится, все равно работать он больше не сможет, отец наш. Вся надежда на тебя, Мэн, на тебя одного.

— Все будет хорошо, ма.

— Один ты у нас. Остальные совсем дети. Даже Куан Кэю еще так долго учиться! Тебе одному придется всех тянуть, Мэн.

Куан Мэн молчал, вслушиваясь в речь матери, которая текла так тихо и медленно, будто мать вытягивала каждое слово откуда-то из глуби внутри себя.

— Наше счастье, что отцу хоть кое-что причитается по фонду взаимного обеспечения. Раз он больше не может работать, теперь ему выдадут эти деньги. Надо бога благодарить за этот фонд — хоть некоторое время будем обеспечены.

За что благодарить бога? — еще раз подумал Куан Мэн. Бог тут совершенно ни при чем. И хозяин, и служащие каждый месяц вносили отчисления в этот фонд, выдавались из него деньги только при выходе на пенсию, в случае инвалидности или смерти — тогда их получала семья.

— Пойду займусь хозяйством, — вздохнула мать. — Ты уж побудь дома сегодня вечером, а? Мало ли что может случиться. Вдруг отцу хуже станет.

— Не беспокойся, ма. Я никуда не собираюсь. Не беспокойся. Лучше отдохни.

Мать кивнула и медленно пошла в комнату.

Куан Мэн опять опустился на плетеный стул. Никуда он не пойдет. Он теперь не будет так часто уходить из дому по вечерам. Это понятно. Он закурил, выдохнул дым в небо и долго следил, как струйка дыма растворялась и превращалась в ничто.

Квартира была уж очень тихой в этот вечер. Лежа на своей кровати, Куан Мэн не слышал даже дыхания остальных членов семьи. Единственный звук жизни в ночной тишине — сонное дыхание. Уютный домашний звук. Он вслушивался в тишину, пока не заснул.

В ту ночь ему снилось, будто он снова маленький.

Глава 24

Через три недели отца выписали из больницы. Доктор сказал, что он теперь может находиться дома, только надо иногда вызывать участкового врача. Отец был еще очень слаб, но уже мог проковылять несколько шагов на костылях. Два раза в неделю его надо было возить в поликлинику на физиотерапию. С работой пришлось распроститься на другой день после выписки. Отец получил от фирмы любезное письмо, в котором говорилось, что фирма высоко ценит его долгую и верную службу, желает ему всяческого благополучия и долгих лет жизни. Фирма готова выплатить ему деньги по фонду.

Куан Мэн никак не мог потом припомнить, когда он впервые испытал это чувство. Наверное, на другой день после того, как отца положили в больницу. Он был на работе, сидел за своим столом, как вдруг его охватил панический ужас. Ладони мгновенно покрылись холодным потом. Ужас нахлынул внезапно, когда Куан Мэн был занят своими обычными делами и не было ровно ничего, что могло бы стать причиной ужаса. Ужас был вызван мыслью о том, что его могут выгнать с работы. Куан Мэн вдруг перепугался — ведь он может остаться без работы. До той минуты Куан Мэн относился к работе неприязненно — все время терзался оттого, что она не давала ему никакого удовлетворения. Теперь он боялся лишиться ее. Сама мысль об этом привела его в отчаяние, какого он никогда раньше не знал. Позднее он понял, что как раз этот ужас, панический ужас перед жизнью, превращает людей в маленьких перепуганных людишек: в покорных клерков, год за годом тянущих тоскливую лямку. Куан Мэн понимал, что делает их такими, потому что теперь он и сам мог считаться маленьким перепуганным человечком, дрожащим за свою работу. Что станется с семьей, окажись он на улице?! Эта мысль вызывала у него пароксизм ужаса.

Болезнь и инвалидность отца сузили горизонты жизни Куан Мэна. Его хватало, только чтобы ходить на работу, после работы — домой, опять на работу, опять домой. Он сидел вечерами дома и совсем перестал пить. Он перестал читать книги, взятые у Бун Тека. Он перестал понимать, почему они раньше казались ему интересными. Теперь он позволял себе только одну роскошь — сигареты. Да и то поймал себя на том, что старается курить поменьше и докуривать сигарету до самого конца — пока окурок не начнет обжигать пальцы. До самого краешка. Сигарета стала предметом роскоши, и ею надо было дорожить.

Однажды вечером в квартиру вошла Анна. Она ни разу прежде не бывала у Куан Мэна. Куан Мэн сконфузился и торопливо потащил ее гулять.

— Почему ты не сказал, что у тебя болен отец, Мэн? — спросила Анна.

— Сам не знаю. Просто не до того было. Не сердись.

— Я волновалась. Ты пропал и так долго не появлялся. Я поняла, что случилось что-то.

— Не сердись.

— Я не сержусь, Мэн! — Анна заставила себя улыбнуться. — Теперь я все поняла. Мне очень жалко твоего отца. Такое несчастье для всех вас.

Они шагали мимо деревьев на углу, мимо соседей, вышедших подышать. Куан Мэн здоровался со знакомыми. Они отвечали. Дошли до большой улицы, и, хотя место для прогулки было совсем неинтересное, дальше идти не хотелось.

— Ты совсем перестал разговаривать, Мэн, — сказала наконец Анна.

— Правда? Извини.

— О чем ты думаешь?

— Думаю? Ни о чем особенно. Я вообще не думаю.

— Это все из-за твоего отца, Мэн? Он не ответил.

— Это, наверное, ужасно. Мне так жалко и тебя, и всю вашу семью.

Куан Мэн чуть было не сказал — спасибо. Потом решил, что спасибо в таких случаях не говорят, и, не найдясь, что же сказать, промолчал.

— А сейчас он как, Мэн? Твой отец?

— Нормально, — ответил он. И добавил: — Он жив.

— Он ходит?

— Немножко. На костылях.

— Но он может поправиться, как ты думаешь?

— Не знаю.

— Бедный! Трудно, наверное, ходить на костылях.

— Не знаю, — повторил Куан Мэн.

Посредине проезжей части валялся собачий труп. Собаку, должно быть, задавило машиной или автобусом. Проезжающая машина задела дохлую собаку колесом, которое издало тошнотворный хлюпающий звук. Собачьи внутренности протянулись по асфальту, как низка сосисок. Налетели мухи — небольшое, плотное, живое облачко заклубилось, насыщаясь.

Куан Мэн и Анна отвернулись. Остановились на углу.

— Может, зайдешь со мной к Бун Теку и Мэй Ай? — предложила Анна.

— Не хочется. Извини.

— Ты не извиняйся. Тогда, я думаю, лучше мне пойти домой.

Куан Мэн молчал.