и другие рассматривали сказки как ценный материал при изучении истории формирования народной культуры; причины сохранности и неизменной популярности сказок они объясняли верностью народа «преданиям», идеалам старины, памятью о давнопрошедшем.
Революционные демократы, связывая содержание произведений фольклора со всем комплексом внешних и внутренних условий жизни крестьян, видели в сказке отражение мировоззрения народа, его социальные устремления, отсюда внимание к «сегодняшнему» фольклору, интерес к деталям, личности исполнителя.
Видный революционный деятель, фольклорист, этнограф И. А. Худяков записал множество сказок в российских деревнях и в 1860–1868 гг. издал сборник «Великорусские сказки»[10]. Вслед за сборником Худякова вышли «Народные сказки, собранные сельскими учителями» А. А. Эрленвейна (1963), «Русские народные сказки, прибаутки и побасенки» Е. А. Чудинского (1864) и др.
В 1884 г. вышел сборник Д. Н. Садовникова «Сказки и предания Самарского края». Сборник примечателен тем, что основная его часть представляет творческий репертуар одного сказочника — крестьянина Абрама Новопольцева (72 текста). В репертуаре Новопольцева сказки волшебные, бытовые, о животных. Все сказки характеризуются сюжетной слаженностью, композиционной стройностью, сохранностью поэтических формул. «В некотором было царстве, в некотором государстве, не в нашем было королевстве. Это будет не сказка, а будет присказка; а будет сказка завтра после обеда, поевши мягкого хлеба, а еще поедим пирога, да потянем бычка за рога. Жил был царь Иван Васильевич…» — так начинается одна из его известных сказок «Марья-Краса Черная Коса».
Несмотря на ярко выраженную традиционность репертуара, художественных образов и стиля, в сказках Новопольцева ощутима индивидуальность исполнителя, которая проявляется в смелых контаминациях, своеобразных сюжетных трактовках, сатирических портретах, напоминающих образные характеристики персонажей ярмарочных представлений («Старуха, толстое ее брюхо», Фома Богатый «лицом был хорошовит, губы в осметку, а нос как башмак»).
Чередование прозы с раешным стихом, непринужденность рассказа, любовь к шутке, мастерское умение привлечь внимание слушателей выдают в Новопольцеве хранителя традиций скоморохов. В сказке «Спящая царевна» есть эпизод, изображающий приход сказочника на «бал, что и черт не спознал», который в какой-то степени воссоздает манеру общения сказочника с аудиторией: «Восходит молодец: «Мир вам, гостям, на беседе!» — «Просим милости, добрый молодец!» — «Что вы сидите, водку пьете, а ничего не говорите? Должно быть, вы спать хотите? Поднесите водочки стакан, я шуточки пошучу!» Они спрашивают: «А ты чей такой?» — «А вот я из Помряськина сказывалыцик». — «Ах, брат, расскажи-ка нам, да хорошеньку!» — «Ну, братцы, я вам скажу сказку. Слушать да не смеяться, а кто знает — не переговаривать!»
В сказках Новопольцева находит отражение и мировоззрение безземельного крестьянина 60–70-х годов. В сказке «Фома Богатый», в бытовых антибарских и антипоповских сказках звучит насмешка над «господами». Фома-бедняк, заставивший царя поверить в его несметные богатства, крестьянин, знакомящий барина с Нуждой, — любимые герои Новопольцева.
Сборник «Сказки и предания Самарского края» вышел после смерти Д. Н. Садовникова, и потому в него вошли лишь тексты. Заметки собирателя, сведения о сказочнике так и остались неопубликованными и были утеряны. Сказки А. Новопольцева всесторонне изучены фольклористами[11]. Имя Новопольцева вошло в число выдающихся русских сказочников.
Положение Н. А. Добролюбова о необходимости при записи произведений фольклора передавать подробные сведения об исполнителях и обстановке записи становится обязательным для собирателей фольклора.
Новый метод собирания произведений фольклора был разработан исследователями русского эпоса П. Н. Рыбниковым и А. Ф. Гильфердингом. Записывая былины на русском Севере, они одновременно изучают среду бытования «старин», обращают внимание на личность сказителя, особенности его репертуара. Все эти наблюдения обобщены в отдельных очерках, которые открывают текстовые сборники. Ученые предложили и новый принцип публикации материала — по сказителям[12].
Метод Рыбникова и Гильфердинга был перенесен и на сказку.
В 1909 г. Н. Е. Ончуков издает сборник «Северные сказки», куда вошли сказки, записанные на русском Севере самим Ончуковым, а также академиком А. А. Шахматовым и писателем М. М. Пришвиным. Готовя сборник к публикации, Ончуков, ранее собиравший преимущественно былины, в 1907 г. вновь отправляется на Север, на этот раз ставя перед собой задачу дополнить материал новыми сказками, а также проследить, насколько наблюдения Рыбникова и Гильфердинга верны для сказки. (В сущности это первая научная поездка в целях изучения сказок.) Оказалось, что сказки в еще большей степени, нежели былины, отражают личность исполнителя. Ончуков выделяет сказочниц-женщин, по чьим сказкам можно проследить жизнь северной крестьянки. Он приходит также к выводу, что особенности репертуара того или иного сказочника можно объяснить его характером, родом занятий, эстетическими вкусами. Так, А. В. Чупров, степенный зажиточный крестьянин, знаток былин, любит длинные, неспешные волшебные сказки и превосходно их рассказывает; Г. И. Чупров, весельчак по натуре, отдает предпочтение шутливым сказкам, особенно «про попов»; «сказку про «Лисицу, журавля и петуха» отбарабанил, как дьячок на клиросе («как по книжке читаю»), и в этом видел свое главное мастерство, а слушатели покатывались со смеху»[13]. По сказкам, утверждает Ончуков, можно проследить не только особенности жизни и быта северного крестьянина (промысловая охота, рыбная ловля, рубка и сплав леса), но и свойства натуры северянина — «где нет и тени низкопоклонства и лести». В сказках А. В. Чупрова постоянно встречается выражение: «царям что дурно, то и потешно».
Интересны также наблюдения Ончукова над истоками репертуара сказочников. Как правило, замечает собиратель, сказки перенимаются в семье от старших; обмен сказками происходит в пути, в лесных избушках, где поселяются артельщики во время промысловых работ. Хороший сказочник — личность заметная в деревне, он пользуется уважением, его охотно приглашают в артели. Ончуков называл сказочников умственной аристократией деревни, поэтами и художниками слова, виртуозами рассказа.
В сборнике Н. Е. Ончукова сказки расположены по сказочникам, каждому разделу предшествует краткий очерк об исполнителе. Работа Ончукова стала своего рода образцом. Так издаются и сборники Д. К. Зеленина — «Великорусские сказки Пермской губернии» (1914), «Великорусские сказки Вятской губернии» (1915), Б. и Ю. Соколовых — «Сказки и песни Белозерского края» (1915).
Труд Б. и Ю. Соколовых явился результатом научной поездки в Новгородскую губернию в 1908–1909 гг., позволившей продолжить и углубить наблюдения Н. Е. Ончукова.
«Сказка действительно живет здесь полной жизнью, — пишут они. — Она прежде всего, как и всякое художественное произведение, стремится удовлетворить естественной потребности человеческой души в развлечении, отвлечении от окружающих забот и тревог, желанию побыть в мире образов, созданных художественной мыслью. Сказка отвечает требованиям занимательности. И вот, как только у крестьянина выпадает досуг и создаются подходящие условия, на сцену выступает сказочник и своей нехитрой, но часто истинно поэтической речью царит над жадно воспринимающими ее крестьянскими умами»[14].
Соколовы развивают и другое положение Ончукова об отражении в сказках творческой личности исполнителя. На основании изучения стиля сказок, манеры изложения они выделяют несколько типов сказочников: эпиков, бытовиков-реалистов, моралистов, балагуров, сатириков.
Для сказочников-эпиков характерна любовь к длинной волшебной сказке, с ее многочисленными повторами, разработанной классической обрядностью. Таким