как ее продвигали на пост ректора в Академии Борре, а потом фамильяр Гастон без обиняков напомнил ей о ее нынешнем положении. В родном учебном заведении ее имя вычеркнули из списка лучших выпускников — гордости Академии. В Париже никто не давал ей работы, боясь и общественного осуждения, и, что более важно, вражды с Красной Церковью. Она тратила остатки сбережений, ибо никогда раньше не ограничивала себя в средствах, но деньги подходили к концу, и девушке пришлось сделать тяжелый выбор.
Она выбрала Россию.
— Не так все и плохо, — ворвался в ее мысли голос фамильяра.
— Да неужели?
— Сама подумай, Ураган, — назвал он ее старым прозвищем, из-за чего девушка вздрогнула.
Давно никто не называл ее непобедимой стихией, она потеряла свою репутацию.
— Я не вижу ничего хорошего в нашем положении.
Фамильяр издал звук, очень похожий на вздох.
— Тогда я тебе по порядку все изложу. Мы почти истощили свои запасы, тебя не принимали на работу, меня изгнали из Объединенного общества фамильяров империи, соответственно, ни на какую финансовую поддержку я не мог рассчитывать. Они мне даже мои вклады не вернули, заявив, что это конфискация имущества с целью покрытия репутационного ущерба! А ведь это были все мои накопления!
Девушка спрятала лицо в ладонях.
— Мы на улицу не могли спокойно выйти, чтобы за нами не катился шепот сплетников. Убийцы, нечестивцы, преступники — Церковь сделала все, чтобы сломать нам жизнь, ибо на заре своего влияния ты активно продвигала расширение полномочий женщин в современном обществе. Они не простили тебе этого, и отомстили, когда ты оступилась. А те самые женщины, которых ты рьяно защищала, еще и в спину тебя подтолкнули, лишь бы насладиться чьей-то травлей.
— Почему ты так жесток, Гастон? — слабо спросила Ланж, не отнимая рук от лица.
— Я? Это тебя всегда так называли, и ты была крепкой, как сталь, пока испытания не прогнули тебя. Завистники всегда мечтали увидеть Ланж Ганьон слабой, и они сполна упились бы победой, если бы мы не убрались из Парижа! Сейчас я лишь пытаюсь вернуть тебя прежнюю, потому что только сильная Соланж сможет выжить, и вернуть себе утраченное. Исетская Академия — это наш плацдарм, это инструмент для достижения нашей цели!
— И как захолустная Академия поможет нам? — спросила девушка с сарказмом, которым пыталась замаскировать слабую надежду.
Но Гастон понимал, что хозяйка прислушивается к нему, и понемногу оживает, поэтому постарался донести свою мысль четко и кратко:
— Эта Академия пригласила именно тебя, из сотен других кандидатов выбор пал на тебя! Не задумывалась, почему?
— А кто еще пойдет преподавать в эту дыру?
— Умные маги, вот кто! Ты обладаешь даром, ты — незаурядная личность, суд оправдал тебя, а позиции Красной Церкви там слабы. В Российской империи верят в Бога, как и у нас, но их ветвь Церкви развивалась иным путем, и они не станут тебя допекать. При этом Исетская Академия славится своими методами преподавания, не зря же там обучают темной магии! Где еще такое найдешь в нашей державе, и кто им подойдет лучше, если не ты?!
Соланж пыталась держать лицо, но улыбка пробилась сквозь лед самообладания, и она прижала к себе фамильяра.
— Мой друг, я всем тебе обязана! Самой жизнью!
— Ну что ты, прекрати, — подвывал лохматый пес, ласкаясь к хозяйке. — Маг и фамильяр неделимы, мы судьбой назначены друг другу, и я никогда не оставлю тебя, Соланж! Только не рассчитывай, что я всегда буду таким милым с тобой. Нет, девочка, таких как ты нужно держать в узде, орудуя кнутом и пряником.
— Ну и выражение! — засмеялась девушка, вспоминая, как впервые услышала его в свою давнюю поездку в Россию.
— Привыкай. Иногда нужно говорить, как они, но и сильно сближаться не стоит. Пусть видят в тебе загадку, неприступную девушку из далекого края, но и гордятся твоим уважением к их культуре. Так ты их завоюешь, а потом…
— А потом — суп с котом!
— Было бы превосходно! — хохотал Гастон над очередной поговоркой. — Особенно учитывая, что фамильяры-собаки и фамильяры-коты люто друг друга ненавидят.
Глава третья, рассказывающая о прибытии в Исетскую Академию
30 августа 1830 года по Арагонскому календарю
Чтобы добраться в Академию, мадмуазель Ганьон пришлось потратить круглую сумму на билеты на поезд, после чего они с фамильяром пересекли границу, и остались на пустыре, не зная, куда податься дальше. Железная дорога, которая должна была привести их в ближайший крупный город Российской империи, только начинала строиться, и девушка долго ругалась со всеми подряд, пытаясь выяснить, как ей продали билет на несуществующий поезд. Но работники только разводили руками, жители расположенной рядом деревушки с пониманием посмеивались, а одна добропорядочная на вид женщина объяснила им, что к чему, и помогла пристроиться к свите богатой семьи, направлявшейся в нужный ей город.
Так Соланж добралась до цивилизации, где все-таки села на поезд, и отправилась в самую глушь этой непонятной для нее страны. Фамильяр бодро тыкался ей в бок, словно напоминая, что все будет хорошо, но девушка лишь оглядывала дряхлый вагон, опять не понимая, за что отдала большие деньги.
Спустя десять дней она сошла на станции посреди леса, оставшись с Гастоном наедине с девственной природой. Окружавшая красота чаровала ее, но в сердце закрадывались смутные ощущения, будто за ней наблюдали. Она призвала силу, мысленно сплетая ее в вязь — заклинание, высвобождавшее энергию для достижения определенной цели. В данный момент ее целью было проверить, есть ли кто-нибудь в лесу, кто мог наблюдать за ней, но поисковая вязь никого не нашла.
Около трех часов им пришлось просидеть на своих чемоданах, прежде чем за ними явились сопровождающие. Раздраженная Соланж едва сдержала свои эмоции, и с достоинством села в старомодную карету, каких давно не видела в родной империи. Их заменили на комфортные автомобили, но здесь не было дорог, и кареты с мощными колесами, работающие не на топливе, а на магии, были в глуши вполне уместны.
Теперь же путешествие подходило к концу, и девушка со сложной смесью чувств прикипела к окошку, разглядывая новое место жительства.
У подножия горы раскинулся каменный город, поражающий красотой старинных построек, а на вершине, в гордом одиночестве возвышался замок. Небольшой, абсолютно не чета парижскому, но внушительный для такого Богом забытого места, окруженный густыми лесами и горными пиками.
— Однако, — хмыкнул фамильяр. — Я ожидал худшего, но, кажется, здесь не так все убого.
— Ты прав, Гастон. Поживем здесь немного, а потом решим, что делать дальше.
— Молодец,