Но, как говорится, все течет, все изменяется. А что остается и что нам мешает жить?
Первое. Это характер государства и власти. Как отмечал Бердяев, тип государства мы взяли у загнивающей уже Византии, а потом его «обогатили» немецким бюрократизмом. Оттуда же переняли культ власти и склонность к обожествлению правителя. От православия мы получили максимализм, догматизм и культ жертвенности. Бердяев считал, что «историческая судьба русского народа была несчастной и страдальческой…». В самом деле, частые смены типа цивилизации, несколько сот лет жизни в зависимости от Золотой Орды, несколько сот лет крепостного права – все это и многое другое сделало нас такими, какие мы есть. Власть наша что при царях, что после них стремится править пожизненно и при этом – из каких бы слоев она ни происходила – часто смотрит на простых людей, как на быдло.
Так или иначе, вцепившись мертвой хваткой во власть (которая у нас обычно неотделима от привилегий и/ или собственности), наш правящий класс не желает никаких перемен, не хочет ничем делиться с народом. Согласись Николай II (как ему советовали из его ближайшего окружения) на конституционную монархию и пойди он навстречу требованиям крестьян, заручившись поддержкой наиболее дальновидной части дворянства, наверняка не было бы Октябрьской революции. Точно так же, если бы Брежнев поддержал экономические реформы Косыгина и настоял на постепенной демократизации политической системы, включая регулярную сменяемость на конкурсной основе высших должностных лиц (как это, например, делается в Китае), то мы действительно могли бы иметь в каком-то будущем социализм с человеческим лицом. Однако слепой эгоизм и тупое стремление правящего класса с помощью закручивания гаек и грубой силы сохранить все, что имеет, рождают в обществе настроения безысходности, злости, а то и ненависти к власти, что в момент кризиса перерастает в то, что можно выразить одним словом: «Долой!» Отсюда и стремление наиболее радикальных слоев общества не только избавиться от ненавистного режима, но и от всего того, что с ним связано. При этом многим людям ошибочно кажется, что хуже уже не будет. Но, как сказал один мудрый человек, нет такого плохого, которое нельзя было бы сделать еще хуже. Так у нас и получилось для большинства народа после смены капитализма социализмом, а потом и смены социализма капитализмом.
Я был не только очевидцем, но и активным участником на фронте идеологической борьбы против коммунистического режима. Долгое время мне казалось, что этот режим будет вечным. Что вечно будут нами править выжившие из ума старцы, вечно они будут нам лгать насчет преимуществ нашего полуказарменного социализма над капитализмом. Вечным будет дефицит всего и вся. Вечно будут существовать сковывающие свободу личности запреты, причем нередко нелепые. И для того чтобы сбросить этот уже ставший ненавистным режим, я готов был поддерживать всех, кто с ним боролся. Готов был закрывать глаза на наших фальшивых либерал-демократов, на сомнительные человеческие качества Ельцина и пр. Была сверхзадача: коммунистический режим во что бы то ни стало должен быть разрушен. В том, что в ходе революционных перемен мы стремимся «разрушить все до основанья», виноват правящий класс. Именно по его вине мы понесли такие страшные потери в двух революциях. Проведенная у нас молниеносная и неправедная приватизация заслуживает только осуждения, но первоначально она задумывалась как способ лишить коммунистов материальной базы для реставрации.
Если бы наш правящий класс был дальновидным, то он все делал бы для того, чтобы избежать революции, и сам бы «взращивал» силы, которые могли бы перехватить власть в случае крушения режима. Но таких сил не оказалось ни после отречения Николая II от трона, когда перед страной открылся путь буржуазно-демократического развития, ни после краха режима реального социализма, когда можно было взять курс на «демократический социализм». Нет таких сил и сейчас. Притом что в обществе царит вопиющая социальная несправедливость. Случись, что власть падет, ее некому будет поднять. За несколько месяцев до парламентских выборов 2007 г. В. Путин говорил о том, что для подстраховки нам нужно две сильные системные партии: одна – правоцентристская, другая – левоцентристская. Правоцентристская в лице «Единой России» уже была партией власти, а созданная, как говорят, по проекту Кремля, левоцентристская партия «Справедливая Россия» постепенно набирала силу. Потом Путин вдруг неожиданно для многих изменил свое решение, возглавив список «Единой России» на парламентских выборах, не будучи ее членом, а «Справедливую Россию» в ходе парламентских выборов чиновники на местах стали так же «прессовать», как и оппозиционные партии. Те выборы вошли в историю как самые «грязные».
Второе. Почти за 20 постсоветских лет не появилось принципиально новых промышленных производств, известных в мире технологий, новых ГЭС, кораблей, самолетов и даже автомобилей. Мы сдали позиции даже там, где СССР был признанным лидером, – в космосе и энергетике. Мы продолжаем проедать остатки советского наследия. Как говорят специалисты, созданные в советские годы производства уже не подлежат реконструкции, промышленность надо создавать заново. Кто в этом виноват? Прежде чем отвечать на этот вопрос, давайте сначала посмотрим, что представляет собой наш нынешний правящий класс. Это причудливый симбиоз бюрократии, олигархов и либералов с некоторыми «добавками». Бюрократию заботит величие России, и она его стремится поднимать… строительством новых трубопроводов для перекачки нефти и газа в другие страны, престижными проектами и нескончаемым пиаром насчет того, как много она делает для народа и укрепления международного авторитета государства. Олигархи, в своем большинстве не уверенные в своем будущем, стараются выводить из страны активы и регистрировать свои предприятия в других странах, и они де-юре становятся уже и не совсем российскими. А тем временем либералы в экономическом блоке правительства продолжают следовать предписаниям «Вашингтонского консенсуса», реализация которых тормозит наше развитие. Я напомню об истории его появления.
Экономист Д. Уильямсон (John Williamson) из вашингтонского Института международной экономики (Washington Institute for International Economics) в 1989 г. подготовил для латиноамериканских стран, в которых уже была в той или иной степени развита рыночная экономика, рекомендации для ее оздоровления. Это строгая финансовая дисциплина; ограничение госрасходов на социальную сферу и инфраструктуру; снижение ставок налогов; либерализация финансовых рынков; свободный обменный курс национальной валюты; либерализация внешней торговли; открытие страны для иностранных инвестиций; приватизация; дерегулирование экономики; защита прав собственности. Эти рекомендации покоятся на неолиберальной теории М. Фридмена, и их можно свести к известной максиоме А. Смита: рынок все расставит по местам. Их появление совпало с крахом реального социализма, и Вашингтон посредством Международного валютного фонда стал навязывать их странам с переходной экономикой, и в первую очередь бывшим соцстранам. Ни одна из быстрорастущих стран не стала выполнять требования «Вашингтонского консенсуса», а те, кто это делал, потерпели фиаско. Ведь перевод нерыночной экономики на рельсы рыночного развития, тем более такой страны, как Россия (огромная территория, разные климатические условия, большие перепады в уровне развития регионов и народов, на 70 % военная экономика, сотни моногородов и пр.), обязательно требует активного государственного регулирования, индикативного планирования, защиты отечественных производителей от недобросовестной внешней конкуренции, требует валютного контроля и т.д., что напрочь отвергается идеологами «Вашингтонского консенсуса». Российские же либералы-западники безоговорочно взяли на вооружение то, что исходило из Вашингтона, и стали выполнять, причем в самом брутальном варианте. Притом что сами «американские гуру» требовали тотальной и как можно более быстрой приватизации и либерализации всего и вся. И это стало для нас катастрофой.
Уверен, что если бы в это время на Западе господствующей экономической теорией был не неолиберализм, а кейнсианство, то они, наши квазилибералы, с не меньшим рвением стали бы руководствоваться им, что объективно было бы, безусловно, лучше для страны. Только правда в том, что без поддержки политического руковод-ства либералы в экономическом блоке правительства не могли бы проводить в жизнь рекомендации чужого государства – их бы вообще из власти, грубо говоря, вычистили. И заметим, при ярко выраженном словесном антиамериканизме немалой части нашей бюрократии и административная реформа, и реформы здравоохранения, образования и некоторые другие осуществлялись по американским лекалам.