Читать интересную книгу Россия и мусульманский мир № 2 / 2011 - Валентина Сченснович

Как пишет хорошо знающий ситуацию на Северном Кавказе политолог С. Маркедонов, если приравнивать членов незаконных вооруженных формирований в республиках Северного Кавказа к бандитам, то решение проблемы труднодостижимо. «Национальный интерес в государстве должен быть выше конъюнктурного пиара (когда ради популярности можно пренебречь реальными оценками ситуации в проблемном регионе). Терроризм нужно сделать политически и экономически нерациональным. В этой связи население Северного Кавказа должно ощутить выгоду от поддержки и защиты России. Если они этого не увидят (а, напротив, увидят нарушение российских же законов и местной, и федеральной властью), то их симпатии вполне рационально (а не по причине приезда бородатых саудитов) будут на стороне, как минимум, оппонентов власти».

Мы говорим о теоретической возможности катастрофического сценария, а его признаки уже налицо. Еще в 2001 г. Г.Г. Малинецкий (Институт прикладной математики им. М.В. Келдыша РАН) и член-корреспондент РАН С.П. Курдюмов в Вестнике Российской академии наук предупреждали о грядущей катастрофе в связи со скорым массовым выходом из строя машин, оборудования, инфраструктуры и т.д. ввиду их крайней изношенности. Появился даже термин «восстание машин». Кроме того, они указывали на возможность развития России по катастрофическому сценарию. Но ни тогда, ни несколькими годами позже вроде бы ничего страшного не происходило в стране, и многим предупреждение ученых казалось гипертрофированным.

Однако в последние два-три года, причем в нарастающем темпе, у нас то и дело падают или совершают вынужденную посадку вертолеты и самолеты, случаются аварии на электростанциях и железных дорогах, из-за плохих дорог при резко возросшем парке машин происходят ДТП с многочисленными человеческими жертвами, выходят из строя трубопроводы, взрываются склады боеприпасов, гибнут люди в шахтах… И буквально каждый день что-то горит – жилые дома, школы, театры и клубы, дома для престарелых и инвалидов, детские учреждения, офисные помещения, склады, хранилища и транспортные средства.

В начале июня 2008 г., когда «отцы» нашего «экономического чуда» восхищались достижениями страны при их правлении и не скупились на самовосхваление, Г. Малинецкий озвучил более грозное предупреждение. «В нашем институте на основе динамической теории информации, – говорил он корреспонденту “Известий”, – был сделан геополитический прогноз для России на 2030 г. Если дела будут идти так, как идут, по инерционному сценарию, то и без внешнего вмешательства вероятен распад России на зоны влияния других цивилизаций. Дальний Восток разделят Китай и Япония. К Америке отойдут Камчатка, Чукотка и Сибирь. В европейской части появятся мусульманский анклав и Северо-Западное образование. Это согласуется с прогнозами, которые выполнены ЦРУ, где Россия рассматривается как зона кризиса и нестабильности. Некоторые американские исследователи предрекают распад России на 5–8 государств в течение 10–15 лет. Утрата жизненной активности значительной части населения – важный параметр этого сценария».

А уже после начала кризиса, выступая 26 июня 2009 г. на инновационном форуме «Институциональная интеграция инноваций: Региональные аспекты», Малинецкий заявил, что новая, шестая по счету, технологическая революция началась, но Россия вступила в нее абсолютно неподготовленной, и речь уже не идет об экономическом проигрыше-выигрыше, но – о существовании государства. (Ученые Института мировой экономики и международных отношений РАН подсчитали, что экономика России отстает от передовых стран примерно на 40 лет.) И главное сейчас даже не деньги, а целеполагание.

Но не одни только математики бьют тревогу по поводу ближайшего будущего России. Если сохранится сырьевая ориентация экономики, не получат должного развития промышленность и высокие технологии, не будет развиваться инфраструктура. Об этом уже давно говорят едва ли не все наши крупные экономисты. Так, академик РАН Л. Абалкин высказался о возможности негативного прогноза для России, и подтвердил это в интервью Агентству федеральных расследований в 2006 г. Им названы три сценария: превращение России во второразрядную державу с сырьевой направленностью экономики; гибель страны как целостного государства; возрождение былого величия и славы, но через очень большой промежуток времени и при особо благоприятном стечении обстоятельств. Академик РАН Р. Нигматулин в интервью «Хронографу» тоже назвал три сценария: первый, в который мало кто верит, – страна найдет силы и сменит курс; второй – случится социальный взрыв; третий – деградация российской цивилизации и российского стандарта жизни.

Беспокойство насчет будущего России давно высказывают и наши крупные социологи, в том числе академик РАН Т. Заславская, члены-корреспонденты РАН Н. Римашевская, Ж. Тощенко и др. Подчеркивая при этом глубокое социальное расслоение общества, тяжелую демографическую ситуацию, ухудшение качества населения, деградацию науки, снижение уровня образования и здравоохранения и т.д., Т. Заславская указывает и на неустойчивый характер нынешнего режима. Давая интервью еженедельнику «Аргументы и факты» в мае 2006 г., она заметила: «Система, которая сейчас сформировалась, относительно стабильна, но обладает слишком малым потенциалом и перевернется, как матрешка. В ней накапливаются центробежные силы. Ученые опасаются, что что-то произойдет».

На мой взгляд, начинать надо с критического осмысления творческого наследия наших предшественников, и прежде всего П. Чаадаева и Н. Бердяева. Так, Чаадаев первым указал на то, что образованные круги общества склонны некритически заимствовать все европейское, воспринимать только готовые идеи, что является следствием заимствованной культуры. Он, однако, сказал и немало такого, что не только вызвало приступ яростного гнева Николая I, но и не разделялось его друзьями. Например, что мы «продвигаемся вперед по кривой, т.е. по линии, не приводящей к цели», иначе говоря, ходим в истории по кругу и существуем лишь для того, «чтобы преподать великий урок миру». (Правда, некоторые у нас говорят: этого мы и добились, убедив мир, что строить так социализм, как мы строили, нельзя, и реформировать его так нельзя, как мы реформировали.)

Бердяев дал определение русской идентичности. «Русский народ по своей душевной структуре, – писал он, – народ восточный. Россия – христианский Восток, который в течение двух столетий подвергался сильному влиянию Запада и в своем верхнем культурном слое ассимилировал все западные идеи». Бердяев считал, что Россия и не Восток, и не Запад, она Востоко-Запад. Отсюда и национальный характер, а точнее, архетип (коллективное бессознательное), имеет как общечеловеческие, так и специфические черты. Например, полярный характер мышления (рождающий всем известные крайности); догматизм (когда возникшей на Западе и неоднозначно там воспринимаемой теории – будь то марксизм или неолиберализм – у нас ее сторонниками придается характер безусловной истины); стремление решать сложные вопросы не с помощью компромисса, а по принципу «стенка на стенку»; иррационализм, когда и судьбоносные вопросы, как, например, избрание первых лиц государства, мы нередко решаем не умом, а сердцем; так называемая удаль, которая у нас порой ценится выше таланта (когда, например, еще недавно мало кому известный политик одной своей молодцеватостью и красивой фразой может завоевать доверие избирателя); склонность народа в своих бедах винить не первых лиц в государстве, а их окружение. (Иностранные аналитики просто удивлялись тому факту, что работе правительства, согласно опросам, россияне ставили низкую оценку, а Путину, который его возглавляет, – высокую).

Бердяев же дал и ответ на причины трагического развития страны в XX в. За короткий срок мы дважды сменили вектор общественного развития, понеся при этом колоссальные, а во многом и необратимые потери. Сначала отринули капитализм в пользу социализма, а потом отказались от социализма в пользу капитализма. А причина эта – раскол русского национального сознания, который возник после реформ Петра I. Появившиеся после этого западники и славянофилы являются реальностью и по сей день. Хотя, казалось бы, пройдя через жернова большевизма, общество должно было изжить этот раскол.

Западники как европеизированная часть общества всегда тяготели и тяготеют к Западу, стремясь перенимать его идеи, формы общественной жизни и пр. Славянофилы же, или, в современных понятиях, почвенники, более консервативны, они стремятся сохранять традиционные ценности. По законам общественного развития, революцию, как правило, сменяет контрреволюция. Победу в ходе революции обычно одерживают более образованные, социально активные и организованные западники, но поскольку они являются меньшинством в обществе, то в ходе отката революции они ее теряют. Так произошло через несколько лет после Октябрьской революции, когда большевиков-интернационалистов («ленинскую гвардию») вытеснили из большой политики, а потом многих из них и уничтожили группировавшиеся вокруг Сталина большевики-державники. И после антикоммунистической демократической революции конца 1980-х – начала 1990-х годов либералам-западникам, сыгравшим в ней видную роль, долго удержать сильные позиции во власти не удалось, через ряд промежуточных этапов она перешла к другим политическим силам с бывшими работниками КГБ во главе. (Хотя они сохранили сильные позиции в экономической власти.) Как образно выразился в то время директор Федеральной службы РФ по контролю за оборотом наркотиков В. Черкесов, «рыхлое, неоднородное, внутренне противоречивое и далеко не однозначное сообщество людей, выбравших в советскую эпоху в качестве профессии защиту государственной безопасности, оказалось в социальном плане наиболее консолидированным… Падая в бездну, постсоветское общество уцепилось за этот самый “чекистский” крюк. И повисло на нем».