наш вертлявый пушистый пострел.
Только жизнь воссияла движением, чем-то вроде "съезжаются крыши»
И чиновничий мир с упоением вам законы тюремные пишет.
И пугаемся так для начала, будто только вчера из города:
«Ах, какой это ужас, право: по деревни собачья свора»
Все не в счет, хоть служение Отчизне для прислужников новизны
Им извечные правила жизни деревенской теперь не нужны.
А закон до бессмыслия жесткий,
Чтоб его не вертеть так и сяк
И намордниковой решеткой делать пугало из собак
Пусть ватага ребячья узнаёт, что стрелять в них нельзя из пушки.
Агрессивность собачья тает, от одной только хлебной горбушки
Никакая это не новостность. Вся проблема насквозь видна:
Беспризорность ваша и голодность — это наша людская вина
С сей тревожностью трудно расстаться, мельком глянуть и позабыть
Мы панически стали бояться тех, кого суждено нам любить.
«Ой, внучок, ко мне беги, видишь — вон собака кусачая»
Истерию, вместо любви, порождаем в душах ребячьих
Вся, как есть педагогика вспять, здравомыслие в законном аркане:
От собаки нельзя убегать и в прямом, и духовном плане!
Посмотри щеночку в глаза: сколько преданной нежности, ласки
Все что может душа отыскать только в доброй волшебной сказке
Нос, глаза, ваши уши и волосы он с восторгом готов лизать.
Не бросайте его в эту холодность, на помойках куски собирать
Ничего сверх простого не хочет на своей беззащитной меже,
Только хочет в душе уголочек, в человеческой нашей душе…
Декабрьская стужа
Декабрь
Полоса обороны.
Декабрьская стужа суровая.
Железом искромсаны ёлки.
За ними — окопы, в которые
Метили эти осколки.
Стонали и гнулись от взрывов
Стволы в полосе обороны,
И, воя в бессилии унылом,
Смерть увязала в кронах.
Апрель. По изорванной мякоти
Слеза за слезой заструилась,
Как будто деревья заплакали
От боли, что в них пробудилась.
А в битве, пред сворой заклятой
Не смели душой расслабляться.
И им, как в окопах солдатам,
Приказ был один: держаться.
Анастасия Альжева
Мы снимаем белые халаты
Мы снимаем белые халаты,
Одеваем форму и броню,
Медики хорошие солдаты
И в миру и в страшный час в бою.
Что такое боль и страх потери
Какова у жизни есть цена
Знаем и в свое мы дело верим
Не отнимет жизней всех война.
Есть у нас серьезные задачи
Жизнь и смерть, стоим мы на краю
Страха нет не может быть иначе
И в миру и в страшный час в бою.
Не теряя веры и отваги
Боремся за каждого бойца
Верные отчизне и присяге
Смелые отважные сердца.
Мы снимаем белые халаты,
Одеваем форму и броню,
Медики хорошие солдаты
И в миру и в страшный час в бою.
Я скучаю по волжским родным берегам
Я скучаю по волжским родным берегам,
По Саратовским улицам полным людей
И по маминым теплым шершавым рукам,
И по маленькой тесной квартирке своей.
По улыбке детей и по смеху отца,
Я скучаю в унылой чужой стороне,
А война все идёт и не видно конца
И так тянет домой, и я словно во сне…
Вот родимый порог и родных суета
Мама праздничный стол накрывает для всех,
Папа, что-то читает в сети как всегда,
Все довольны, улыбки и радостный смех.
И я тоже смеюсь, как когда-то давно…
Но реальность расставит мечты по местам
Побывать на войне мне судьбой суждено…
Все за мирное небо отчизны отдам.
Что бы дети смеялись, не зная войны
И не слыша ночной артиллерии залп
А любимые спали и видели сны
И лишь радость светила в любимых глазах.
Отвага, мужество, упорство
Отвага, мужество, упорство
Всегда тебе присущи были,
Твой ум и сердца благородство
На службе и в семье ценили.
Всегда по жизни был уверен
И не боялся встать упав,
Не раз как друг судьбой проверен,
По жизни пролетел стремглав.
Помочь ты каждому старался
И даже в день последний свой
Ты равнодушным не остался
Закрыв товарища с собой.
Ты поступить не мог иначе,
Присяге верность сохранил,
России кровью долг оплачен,
В бою ты голову сложил.
Ты в каждом сердце свет оставил
И был для многих как пример,
Ты навсегда остался с нами,
Прекрасный друг и офицер.
Сергей Берсенев
Ещё…
Ещё в миру предания не стихли,
на Курской как дуге пылали «тигры»,
как русский несгибаемый характер
вставал стеной перед несметной ратью,
как грудь перекрывала амбразуру,
к смиренью призывая пулю-дуру;
и брали неприступные высоты
штрафбаты, перебитые до роты.
Ещё времён тех раны кровоточат,
и снова нашу землю варвар топчет –
озлоблен, до безумия неистов…
Машине смерти не остановиться!
Язык войны — не из культур народов,
в баталиях не водят хороводов…
В который раз на Русь явились скопом,
да зайцами назад вертаться скоком!
Взывайте хором — к дьяволу, не Богу…
Оружие — преступникам в подмогу…
Но сколько б не молился горе-падре –
горят не хуже «тигров» «леопарды»!
Над Шебекино небо — в тучах…
Над Шебекино небо — в тучах…
Устрашающих, грозовых…
Снова — в церковь… На всякий случай…
Всем — «За здравие…» не забыть!
Всем спокойствия под Ростовом,
да встречать журавлиный клин…
А родная земля — в осколках…
Люди крестятся: «Пресекли!»
Севастополь, ты — витязь русский:
принимаешь за боем бой…
Мысли Брянска, Калуги, Курска
днём и ночью всегда с тобой!
И Москва — за кольцом защиты,
снится городу мирный сон…
Белой ниткою слухи шиты,
смолк не принятый сердцем звон…
Говорят — воды камни точат,
измельчают былую мощь…
И Россию так, видно, хочет
уничтожить безумства дождь.
Пред водой устоит наш камень:
крепче дух — чем страшней беда!
Зло однажды в забвенье канет –
хватит следовать по пятам!
Нет на свете такого дрона,
нет в помине таких ракет,
чтобы истину свергнуть с трона,
чтоб стереть её яркий след!
Наёмник
У наёмника дома нет.
Нет ни матери, ни отца…
Лишь с другого лежит конца
самый первый, кровавый, след.
У наёмника нет души.