Стада принадлежали авэнэ, однако пользовались ими все, кто находился под покровительством дома Ставэ, а таких было немало. И потому работа в отделении была практически всегда. И младшего медперсонала там было в избытке.
Инфекционное мало отличалось от тех, что мне доводилось видеть на родине. Наличием лекарств, которые людям и не снились, разве что. Впрочем, это во мне уже личные переживания говорили. Лекарства здесь все были специфические. А вот отношение к инфекционным болезням — как к стихийному бедствию. Задача выявить все случаи, локализовать и выйти без потерь неизменно ставилась начальством как архиважная, сотрудники этого отделения регулярно прочесывали стада в поиске потенциальных клиентов.
А вот то, что пренебрежительно именовалось «прочие болезни», особым вниманием не пользовалось. Да, вроде бы тоже надо лечить, ведь во главе угла, как я поняла, минимизация потерь. Но здесь… следили не так уж строго. Формулировка «лечение не имеет практического смысла» использовалась здесь гораздо чаще, чем в любом другом отделении. Обычно это был приговор. Их отбирали на первоочередную еду, и в Восстановительное они больше не возвращались.
Детей, кроме новорожденных, в этой больнице не бывало. Их содержали где-то отдельно, и врач у них там был свой.
Первые месяцы моей новой жизни больница поглотила меня целиком. Надо было столько выучить, столько суметь, со стольким разобраться. И вечерами мы часто сидели с Анхеном в его кабинете, на вершине его сказочной башни, занимаясь каждый своим, но неизменно вместе. Порой он бывал слишком занят, и, с головой уйдя в какие-то свои бумаги, даже не слышал обращенного к нему вопроса. Я не настаивала. Я знала, что как только он освободится, он сам с радостью предложит мне свою помощь. Его советы, уточнения, пояснения были важны. Так же, как и его спокойная уверенность в том, что я со всем справлюсь и у меня все получится. Как и его улыбка, за которую — полцарства. И каждое его прикосновение, заставлявшее мир сужаться до пределов наших тел.
В выходные он порой увозил меня за город, и мы бродили с ним вдвоем в диких лесах, которые хоть и напоминали Анхену леса его родины, были все-таки «не такими». А он вспоминал те — давно сгинувшие, как и весь его мир. Вспоминал себя — юного эльвина, с его мечтами, надеждами и фантазиями. Вспоминал своих детей… Но ту, что звала его ласковым «Нэри», в своих рассказах он не упомянул ни разу. Даже имени своей первой, и, по сути, единственной жены — ведь Арчара так и не родила ему детей — он ни разу не произнес, оставляя память о ней только себе.
Несколько раз в этих дальних прогулках мы встречали медведей. Те, похоже, просто не чувствовали нас, умиротворенные вампирской аурой, и можно было подойти совсем близко, не привлекая внимания зверя. Впрочем, нам ничего не грозило бы и вздумай медведь напасть. Реакция вампира была быстрее, и мы просто взмыли бы вверх, не связываясь с рассерженным хищником.
А я вспоминала других медведей, тех, с которыми так и не встретилась в Сияющих горах. Чудом не встретилась, и лишь потому жива. Впрочем, с Анхеном о тех днях мы больше не говорили, словно решили забыть обо всем, что стало причиной и следствием наших фатальных с ним разногласий. О Лоу он не желал упоминать тоже. А я… а я, наконец-то обрела мир и спутника, который был мне всего дороже, и вовсе не стремилась больше терять ни того, ни другого.
За Бездну мы больше не летали. Я как-то спрашивала, но Анхен отговорился, что сейчас это несколько сложно, не совсем удобно и лучше потом. Я не настаивала. Когда будет можно, он скажет. Ведь он же знает, как для меня это важно. А пока и в самом деле было много работы, учебы, с непривычки я уставала, и когда выдавалась свободная минутка, хотелось просто побыть в покое в обществе того, кого я любила.
И мне было с ним хорошо, действительно хорошо. И только одно омрачало. Гости. В этом доме слишком часто бывали гости.
Я избегала их. Просто пряталась там, где, как заверял меня Анхен, я никого не встречу. Он ни на чем не настаивал, лишь недоумевал, почему я не хочу даже поздороваться.
— Я просто тебя представлю, Лара. Никто не коснется тебя и пальцем, и слова лишнего сказать не посмеет, будь уверена. Ну вспомни, мы же уже встречали вместе гостей, ничего страшного тогда не случилось.
— Да. Да, я помню, конечно. И я тебе верю. Но лучше… Лучше, все-таки, без меня.
И опять уходила. У меня были учебники, были тетради, мне еще столько всего надо было учить…
— А завтра Риньер приедет, — сообщил как-то Анхен, вновь поднимая больную тему. — Ты ведь его не забыла? Твой бывший новоградский куратор. Прошлый раз вы общались весьма дружески, почему бы не продолжить? Ну хоть пять минут о погоде?
— Да, я помню его, конечно. Ты еще назначил его Верховным Куратором вместо себя.
— Ну, не назначил, а рекомендовал его кандидатуру Владыке, — чуть усмехнулся Анхен. — Так ты составишь нам компанию? Хоть ненадолго?
— Нет. Нет, пожалуйста, Анхен, только не с ним, — запаниковала я. — Ну пусть у меня хоть о нем светлые воспоминания останутся!
— Лара, да ты о чем вообще? — Анхен искренне меня не понял. — Я тебе просто поговорить с ним предлагаю, ничего кроме.
— Я поняла. Но давай не будем, ладно? Тебе ведь этот разговор сам по себе не важен, правда? Ему тем более. И я ничем вас не подведу, если откажусь… А за пять минут можно столько всего лишнего услышать… А Риньер мне нравится, ты прав, он всегда был мне симпатичен. Просто давай… так все и оставим.
— Нет, оставлять не будем, — он подошел вплотную, внимательно вглядываясь в лицо. — Ты прежде никогда никого не боялась. Могла не любить, могла осуждать. А теперь… ты не просто опасаешься знакомиться с новыми вампирами. Ты даже старых знакомых панически боишься, — он осторожно взял мое лицо в ладони, будто пытаясь прочесть ответ в глубине моих глаз. — Что случилось, Ларис? Кто тебя так запугал? Где? Когда?
— Да не запугали, нет, — я пытаюсь вывернуться из его рук. — Просто хочется избежать возможных негативных эмоций. Ну, я вроде норму по ним уже перевыполнила, имею право на столь скромное желание…
— Ларис, — руки он опускает, но с вопросом не отстает. — Просто расскажи мне, что было, а я буду хотя бы знать, как реагировать.
— Да ничего не было, — устало присаживаюсь на ближайший диван. — Две неудавшихся попытки изнасилования и предложение сыграть в байяту, высказанное не в самой вежливой форме к делу ведь не приобщить, верно? Чего не случилось, того не случилось…
— Что?? Какая байята? Лоу с детства от этого воротило… Кто угодно, только не он!