подбородок покрывала щетина, которую он никак не мог отрастить, пока мы дружили. В руках у него была акустическая гитара. Он склонялся над ней, словно собираясь запеть в микрофон, и от проникновенного выражения у него на лице меня бросило в дрожь. Другие его фотографии посмотреть не получилось — его профиль оказался закрытым.
Трейси забрала у меня телефон.
— Он музыкант?
— Видимо, да.
Раньше он писал песни для меня.
— Ты свяжешься с ним?
— Нет.
— Почему?
— Наверное, потому что даже не знаю, что мне сказать ему. Чему быть, тому не миновать. Рано или поздно мы все равно поговорим. Просто я не собираюсь делать первый шаг.
— Но каким образом вы поделите дом?
— Ну, поверенный дал мне ключи и сказал, что вторые отправлены Джастину. Мы оба будем записаны, как владельцы. Еще бабушка оставила средства на ремонт и содержание дома во время межсезонья. Предполагаю, всю эту информацию передали и ему.
— Ты ведь не хочешь продавать дом?
— Ни за что. Там слишком много воспоминаний, и он много значил для бабушки. Поживу там этим летом, а потом может быть сдам в аренду — если он согласится.
— Значит, ты понятия не имеешь о том, как он планирует использовать свою половину? Ты просто приедешь туда через пару недель, и если он там, то пускай, а если нет, то и ладно?
— Примерно так.
— Ох, это будет интересно.
***
Четырнадцать лет назад
Мальчик, за которым бабушка начала присматривать этим летом, сидел у ее дома. Я никак не могла допустить, чтобы он увидел, что у меня было с лицом. Прячась за занавесками у окна своей спальни, я просто хотела незаметно за ним наблюдать.
Я мало что о нем знала. Его звали Джастин. Ему было лет десять — как мне — или одиннадцать. Он недавно переехал в Род-Айленд из Цинциннати. У его родителей были деньги — иначе они не смогли бы купить большой викторианский дом рядом с бабушкиным. Они оба работали в центре Провиденса и платили бабушке, чтобы она присматривала за Джастином после школы.
Теперь я наконец-то могла хорошенько его разглядеть. У него были взлохмаченные русые волосы, а занимался он, видимо, тем, что учился играть на гитаре. Я простояла у окошка наверное час, наблюдая, как он перебирает струны.
Ни с того ни с сего я чихнула. Его взгляд взметнулся вверх, к моему окну. Наши глаза на мгновение встретились, после чего я быстро присела. Мое сердце выпрыгивало из груди, ведь он теперь знал, что я подглядывала за ним.
— Эй. Ты куда подевалась? — услышала я его голос.
Но осталась сидеть.
— Амелия... Я знаю, что ты там.
Он знал мое имя?
— Почему ты от меня прячешься?
Я медленно встала спиной к окну и наконец ответила:
— У меня ленивый глаз.
— Ленивый? Это типа как бегающий?
— А «бегающий» это какой?
— Понятия не имею. Мама говорит, что у папы бегающие глазки.
— Ленивый глаз значит косоглазие.
— Он типа кривой? — Джастин засмеялся. — Не может быть. Это так клево. Дай посмотреть!
— По-твоему, это клево, когда глазное яблоко смотрит внутрь?
— Ага. Мне бы это понравилось! Например, можно смотреть на людей, а они даже не будут догадываться, что ты на них пялишься.
Невольно я начала хихикать.
— Ну, у меня все не так уж плохо... пока что.
— Давай. Повернись. Я хочу посмотреть.
— Нет.
— Ну пожалуйста.
Не знаю почему, но я решила дать ему посмотреть на себя. Все равно я не могла избегать его вечно.
Когда я повернулась, он вздрогнул.
— А что с твоим вторым глазом?
— Он на месте. — Я указала на правый глаз. — Это просто повязка.
— Почему она такого же цвета, как твоя кожа? Отсюда казалось, будто у тебя вообще глаза нет. Я на секунду здорово испугался.
— Он под повязкой. Врач сказал носить ее четыре раза в неделю. Сегодня первый день. Теперь понимаешь, почему я не хотела, чтобы ты меня видел?
— Тут нечего стыдиться. Я испугался просто потому, что не знал, чего ожидать. Значит, твой косой глаз под повязкой? Покажешь?
— Нет, на самом деле, прикрытый глаз — нормальный. Врач говорит, что если я не буду им пользоваться, то со временем ленивый глаз окрепнет и выправится.
— О... понятно. Слушай, может выйдешь на улицу? Раз тебе больше не нужно от меня прятаться.
— Нет. Я не хочу, чтобы меня кто-то увидел.
— Что будешь делать, когда завтра придется идти в школу?
— Не знаю.
— Значит, ты собираешься просидеть дома весь день?
— Пока да.
Джастин ничего не ответил, только бросил гитару и, встав, побежал к своему дому.
Наверное, я и впрямь его испугала.
Через пять минут он прибежал обратно, а когда снова посмотрел на окно, я не поверила своим глазам — точнее, глазу. На его правом глазу была широкая черная повязка, с которой он выглядел как пират. Он сел, взял гитару и начал бренчать. А потом еще и петь! Это был кусочек из «Brown Eyed Girl», только он поменял слова на «One Eyed Girl»1. Именно тогда я поняла, что Джастин Бэнкс был в равной степени сумасшедшим и очаровательным.
Закончив петь, он достал черный маркер.
— Я раскрашу твой тоже. Теперь ты выйдешь?
Мое сердце заполонило неведомое доселе тепло. Наверное, именно в тот момент Джастин Бэнкс и стал моим лучшим другом. И еще он в тот день впервые удостоил меня прозвищем, которое пристанет ко мне на все наши детские годы: Патч2.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Определенно, это было затишьем перед бурей. Просто я этого пока что не знала.
Дом был в хорошем состоянии, потому что за ним приглядывала бабушкина подруга, наша соседка Шери. Прошло две недели в летнем домике бабушки — в моем летнем домике, — и я молилась, чтобы тишина и покой продолжались. Меня не тревожил ни Джастин, ни кто бы то ни