Читать интересную книгу Скугга-Бальдур - Сьон Сигурдссон

ничего не увидел – запотело стекло. Он протер его рукавом.

Неужели не померещилось? Ну вот – исчезло… Нет, опять появилось! Лисья голова!

Вдалеке едва темнела макушка! Это была та самая – бурая и, судя по всему, сидела там настороже уже давненько.

Человек сложил подзорную трубу.

Лисица испустила леденящий душу вопль.

Земля в тех местах ровная, с уклоном на восток, все кочки – низкие, ложбинки – мелкие. Приблизиться к лисице незамеченным у человека не было ни малейшей возможности, и потому он так и лежал, не шевелясь, на том самом месте, куда плюхнулся, заметив ее. А лисица, вспрыгнув на камень, завыла, и каждый раз, испуская вопль, вытягивала кверху мордочку.

Таким манером она хотела подстрекнуть человека к движению – она потеряла его из виду в тот момент, когда он рухнул на землю.

Человек лежал, распластавшись на земле. С ружьем перед собой, он умудрился осторожно развернуться лицом на север, но теперь боялся шевельнуться, потому что между ним и лисицей не было ни единой неровности, ничего, что могло бы его от нее скрыть. К тому же ружье было не заряжено, а затолкать в него заряд так, чтобы самка этого не заметила, не представлялось возможным.

Соображать надо было быстро, если, конечно, он не хотел упустить ее, как вчера, а об этом и речи быть не могло.

И что же тут можно было предпринять?

Лисица завертелась на камне, готовясь исчезнуть.

Человек, перекатившись на спину, задрыгал в воздухе руками и ногами. Затем, снова перекатившись, но уже на четвереньки, поднял правую ногу, будто пес, решивший помочиться на кочку.

И громко заблеял.

Таким шутовством человеку удалось отсрочить лисицыно исчезновение. Он отполз за кочку и затаился, обдумывая свое положение, а она осталась сидеть на камне, дожидаясь новых чудес.

Человек в спешке зарядил ружье. Забил в него полмерки пороху, что было нелишним, если он собирался подстрелить лисицу с одного выстрела. Пошарив в кармане, нащупал ободранный псалтырь, вырвал страницу, помял ее между пальцев и запихнул в ствол: теперь не засвистит, даже если стрелять против плотного ветра.

Проделав все это с невероятным проворством, он послюнявил конец дула и прилепил там крошку лишайника. Та тут же примерзла к металлу. Человек поправил «мушку» и попробовал прицелиться – лишайник он смог бы различить в любой темноте.

Человек рывком вскочил на ноги – с ружьем навскидку. Перевалив вес тела на левую ногу, он весь подался вперед и сосредоточил взгляд на камне… Нет, лисицы нигде не было видно.

Он долго ждал, прежде чем опустить оружие. Ну ничего, на этот раз она от него не уйдет! Снег ровно присыпал землю до самого подножия ледника – ни одной проплешины, и лисица, проживая свою жизнь, тут же, на снежном листе равнины, писала о ней повесть.

С ружьем наперевес человек двинулся в погоню.

Весь долгий день бежала лисица по горам и долам, а человек – неотступно за ней. Она была его верительной грамотой, предписывающей исполнить данное ему самой жизнью поручение.

Выбираясь из-под перегородившего путь валуна, человек чуть было не потерял лисицу из виду. Глаз едва успел уловить, как она, трижды обернувшись вокруг самой себя, прилегла у камня, приникла к нему и накрыла мордочку хвостом.

Человек сделал то же самое.

У горизонта растворялся день.

В небесных чертогах стемнело настолько, что сестрички – северные сияния смогли приступить к своему оживленному вуалевому танцу. Завораживая игрой красок, порхали они по огромной небесной сцене – легкие, быстрые, в сверкающих трепещущих платьях, и от их шаловливых поскоков туда и сюда разлетались жемчужные ожерелья.

Такие представления ярче всего сразу после захода солнца.

Потом упал занавес и к власти пришла ночь.

На человека вдруг навалилась сонливость – с неведомой ему ранее одолевающей силой. В голове пронеслось: ну, как есть, помираю! Он как-то вмиг ослаб, голова раскалывалась от боли, и стало трудно дышать. В ушах стоял непрерывный писк, но сквозь него человек все же различал какой-то шум, какой-то стук – это было его сердце.

И что все это могло означать?

Тут лисица испустила три протяжных тревожных зова, так неожиданно – как гром с ясного неба. Звук донесся к человеку с ветром, с восточной стороны. Он нервно дернулся. Скосив взгляд налево, различил еще одну лису. Она показалась ему черным, как смоль, дьяволом.

Затем и эта исчезла, и воцарилась гробовая тишина. Даже сердца не было слышно.

Может, он и вправду умер?

Так прошло немало времени, пока он снова не заметил лису все на том же месте – у камня. Правда, выглядела она теперь не такой крупной, и все ее поведение говорило о ее исключительной осторожности, внимательности и сообразительности. Другими словами, лисица вела себя не так, как раньше, и от нее не доносилось ни звука. Помаячив перед человеком, она вдруг тоже пропала.

Человек боролся с упорно пробивавшейся на лицо зевотой, как вдруг прямо перед собой заметил какое-то движение. На ночном фоне его глазам предстали очертания лисы: она вытанцовывала на задних лапах, извиваясь, словно угорь в воде, и, казалось, парила над землей.

А где-то в ночи, скрытая темнотой, тявкала еще одна, уже четвертая по счету: «Агга-гаг!»

Человек попытался взять себя в руки. В этих краях полярные бурые лисы были такой редкостью, что о каждом их появлении по всей округе ходила молва. Значит, та чернющая, та осторожная, та, что отплясывала, и та, что тявкала в ночи, – все это была одна и та же лисица. Иначе и быть не могло!

– Это одна и та же лиса, одна и та же лиса, это одна и та же лиса, одна и та же лиса, это одна и та же лиса, одна и та же лиса…

Как заведенный, он повторял это снова и снова, словно рвущийся из кошмарного сна распираемый беззвучным воплем человек. Наконец ему полегчало, из глаз перестали литься слезы, и он увидел, что самка была все там же, на прежнем месте, и что сам он тоже не сдвинулся с места.

Пошел снег.

И все падал и падал…

Удивительно, как полярные бурые лисы порой походят на камни. Бывает, приляжет зимой такая чертовка у какого валуна, и невозможно отличить, где там зверь, а где камень. Да уж, эти куда похитрее, чем белошерстые, что вечно или тень отбрасывают, или желтеют на белом снегу.

И вот затаилась полярная бурая самка, крепко прижавшись к своему камешку и давая поземке припорошить себя с подветренной стороны. Она