рати.
Иногда я благодарен. Иногда нет. Потому что знаю: так будет происходить снова и
снова, но когда-нибудь придется положить этому конец. Когда-нибудь мне нужно будет
умереть и не воскреснуть. Но она постоянно меня спасает, хочу я того или нет.
В этот раз все так же. Я у нее дома, пришел на свет. Датч пробегает мимо по коридору
и резко разворачивается, как будто я застал ее врасплох. На ней сарафан и босоножки.
Волосы стянуты в высокий хвост.
Я остаюсь в тени. Я всегда прихожу в плаще, с капюшоном на голове, и стараюсь
держаться в стороне. Но сейчас Датч с огромными золотистыми глазами по-прежнему стоит
на месте. Красивые губы приоткрыты. Ей девять, хотя можно дать и все тридцать. Дерзкая,
яркая, с тоннами загадок и секретов. Она так и лучится жизнью. Датч – моя полная
противоположность. К этому моменту я уже понимаю, почему говорят, что
противоположности притягиваются.
Губы у нее пухлые и розовые, щеки теплые. Если бы она меня не боялась, я бы
попытался украсть поцелуй. Но Датч в ужасе, и я понимаю, что это было бы неправильно.
Так мог бы поступить Эрл. От одной только мысли передергивает.
В коридоре появляется женщина-проблема, она же мачеха, и хватает Датч за руку.
Они куда-то опаздывают, и «маленькой леди» грозят неприятности. Почему на ней этот
сарафан? Ей же говорили его не надевать. На улице холодно. Значит, пусть померзнет.
Может, хоть чему-то научится.
От слов женщины внутри меня закипает гнев, и глаза у Датч распахиваются все шире
и шире. Женщина тоже смотрит на меня, но видит только стену, к которой я прижимаюсь
спиной. В моих мечтах меня видит только Датч, больше никто.
Теперь они женаты. Отец Датч и женщина-проблема. Поначалу Датч радуется. Не
понимаю почему. Этой тетке она никогда не нравилась. А ведь Датч как я. Чувствует
безразличие и презрение. Но не понимает, откуда у мачехи такая неприязнь. Датч не видит
того, что вижу я. Некоторые люди сами по себе плохие.
Так и не поняв, на что смотрит Датч, женщина разворачивает ее к себе лицом.
- Ты должна это прекратить. Я не шучу.
Острые ногти впиваются в нежную кожу Датч, и мои легкие отказывают. Меня трясет.
Я рычу. И страшно хочу убить эту тетку. Врезать ей по роже.
- Я не стану с этим мириться, Шарлотта. Там никого нет, и ты, черт побери, прекрасно
это знаешь.
Но Датч по-прежнему смотрит на меня, и женщина сильно толкает ее по коридору к
7
http://worldselena.ru/________________________________________________________________________
выходу.
Меня пожирает гнев. Он растет, раздувается, пока вокруг не начинают дрожать стены.
Я сшибаю с журнального столика вазу, и женщина оглядывается. Смотрит прямо на меня.
Хмурится, и ее брови превращаются в одну уродливую линию. Она стискивает зубы, резко
отворачивается и выходит за дверь.
Глава 5
Когда я возвращаюсь, Эрл уже закончил. Я заползаю в шкаф и несколько дней
прячусь. Ким прячется вместе со мной. У нее длинные рыжие волосы и бледная кожа с
россыпью веснушек на носу. Она приносит воду и вытирает все, что может вытереть. Потом
готовит мне суп, и мы разговариваем о том, что будем делать, когда вырастем.
Ким – самый робкий и мягкий человек из всех, кого я знаю. Когда она говорит, что
хочет стать летчиком-истребителем, я смеюсь до боли в животе. Живот и так болит, поэтому
смеюсь недолго. Хотел бы я, чтобы она была моей родной сестрой. Хотя тогда Эрл был бы
моим отцом. К черту такие перспективы.
Телевизор мы оставили в прошлой квартире, потому что пришлось вылезать в окно
посреди ночи. Он был черно-белый, и изображение съезжало вбок, но это ерунда. Хоть
какой-то, но все-таки телик.
Домовладелец требовал денег, причем немедленно. А никто не указывает Эрлу
Уокеру, что делать. Никому не позволено раздавать ему приказы. На несколько часов он
сваливает, а потом мы все сбегаем через окно. Нутром чую, случилось что-то плохое, но
Эрла не спрашиваю. Я вообще с ним не разговариваю, если в этом нет необходимости. И так
с лихвой хватает ненужного внимания.
Однако сейчас Ким спит, а без телика остается только думать. Я думаю о Датч. О том,
почему она меня спасает и не дает умереть. Думаю о ее свете. О том, какой он яркий и
сколько придает мне сил. Думаю об Эрле. Уверен на все сто, что он хочет меня убить. Сам
вечно грозится «закопать меня в землю». Диву даюсь, почему я до сих пор здесь. Живой.
Зачем я вообще существую?
Иногда Эрл делает фотографии. Те, которые вылезают из фотоаппарата и медленно
проявляются. И это худшее из всего, что есть в моей жизни. Он развешивает их в ряд в
каждом доме, в каждой квартире. В том помещении, которое считается нашей гостиной.
Наверное, поэтому Ким вечно ходит с опущенной головой и поникшими плечами. Там
снимки и висят, пока кто-то не приходит к Эрлу в гости. Тогда он запихивает их в носок и
прячет в своем ящике.
Раньше я постоянно думал, зачем ему эти фотографии. Теперь мне наплевать. Все
равно их никто не увидит. Эрл в курсе, как они на меня действуют, и смеется. Когда нам
приходится переезжать, он выбивает в стене дыру, засовывает туда снимки и заделывает
дырку. Причем так все и оставляет. На стене остается большое белое пятно. Как
напоминание о том, что у него есть чем меня шантажировать. Эрл тупой, поэтому не
понимает, что фотографии могут причинить ему вреда больше, чем мне.
Не сразу, но мне все-таки удается раскусить, зачем он вывешивает снимки. Наверное,
чтобы я не приводил домой друзей. Как будто они у меня есть. Вообще-то, с некоторыми из
соседских пацанов я знаком. Иногда Эрл все-таки отпускает нас на улицу. Но только при
условии, что на мне нет заметных следов. Изо всех сил я стараюсь залечивать раны как
можно быстрее. Эрл говорит, что я быстро исцеляюсь. А по-моему, не так быстро, как
хотелось бы. Даже минута, проведенная с ним под одной крышей, – это слишком долго.
Иногда он находит работу, и мы остаемся дома одни. Наступает рай. Мы делаем, что
хотим, и едим, что хотим. Точнее едим то, что у нас есть. Сегодня Эрл на работе. Ким ест
последнюю банку равиоли, а я – упаковку крекеров с горчицей. В коробке, которую оставили
те, кто жил здесь до нас, мы нашли несколько книг. Читать я научился по забытым книгам и
журналам. И по субтитрам, когда у нас был телевизор. А потом, давным-давно, научил
8
http://worldselena.ru/________________________________________________________________________
читать Ким. Правда, сегодня я сам ей читаю, пока она не засыпает. Лучи полуденного солнца
стелятся по полу и играют огнем в ее волосах. Я съедаю еще несколько крекеров. Слизываю
с пальцев горчицу. Праздную короткие периоды нормальной жизни.
Эрла нет, и мы можем спокойно дышать.
Я закрываю глаза и нахожу Датч. Она в парке недалеко от дома. Ездит на велосипеде.
С ней девочка, у которой почти такие же рыжие волосы, как у Ким. Свитер на Датч
безразмерный и слегка бледнее локонов кофейного цвета. Щеки разрумянились. Она
хохочет, когда велосипед чуть не съехал в ручей. Тот самый ручей, в котором она чуть не
умерла.
Сейчас Датч нечасто сюда приходит. Зато Дениз, мачеха, с удовольствием таскала ее
именно в этот парк, пока Датч не начала ходить в садик.
Помню, как она играет в классики с подругами чуть постарше. Датч всего три.
Слишком мало, чтобы играть без присмотра, но Дениз занята – болтает с другими мамами.
Какие-то мальчишки наблюдают за девочками. Помню, что страшно им завидовал.
Мальчишки бросаются палками и убегают. Девочки мчатся следом. Дениз кричит на Датч и
велит оставаться на глазах. Потом отворачивается и продолжает свой рассказ, не обращая
никакого внимания на падчерицу.
На краю зацементированного русла стоит девочка лет тринадцати и подзывает Датч
подойти ближе. Дождей было много, поэтому вода в русле поднялась. Течение достаточно
сильное, чтобы утопить все, что попадется в лапы неистовой воды.
Девочка продолжает звать Датч. И эта девочка мертвая. Забыв о словах мачехи, Датч
идет вперед. У девочки не все в порядке с головой. По глазам вижу. Она напугана и
растеряна, но это не дает ей права убивать. Я заранее знаю, когда должно произойти что-то
плохое. Наверное, все из-за адского огня внутри меня. Из-за самородной серы в моей крови.
Я встаю между Датч и девочкой-призраком. Расправляю плащ. Мрачно смотрю на
Датч, и она начинает пятиться. Глаза огромные, щеки ярко-розовые от холода. Секунду