микросхема SPO256 от «Дженерал Инструмент»4. И не меньше – то, как легко и быстро я разобрался с его новым дисководом. Теперь я удостоился прозвища Капитан Конденсатор – первого из целой череды тех, которыми Терри меня еще наградит. Последовали новые технические командировки в Уилтшир. В декабре 2000 года, узнав, что я собираюсь уходить из Colin Smythe Publishing, Терри позвонил и спросил, не хочу ли я пойти к нему в личные помощники.
Я подумал, что это может быть интересно в качестве временной работы, тем более учитывая мою любовь к его книгам. Но долгосрочную карьеру я представлял себе совершенно иначе. Решил, задержусь там на годик, чтобы было о чем рассказать внукам. «Знаете такого Терри Пратчетта? Так вот…»
Я все еще работал на него полтора десятилетия спустя, в 2015 году, когда он скончался, и все еще работаю на него сейчас.
Я и не представлял, насколько будет интересно. К примеру, не воображал, что в какой-либо мере стану свидетелем творческого процесса Терри. Думал, работа над книгами будет проходить в тишине и уединении за закрытыми дверями, пока я сижу где-нибудь в другом месте и занимаюсь всем остальным – почтой, налогами, молоком. И да, всем этим я занимался. Но этим планы Терри на меня не ограничивались, что стало ясно, когда однажды, после утреннего писательства, он встал из-за стола и надел куртку.
– Мне надо ненадолго выскочить, – сказал он. – Подчисть тут пока, ладно?
Первый черновик Терри Пратчетта – как я обнаружил, нервно опускаясь на его кресло, – был документом весьма и весьма эксцентричным, со случайным образом меняющимся размером шрифта и даже случайным образом меняющимся цветом. Но только представьте себе восторг от этого задания для того, кто нетерпеливо барабанил пальцами по столу между публикациями в ожидании новых слов от Терри Пратчетта. Я проглатывал его книжки, и оказаться теперь в комнате – даже за клавиатурой, – где эти книжки обретали форму, причем не просто выравнивать в них шрифт, но и со временем читать их вслух автору, чтобы он оценил их свежим взглядом, а в конце концов и записывать под диктовку напрямую из его мозга (Терри эта тактика пришлась по душе еще до последних лет, когда он уже не мог работать за клавиатурой)… что ж, это редкая честь.
А Терри, думаю, очень быстро свыкся с тем, что теперь он человек с «личным штатом», хоть сам бы он никогда этого не признал. Однажды он говорил по телефону с газетой – в тот раз им нужна была не статья «Моя любимая ложка», но близкий родственник этого жанра, блицопрос. И вдруг он опустил трубку и окликнул меня:
– Роб, какое мое самое большое излишество?
Не успел я задуматься и на секунду, как Терри ответил сам:
– Не отвлекайся. Это ты.
В мои первые робкие недели на работе довольно часто поминались Джилли Купер и ее «лучшая в своем деле» помощница. Не раз звучали угрозы (уверен, что риторические, – или все-таки нет?) сослать меня на недельку в Глостершир, на практику под началом Джилли и Аманды. Еще меня то и дело увольняли, хотя я быстро усвоил, что Терри как писателю присущ экспериментаторский интерес произнести что-нибудь вслух, только чтобы понять, как оно звучит, и если самому применить тот же экспериментаторский подход и просто рискнуть прийти на рабочее место на следующий день, то, скорее всего, окажется, что ты вовсе и не уволен.
В своем предисловии к «Опечаткам» (A Slip of the Keyboard)5 Нил Гейман, возможно, навсегда изменил пратчеттологию, возмутившись из-за того, что публика воспринимала Терри как «старого веселого эльфа» – наверное, в основном из-за его бороды и роста. (Пять футов восемь дюймов в удачный день.) Такая благодушная сентиментализация, заметил Нил, среди многого прочего упускает его гнев. «Гнев – это его топливо»[1], – писал Нил.
Что ж, как мы еще увидим, я узнал этот гнев во всех его 57 обличиях. Но еще я узнал (как и Нил), каким Терри бывал великодушным, каким он бывал сногсшибательно веселым, каким бывал блестящим собеседником. За среднюю рабочую неделю в Часовне писались огромные объемы текста, но удивительным образом, пока в голове у Терри продолжала идти работа, времени хватало и на занятия, которые можно занести только под литеру «Д» – «Дуракаваляние». Например, он целые дни тратил на изобретение все более хитроумных и избыточных способов автоматизации офиса. Целыми часами кормил черепашек или приценивался в местном садовом центре. Иногда мы уходили на обед к реке, в пастушью кибитку, которую отреставрировал Терри, и оставались работать там до конца дня6. Были вечера, когда мы сидели в обсерватории с медной крышей, которую построил себе Терри, пили пиво и смотрели на звезды, после чего он частенько возвращался через лужок в Часовню и дописывал последние слова за день.
Первые недели миновали, угрозы муштры у Джилли Купер сошли на нет. Я даже помню последний раз, когда поднималась эта тема. После какого-то моего греха упущения, подробности которого уже изгладились из памяти, снова начался разговор о ссылке на потеху Джилли. Усердно поработав пару дней, чтобы искупить свои грехи, и отчаянно нуждаясь в подтверждении, что теперь-то его все устраивает, я поинтересовался вслух, не пора ли мне собирать вещи в Глостершир.
Терри даже не оторвался от экрана.
– Теперь тебе туда не надо, – бросил он походя. – У нее только второй лучший в своем деле помощник.
Стоило заслужить доверие Терри, как мое рабочее время стало увеличиваться. Звонок мог раздаться хоть вечером, хоть на выходных: «Не хочешь заехать и немножко поработать?» Я присоединялся к нему в турах и следовал за ним всюду, куда его заносила работа. Наши отношения укреплялись и росли, и скоро это, очевидно, была уже не просто работа, а дружба.
Когда в 2007 году Терри в прискорбно раннем возрасте 59 лет поставили диагноз «задняя кортикальная атрофия» – редкая форма болезни Альцгеймера, – обязанности личного помощника неизбежно расширились вновь. Болезнь день ото дня бесчувственно разъедала его способности, теперь ему требовалась такая помощь, какой до того ни он, ни я предвидеть не могли. Я сопровождал его на общественных выступлениях, читал за него вслух, когда он не мог читать сам, помогал во время публичных интервью, исполняя роль «хранителя историй». Из необходимости мы стали чем-то вроде дуэта. Старски и Хатч? Лорел и Харди? Это решать вам. Но если целью моей работы всегда было освобождать пространство вокруг него, чтобы он мог без помех заниматься тем, что делает его Терри Пратчеттом, то теперь, с началом обратного отсчета, это требовалось как никогда.
В те годы мы неизбежно сталкивались с тяжелыми испытаниями, и мне иногда