Читать интересную книгу О чем шепчутся травы - Михаил Былых

«Мой прадед, современник Льва Толстого…»

Мой прадед, современник Льва Толстого,Орал поля не с блажи – из нужды,Но графа чтил он как отца родногоЗа светлый ум и знал его труды.

Что их роднило – пахаря и графа?Глубинный взгляд на мир и суть войны?Конечно, не посконная рубаха,Скорее поиск Бога и вины.

Свои пути у них, свои Голгофы,Но даже смерть, как знак, в единый годВ преддверии российской катастрофыКакой-то смысл зловещий обретёт.

Достались мне жесточе власть и вера.В толстовский мир из правды и добраМоя тропа легла от «Холстомера»,Из детских лет и вот до серебра.

На краткий век как беды три эпохи,И что несёт последняя? – ни зги.Дела в Поляне, может, и неплохи,Коль наш язык прорвётся из туги.

Вариации

Ласкает ветр листву дерев рукою,И гладит мать головку малыша.Мальчонка нюни тянет не спеша,А тени туч, скользя, шуршат травою.

Любовно гладит ветр листву дерев,И дремлют липы под его рукою.Осина лишь не ведает покоюИ жалуется ветру, поседев.

Ерошит мать головку малыша,А взгляд бежит поверх куда-то в дали.Гнетут её, наверное, печали,И тихо страждет светлая душа.

Малыш канючит под нос не спеша,Ему коня игрушечного надо.И знают оба – женщина и чадо, —Что ноет зря, что денег – ни гроша.

А тени туч скользят, травой шурша,Берёзам ветр расчёсывает кроны,И женщина застыла отрешённо,Прижав к бедру головку малыша.

Альбинос

Множиться чтобы и длиться,Купно растут дерева,В стадо сбиваются птицы,Встав на крыло соднова.

Серые хищники в стаеДелят добычу и пост,Но одинцом пролистаетДни свои волк-альбинос.

Меряют времени вёрстыТьмы человеческих ног.Вон промелькнул белошёрстный,Он и в толпе одинок.

«Тихо крячут в заводи чирки…»

Тихо крячут в заводи чирки,И, раздув закат в небесной свили,Уронил над садом ветер крылья,Чуть тревожа белые верхи.

От соцветий облетает прах,Медленно спускается по кругу,И на вздох я чувствую упруго,Как густеет запахов распах.

И в душе, глухой от жизни вскачь,Прорастают, слышны еле-еле, —Этот листьев безмятежный шелест,Этот дальний полусонный кряч.

«Нет ни послуху, ни слуху…»

Нет ни послуху, ни слухуО луне среди светил.Даже месяца краюхуЧёрт на звёзды искрошил.

Темень напрочь зализалаНа тропе ко мне следы.Было б горюшка в том мало,Если б не было беды.

То не ревность сердце точит,То нашёптывает мгла,Что тропиночка корочеДругу милому легла.

Я найду луну-дурёху,На полнеба разожгу.На соперницу рассохуНаведу печаль-тугу.

Пусть толчёт, как воду в ступе, —Не убудет от воды.На тропиночке проступятСнова долюшки следы.

Старый дом

Не для гульбы был прадедами ставленКрестовый ладный двухэтажный дом,С резьбою по карнизам и по ставням,С амбарами, под крышею двором,Но чтоб жилось в трудах и вере справней,Чтоб и моим он стал потом гнездом.

Прожекты предков оказались плохи.Хозяев смыл эпохи новой вал,Оставив дому шорохи и вздохи.Дом оседал и гулко тосковал.От прежней жизни уберёг он крохи:Библиотечки сытинской развал.

И в этих чудных книжках без обложек,Читавшихся подряд и впопыхах,Воображенье детское тревожа,Переплетались и восторг и страх,Кидало в жар, мороз бежал по коже,И люди жили словно нараспах.

Двадцатый век сгорел, отдав другомуПеререшать российскую беду.Мой дом раскатан, я готовлюсь к слому,Но прошлому выплачивая мзду,В тревожных снах брожу, брожу по дому,А половицы стонут как в бреду.

«Из множества дорог одна прямая…»

Из множества дорог одна прямая –Дорожка на последний перевоз,Где, прах людской бессменно охраняя,Растут кресты под пологом берёз.

Переплелись дерев и предков корниВ родной земле за долгие года,А души ждут пред входом в мир тот горнийПришествия Второго и Суда.

И нам бы так, готовясь к упокою,Не нарушать завещанный устав,Но век шальной сорвал с ветвей листвоюИ закружил, по свету разметав.

На голом месте, как наступят сроки,Себя забывших, нас зароют в ряд,И в скопище мы будем одиноки –Все души прочь, к истокам, улетят.

Вон та душа, с волны срывая гребень,Кричит надрывно чайкою седой –Былой погост давно отправлен в небыльБезумно затворённою водой.

Как много неприкаянных стенаетНад милою растерзанной страной!Всего лишь шаг, шажок, и купина ихЕщё моей пополнится одной.

Безымянка

До горизонта ни куста, ни колка,Лишь звон цикад да свистнет где сурок,То из-под ног метнётся перепёлка,И режет мне под речку поле лог.

Я глыбь ищу, спеша от переката, –Воркует он обманные слова,Здесь рыбы нет, стрекают лишь малята,Да мельтешит придонная трава.

Река не удостоилась названья,А в омутной бездонной темнотеМне блазнится уж бездна мирозданья,Исконно равнодушная к тщете.

И я смущён картиною случайной,Но вновь и вновь, чаруя и маня,Из глубины невысказанной тайнойВода глядит как будто сквозь меня.

Белый май

Сошлись, слились, как в сказке, явь и небыль:И облаков в заливы намело,И не понять, где сад в цвету, где небо, –И сине всё, и всё белым-бело.

Сады, леса, поляны ошалелиОт звона, щёлка, посвиста певцов,И соловьёв классические трелиПереплелись с эстрадою скворцов.

В стремительном порыве пробужденьяЛегко себя надеждой опьянить,Что и тебя волною обновленьяОн увлечёт, продляя жизни нить.

Не обманись! Уж в горние пределыДуша зовёт от суетности дел.Но предо мной разлив черёмух белый,И взгляд к земле навеки прикипел.

«Няндома, Мезень, Двина, Онега…»

Няндома, Мезень, Двина, Онега –Чудно леп повенчанный глагол!Россыпями говоров и снегаВысветлен архангельский подол.

Коноша, Шалакуша и Моша,И озёрный шелест камыша.Шебаршит шуга, пушит пороша,И метели стелются, шурша.

По пригоркам разбежались веси.Рубленые в обло – высь низка –Храмы, изукрасив поднебесье,На кресты подняли облака.

Сутки ткут архангелогородкиВечерами летними из дня.Потому и ночи так коротки,Но звенит повсюду ребятня.

Ветер там в седых волнах гнездится,Он хмелён и лёгок, как буза.Сиверик дубит поморам лица,А шелоник голубит глаза.

Я почти из тех же мест и брашен,Где есть всё, опричь краёв-концов, —Предки шли за Камень с этих пашен,И мой пращур звался – Удальцов.

Заимка

У ручья в бору кондовом,Отложив пальбу,Взял охотничек бедовыйИ срубил избу.

Та избушка-перезимкаНа краю землиСтала Новою Заимкой,Как леса свели.

Притекал народ из дали,Оседал вокруг,И ручей рекой прозвали:Лягушатник – Ук.

Коренясь на взгорке малом,Шли дома-грибы,И село перемогалоВыверты судьбы.

Пережило даже страсти,Как до тьмы с утраРвали храм и трос на частиС рёвом трактора.

Только стало как-то ниже,Распластавшись ниц.Много я потом увижуДеревень без лиц.

Пусть с высот столичных плоскоИ мало село,Мне по самую ту доскуВ сердце залегло.

Кержак

В слепой тайге да на реке студёнойПопал рыбак в оплошку и беду –На камень сел и скарб свой немудрёныйНа дно пустил к досаде и стыду.

На берег влез, кляня судьбу такую, —На сотню вёрст нет признаков жилья,У ног река, свивая, гонит струи,Над головой меж сосен мчит своя.

И вспомнилось – на слухи бабы падки, —С десяток лет тому назад кержакУшёл в тайгу, избу срубил в распадке,Живёт в глуши отмирной как чужак.

В пустыню он бежал с чумного пираОт скопища, погрязшего в страстях,Чтоб за чертою гибнущего мираВернуть себя молитвою в постах.

Погибель зрима, время лишь сокрыто,Но и оно летит под сосен гул.Без выбора попыток не убыток,Перекрестясь, в тайгу мужик шагнул.

Всевышний не оставил горемыку,Наткнулся тот в распадке на избу,И принят был он старцем, поеликуМы купны днесь, а розны уж в гробу.

Отшельничек ни валко и ни шаткоПомог в лодчонке течи запереть,Снабдил харчом с таёжного достатка,С избытков тощих выделил и сеть.

Изжал слезу из глаз приречный ветер,И бьёт рыбак поклоны, голос – крик:– Что хошь проси! За то, что ты приветил,Доставлю всё!                   – Добро, – сказал старик, —

Когда в аду гореть я буду, грешный,Не позабудь своих обетных слов,Не пожалей, прошу тебя, сердешный,В кострище мне бросать поболе дров.

Исход