Tancredi
Когда в зловещий час сомненияЯ опьянен земной тоской,Свой челн к стране УединенияЯ правлю твердою рукой.
Земля! Земля!.. Моей отчизноюЯ вновь пленен. Родная тишь!..Но отчего же с укоризноюТы на пришедшего глядишь?
Тебе был верен я, не знающийИных утех, чем грез о том,Когда приду, изнемогающий,К тебе я в сумраке ночном.
Из данного мне ожерелияЯ не растратил бирюзы -Ни в час безумного веселия,Ни в час настигнувшей грозы.
Смотри: венец твой окровавленныйИз горних, облетевших роз,Как раб смиренный, но прославленный,Я на челе опять принес.
Пусть в городах блудницы многиеОт ласк моих изнемогли -О, что тебе слова убогие,Растерянные мной вдали,
И поцелуи бесконечные,И сладострастья буйный хмель?Тебе принес я речи вечныеИ дух - увядший иммортель.
О, приюти меня, усталого,Страны блаженной темнота,И горстью снега бледноталогоУвлажь иссохшие уста!
Вадим Шершеневич. Листы имажиниста.
Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997.
ВЕСЕННИЙ ДОЖДЬ
Пройдя небесные ступени,Сквозь тучи устремляя бег,Ты снизошла, как дождь весенний,Размыть в душе последний снег...
Но ты, мятежная, не знала,Что изможденный плугом лугПод белизною покрывалаТаит следы угрюмых мук.
И под весенними словами,Растаяв, спала пелена,Но, как поруганное знамя,Молчит земная тишина.
И лишь в глаза твои с укоромГлядит безмолвье темноты:Зачем нечаянным позоромСтыдливость оскорбила ты?
Вадим Шершеневич. Листы имажиниста.
Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997.
СНЕЖНЫЙ БОЛВАН
Из снега сделан остов мой.Я - ледяной болван немой.
Мой грубый, неуклюжий торсК ногам безжизненным примерз.
Два неморгающих зрачка -Два бархатистых уголька.
Льдяное сердце в грудь не бьет,Льдяное сердце - мертвый лед.
Весенний луч... Бегут ручьи,И руки мертвые мои
Еще беспомощней торчат,И слезы-льдинки сыплет взгляд.
Весенний день и синева...Подтаивает голова.
Весенний день лучом вскипел...Я пошатнулся и осел,
И тяжело упал назад.И только бархатистый взгляд
Глядит с укором на весну,Нарушившую тишину.
Вадим Шершеневич. Листы имажиниста.
Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997.
СУДЬБА
Очаровательный удел,Овитый горестною дрожью...Мой конь стремительно взлетелНа мировое бездорожье,Во мглу земного бытия,И мгла с востока задрожала.И слава юная мояНа перекрестках отставала.
Но муза мчалася за мнойТо путеводною звездою,Сиявшей горней глубиной,То спутницею молодою,Врачуя влагою речейПриоткрывавшиеся раныОт неоправданных мечейСреди коварного тумана.
И годы быстрые цвелиПрозрачной белизной черемух...Мы песни звонкие неслиСреди окраин незнакомых;В еще незнаемой землеПереходили хляби моря;На вечереющем челеГорели ветреные зори.
Облитый светом заревым,В томленьи сладостном и строгом,Венчанный хмелем огневым -Я подошел к твоим чертогам.
Не изменила, муза, ты,Путеводительная муза,Венцом нетленной чистотыЧело отрадного союзаБлагословенно оплела,Разлившись песней величаво.И только тут к нам подошлаОтставшая в дороге слава.
Вадим Шершеневич. Листы имажиниста.
Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997.
ВЛАСТЕЛИНУ
В фонарном отсвете алмазном,С усмешкой тонкой на губах,Ты устилаешь путь соблазном,Как елкой на похоронах.
Выглядываешь и таишьсяНад недоверчивой толпой,Вдруг расплеснешься, расклубишьсяИ брызнешь искрой огневой.
Чуть стукнув ресторанной дверью,Певучим шелком прошуршав,Ты клонишь бешеные перья,Вздымаешь огненный рукав.
С улыбкой над моим ненастьемТы чашу полную винаМне подаешь - и сладострастьемСмятенная душа полна.
Гробокопатель! Полководец!Твоих шпионов - легион!И каждый ключевой колодецТвоей отравой насыщен.
Ты язвы, блещущие смолью,Как пули, шлешь в врагов своих,И стискиваешь едкой больюСуставы пленников нагих.
Прикрытый бредом и любовью,Как выпушкою вдоль плащей,Твои знамена пышут кровьюНад страшной гибелью моей.
Вадим Шершеневич. Листы имажиниста.
Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997.
СКАЗКА О ЛЕШЕМ И ПОПОВОЙ ДОЧКЕ
Лапоть вяжет на проталинкеИ свистит, как мальчик маленький;Сам дороден, волос сед,Весь взъерошен - чертов дед.
На руках мохнатых - плеши;Всяк боится - конный, пеший -Лишь засвищет старый леший.
Ласков он лишь с малым зверем,С птичкой, птахою лесной,Их зовет он в гости в теремРасписной.
А в избушке - в теремуСлавно, весело ему:Там сидит попова дочка,Гребнем чешет волоса,В жемчугах ее сорочка,Брови - будто паруса.
Раз забрел я к ним в избу,Проклинал тогда судьбу:Еле от нее ушел,Еле вышел в чистый дол.
...Ну, а с той поры грущу,Терем золотой ищу.Больно девка хороша:Голос - словно звон в часовне,Стосковалася душаПо красавице поповне.
Вадим Шершеневич. Листы имажиниста.
Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997.
PORTRAIT D'UNE DEMOISELLE
Ваш полудетский, робкий шопот,Слегка означенная грудь -Им мой старинный, четкий опытНевинностью не обмануть!
Когда над юною забавойРоняете Вы милый смех,Когда княжною величавой,Одетой в драгоценный мех,
Зимою, по тропе промятой,Идете в полуденный час -Я вижу: венчик синеватыйЛег полукругом ниже глаз.
И знаю, что цветок прекрасный,Полураскрывшийся цветок,Уже обвеял пламень страстныйИ бешеной струей обжег.
Так на скале вершины горной,Поднявшей к небесам убор,Свидетельствует пепел черный,Что некогда здесь тлел костер.
Вадим Шершеневич. Листы имажиниста.
Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997.
В ГОСТИНОЙ
М.Кузьмину
Обои старинные, дымчато-дымные,Перед софою шкура тигровая,И я веду перешопоты интимные,На клавесине Rameau наигрывая.
Со стены усмехается чучело филина;Ты замираешь, розу прикалывая,И, вечернею близостью обессилена,Уронила кольцо опаловое.
Гаснет свет, и впиваются длинныеТени, неясностью раззадоривая.Гостиная, старинная гостиная,И ты, словно небо, лазоревая.
Ночь... Звоны с часовни ночные.Как хорошо, что мы не дневные,Что мы, как весна, земные!
Вадим Шершеневич. Листы имажиниста.
Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997.
* * *
Нет слов короче, чем в стихах,Вот почему стихи и вечны!И нет священнее греха,Чем право полюбить беспечно.
Ах, мимолетно все в веках:И шаг чугунный полководца,И стыд побед, и мощный страх,-Лишь бред сердец веками льется!
Вот оттого, сквозь трудный бой,Я помню, тленом окруженный:- Пусть небо раем голубо,Но голубей глаза влюбленной!
Пусть кровь красна - любовь красней,Линяло-бледны рядом с нейЗнаменный пурпур, нож убийцы,И даже ночь, что годы длится!
Как ни грохочет динамитИ как ни полыхнет восстанье,-Все шумы мира заглушитВздох робкий первого признанья.
Вот потому и длится векЛюбовь, чья жизнь - лишь пепел ночи,И повторяет человекСлова любви стихов короче!
1931