нудится:
— Такой сон видел… Не дал досмотреть…
К моему удивлению, Арик сидит уже на скамье у ворот и ждет.
— Ходил к тебе, а тебя нет. Думал, ушли без меня. — Арик накручивает на палец свой жесткий чубик и неожиданно добавляет: — Есть хочется… Пызя вчера двадцать картошек дал — с собой-то мы ничего не привезли, а купить — денег нет… Сказал, чтобы я за картошку поработал у него…
— Как это поработал? — не понял я.
Валька же невозмутимо протянул:
— Пызя, он такой… С живого человека шкуру спустит и глазом не моргнет.
Я смотрю на Вальку и думаю, что он повторяет чужие слова, сам до этого не додумается. И где он успевает всего нахвататься? Или у него так уши устроены?
Уши у Вальки, действительно, словно созданы природой для подслушивания, — оттопыренные, с широкими отверстиями. Посмотришь иной раз, и кажется, что он вот-вот зашевелит ими.
— …Сказал, дрова нужно ему переколоть, — отвечает на мой вопрос Арик. — Газ не подводит, боится как бы не сгореть, поэтому печки дровами топит.
— Хм, ну и чудила, — хмыкает Валька.
— Значит, на рыбалку не пойдешь?
— Пойду, а дрова после поколю.
— А сумеешь? — недоверчиво спрашиваю я, глядя на его тонкие длинные пальцы.
— Научусь… Подумаешь, важность… потюкать топором дрова. Вот только тетка расстраивается, переживает!
— Какая тетка? — прицепился Валька. — А где же у тебя мать?
Арик молчит, хмуро смотрит в сторону. Потом, помявшись, отвечает:
— Я с тетей Женей живу… Вы не спрашивайте меня про маму… и про папу тоже… Я сам когда-нибудь расскажу…
— Ладно, — говорю я, не понимая, что особенного в вопросе Вальки и почему мы не можем спросить Арика о его родителях. — Ладно, пошли. Захватим удочки и по Стахановской — к мосту…
4
В Кинеле купается расплавленное солнце, и на воду нельзя смотреть — так оно сверкает. Пахнет водорослями, влажная прохлада забирается под рубашки, и Валька Шпик первым начинает ежиться.
— Холодно, — бурчит он недовольно. — Надо было пиджак надеть…
— Не пиджак, а шубу, — говорю я ему. — Тоже мне рыбак…
По береговой извилистой тропинке, заросшей по бокам огромными лопухами, мы идем к речному перекату. Пескари любят быстрину, на ней они собираются в большие стаи, Недалеко от берега выметнулась и громко плюхнулась своим широким боком о воду серебряная рыбина. У Арика округлились глаза:
— Эх, к-ка-кая прыгнула, — тянет он. — Вот бы поймать такую!
— Поймать, — снисходительно усмехаюсь его наивности. — Испытано уже — фигу поймаешь, а не рыбину. Здесь большая не берется, пуганая. Видишь, мост? Машины по нему ходят и пугают.
Арик оглядывается и смотрит на высокий деревянный мост, перекинувшийся с берега на берег, на упрямые, окованные железом лбы громоздких ледорезов перед ним.
Вода на перекате словно кипит. Посмотришь на дно и увидишь, как стремительно мчится она вперед, свиваясь в упругие прозрачные узлы, и увлекает за собой мелкие камешки, песчинки, ракушки, обросшие длинными темно-зелеными нитями водорослей. И еще увидишь быстро извивающиеся черные спинки пескарей. Закидывай удочку и начинай ловлю. Пескари берут насадку жадно — успевай только подсекать.
Меня охватывает возбуждение. Не терпится побыстрей забросить леску с поплавком, почувствовать, как трепыхается пойманная рыбка. Я быстро разматываю леску на удилище, насаживаю червяка на крючок, подворачиваю штанины и лезу в воду — туда, где поглубже. За мной следуют Валька Шпик и Арик. И начинается!
Я вытаскиваю первого пескаря, зажимаю его в кулаке и слышу, как он попискивает — тонко, испуганно.
— Икряной, — говорю я своим товарищам и зачем-то подмигиваю. — Поймать бы с сотню, поджарить, пальчики оближешь.
Валька молчит, а Арик смеется:
— Там и есть-то нечего, только и придется, что пальцы облизывать.
— Послушаем, что ты завтра скажешь, — отвечаю я, немного задетый смехом Арика, и взмахиваю удилищем. — Есть еще один!
Рыбешек я насаживаю на кукан, привязанный к пуговице штанов: удобно и быстро, не нужно выходить на берег.
Проходит час, другой. Арик начинает ворчать:
— Не рыба, а одно названье… Пойду поищу, где поглубже.
— Иди, иди, — говорю я. — Поймай с руку… Как будто до тебя не пробовали…
— А я все равно пойду, — упрямо ворчит Арик. — Вашими пескарями и кошку не накормишь — сотни две нужно, — и высоко, по-журавлиному поднимая ноги, он направляется К берегу.
— Тише хлюпай! — шиплю я ему вслед. — Всю рыбу распугаешь!
— Фр-р, рыба, — фырчит Арик. — Тут гранату брось, и то эту мелюзгу не распугаешь.
Мы с Валькой молчим и продолжаем вытаскивать из воды маленьких, упруго трепыхающихся рыбешек. Мне неприятно, что Арька ушел от нас, что с такой насмешкой отзывается о моем любимом занятии. Видишь ли, пескари для него слишком мелкая добыча…
Арик направился в сторону моста. Вот он забросил с берега леску в одном месте, в другом и наконец уселся, воткнув удилище в землю. Сидит, накручивает на палец свой черный чубик и озирается по сторонам. Сразу видно, каков рыбак. Мы посмеялись с Валькой немного и оставили Арьку в покое — пусть делает что хочет. И вдруг слышим: взвизгнул как-то очень тонко Арик, да как заорет:
— Ребята, помогите!
Мы разом, словно по команде, обернулись и увидели такую картину: Арик, подавшись вперед и раскорячив ноги, обеими руками держит изогнувшееся дугой удилище и вопит уже что-то непонятное. До нас долетают сквозь эти вопли отдельные слова:
— …огромная… рыбища с руку… Помогите! Сейчас меня утащит!..
Позабыв обо всем, разбрасывая по сторонам сверкающие брызги, мы бежим по-берегу. Валька Шпик, то ли споткнулся, то ли оступился в яму, вдруг со всего размаху бухнулся в воду и тоже заорал:
— Помогите!
— Тише! — сквозь зубы шикнул я на него. — Всю рыбу распугаешь! — Но сообразив, что мое предостережение в настоящую минуту для Вальки пустой звук, я ринулся к Арику.
И вот, задыхаясь от бега и возбуждения, я шепчу Арику:
— Арюшенька, не дергай — сорвется… Пусть походит… Не тяни сильно… Может, я выведу? Дам удочку…
— Не-е, — крутит головой упрямый Арька. — Я сам… Сам выволоку его…
Скоро рыбина начинает уставать, и Арик потихоньку подводит ее к берегу. «Кто же это такой? — лихорадочно думаю я, опустившись у самой воды и готовый схватить добычу. — Окунь? Лещ? Сом?..» И как бы в ответ на мое нетерпение недалеко от меня вдруг выскочила из воды большущая рыбина, блеснула на солнце серебряной чешуей и плавниками, окрашенными в неяркий красный цвет.
— Язь! — кричу я. — Держись, Арик, сейчас он начнет прыгать, как черт!
И действительно, язь, словно маленькая торпеда, рассек прозрачную воду и выскочил еще раз, потом еще. Наконец он утомился. Арик подвел рыбину к берегу,