— Дело было совсем не в удаче. А в том, что я — идиот! — Тэйлос развернулся на каблуках. — Я подставился.
— Вот оно что, — старик прищурился, и Тэйлосу стало ясно, что он ни капли в том не сомневался, а может, уже и в подробностях знал, что случилось. И не стоило спрашивать откуда — каким бы тихим ни было кладбище, но неухоженных могил тут не водилось, а это значило, что горожане посещают здешние места с завидным постоянством.
— Не собираюсь никому ничего доказывать, — сказал Тэйлос уже спокойнее.
— Что ж, не позволять искушению овладеть душой — великая сила, — Джонатан с тоской глянул на трубку и выколотил её о ближайший могильный камень. — Я помолюсь за тебя в воскресенье.
Тэйлос усмехнулся, но не ответил. Их беседы с Джонатаном часто приходили к такому финалу. То ли старик считал его слишком благочестивым, то ли, наоборот, всегда скорбел об уже пропавшей душе, но он регулярно добавлял, что намеревается вознести молитвы. Сам Тэйлос был совершенно не религиозен, он верил науке, что сейчас подняла голову и стала сильнее россказней проповедников. Однако посещать церковь хотя бы однажды в месяц считалось хорошим тоном.
Иногда Тэйлос уставал от условностей, ему мечталось отправиться через океан, в одну из загадочных стран, где будто бы жили чародеи и не встречалось священников — Кэсендия, Экрандо, Свитсель… Он порой повторял названия, чувствуя глухую тоску. Теперь выходило, что путешествия придётся подождать ещё долго.
— Послушай, — Джонатан подошёл ближе, и теперь его голос напоминал шорох сухих листьев, — Хаос с ними, с гонками, но ты должен понимать, что заинтересовал Грэйса. А у него нюх на людей.
— Чем бы я мог его заинтересовать? — Тэйлос не хотел знать ответ, но всё же не мог не переспросить.
— Его молодчики давеча заходили сюда проведать их братишку — во-о-он там, видишь, сизый ангел, прислонившийся к гранитной глыбе, — так вот, они говорили между собой, да только очень громко… — Джонатан закашлялся и продолжил не сразу — как раз когда Тэйлос едва не потерял терпение: — Говорили, значит, что Грэйс отметил твоё чутьё.
Тэйлос смерил Джонатана взглядом, но было ясно, что старик не приврал. Следовало в деталях вспомнить день гонок, чтобы понять, о чём именно высказался Грэйс. И хоть слова Джонатана сразу же пробудили азарт, Тэйлос лишь сухо поблагодарил его и отправился домой: ветер пригнал тучи, и явно собирался дождь, а дождь на кладбище Тэйлос совершенно не любил.
========== Часть 2 ==========
Добравшись домой, Тэйлос первым делом вскипятил чайник и, только сделав себе некое подобие обеда, дал волю воспоминаниям.
Он попал на гонки совершенно случайно — размышлял, не попробовать ли отбить хлеб у старины Ринко, этого рыжего прохвоста, что освещал все подобные материалы в их газете. Они частенько соревновались в литературном мастерстве, но всякий раз выходило, что Тэйлосу оставались добротные статьи о спокойствии и некрологи, а Ринко писал о спорте и мужских развлечениях.
Иногда редактор — Драйзер Уоткинс — говаривал, что Тэйлосу не хватает азарта, а Ринко — основательности, и овладеть именно этими чертами письма друг друга они и старались, да только не особенно выходило.
Так или иначе, причина побывать на гонках у Тэйлоса была, а причина ставить — нет. Но послушав разговоры, влившись в атмосферу возбуждённого ожидания, он всё-таки поймал настроение и тоже решился на ставку. Обойдя всех пилотов, что похвалялись своими паромобилями, пока гонка не началась, Тэйлос как будто бы вычислил будущего победителя.
И вот тут-то он и сделал промашку. Захотел сорвать куш.
Он уже видел такое — только на скачках. Побродив среди толпы рассуждающих о ставках, он постарался настроить людей поставить на другого пилота. И ему почему-то верили, вскоре ставки оказались почти что один к пятнадцати! Тэйлос чувствовал возбуждение и азарт, ему некогда было думать.
…Его фаворит не пришёл первым. Но Тэйлос и проиграл, и не слишком — потому что тот участник, за которого он столь активно агитировал, оказался лидером. Многие похлопывали его по плечу и благодарили, а вот мистер Грэйс, видимо, решил, что таким образом кто-то хочет лишить его честных денег… Или не очень честных денег.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Чутьё?
Не мог же он не понимать, что Тэйлос всего лишь ошибся, а не точно знал, кто выиграет на самом деле?
В окно наконец-то забарабанили капли, и Тэйлос отогнал воспоминания. Ему чудился запах машинного масла и пота, виделись лица мужчин, оживлённо рассуждающих об устройстве паромобилей и выбирающих фаворитов, и само собой в груди разгоралось жаркое пламя азарта.
Скачки не приносили ему таких ощущений, хоть он и бывал там, но единство человека с машиной, с порождением человеческой мысли, казалось ему столь очаровательным, что… Если бы Тэйлос только мог себе позволить так разбазаривать время и деньги!
Но кто он — всего лишь жалкий писака! Так что не стоило и мечтать когда-либо оказаться в кругу тех, кто рассуждает об инженерных делах столь вольно. Не стоило и предполагать, что когда-нибудь гонки станут и его жизнью тоже. Хотя и тут он больше тяготел к механизмам…
…Стук в дверь вырвал его из размышлений. Тэйлос отправился открывать, недоумевая, кого могло принести в такой ливень. На пороге стоял Ринко, с его плаща текло, а всегда непокрытые волосы оказались всклокочены и мокры насквозь.
— Входи, тебе нужно согреться, — Тэйлос пропустил коллегу. — Что-то случилось?
— Ты ставил на этого парня, Трейси Ситкайма? — спросил Ринко, словно не собираясь зайти.
— Ну да, — Тэйлос пожал плечами. — Я проиграл, какое это теперь…
— Он выиграл сегодня, — Ринко наконец скинул плащ. — Никто не думал, что он выиграет. Да ты вообще смотрел на его развалюху?!
— Мне она не показалась развалюхой… — недоумённо протянул Тэйлос.
— А всем показалась, — фыркнул Ринко. — Ты словно видишь что-то иное.
— А тот… Марко Флэтчер?
— Марко разбился, — Ринко выдохнул сквозь зубы. — Техническая неисправность, тормоза отказали. Да не бойся, не насмерть, — он качнул головой. — Жить будет, а вот гонять — даже и не знаю.
— Печально, — поморщился Тэйлос. — Но что такого важного во всём этом, что ты пришёл ко мне в такую погоду?
— Ах, ты не помнишь, что говорил?! А людям вот особенно запомнилось: «Он обязательно придёт первым, если не забудет притормозить в повороте».
Тэйлос нахмурился.
— Хаос забери, что ты имеешь в виду?
— Марко не смог притормозить и влетел в ограждение, — Ринко приметил чашку на столе и бесцеремонно схватил её, тут же наливая горячего чая. — Ты словно знал о таком… Ты знал?
— Нисколько, — честно ответил Тэйлос, но сердце его неприятно заныло.
***
Уже когда Ринко ушёл — растворился во влажном мраке почти не августовской ночи, Тэйлос снова перебрал в памяти события того — не самого приятного для него — вечера. Он действительно говорил что-то этакое, но разве у него была уверенность, разве он действительно что-то знал?
Решив, что всё это — не более чем нелепое совпадение, Тэйлос лёг спать, но мерное шуршание дождя ни капли не убаюкивало его. Казалось, в окна скребётся сам страх, нечто мерзкое и таинственное, несущее злость.
Может быть, даже Хаос.
Возносить молитву Светоносному не имело никакого смысла — Тэйлос понял это ещё в глубоком детстве, хотя каждую неделю исправно посещал храм и стоял там на коленях перед многочисленными ликами божества, вокруг которых на специальных подставках были расставлены свечи. Обилие золота и аромат масла в лампадах, подвешенных к потолку на длиннющих цепях, всегда заставляли Тэйлоса щуриться, отчего блики света разбивались радугами… В общем-то, он тогда больше думал о своём восприятии, а не о словах, которые машинально повторял вслед за священником, стоявшим перед алтарём, где курилась большущая чаша благовоний.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Теперь же, лёжа без сна, Тэйлос с тоской подумал, что утратил веру, но ничего не приобрёл, наука в тихий и жуткий час не давала стойкости и не помогала одолеть страх. Напротив, она нашёптывала, что в мире есть много всякого, необъятого ещё научной мыслью, необъяснённого и не ставшего понятным. И с жутью сражаться уже не было сил.