же я…
— За это не переживай, — вновь перебила она и указала на остальных мужчин. — Они споют для тебя хором — если, конечно, не хотят, чтобы я пошла и поговорила с вашим начальством о том, как они потворствуют антиобщественному поведению коллеги.
Пять минут спустя детектив Уилсон и детектив-суперинтендант Бернс расписались в карточке учета посетителей места преступления и подошли к палатке, установленной сотрудниками Технического бюро. Бернс оперлась об Уилсона, чтобы натянуть бахилы, прилагавшиеся к обязательному полиэтиленовому халату.
— Удивительно, что он вспомнил все слова, — заметил Уилсон. — Я про то, что «Макарена» — довольно старая песня, да?
— Ты намекаешь на мой возраст, Уилсон?
— О господи, нет, босс!
Бернс вздохнула. Постоянная необходимость держать строгий вид создает проблему: шутить становится намного сложнее. Иногда она подумывала о том, чтобы завести специальную табличку.
— Я знаю, что с вами шутки плохи, шеф.
— Мы работаем вместе больше года, Уилсон, и мне казалось, что тебе не нужно об этом напоминать. Кстати говоря… — Бернс кивнула в сторону завешенного пологом входа в палатку. — Даю последний шанс. Может, хочешь остаться снаружи?
— Ни в коем случае, босс.
— Ладно. Если что, это останется на твоей совести или… хотя бы на обуви кого-нибудь другого.
Детектив-суперинтендант Бернс посмотрела на часы — три двенадцать пополудни, — затем открыла полог палатки и вошла внутрь. В палатке находились шесть человек в комбинезонах Технического бюро, двое из которых фотографировали внутренности ямы, в то время как остальные наблюдали за ними сверху. Еще здесь стояли два стола, на каждом из которых лежали человеческие останки, накрытые белыми простынями.
— Всем добрейшего, — сказала Бернс. — Доктор Дивэйн здесь?
Дивэйн трудилась государственным патологоанатомом. Их с Бернс нельзя было назвать близкими подругами, но, по крайней мере, между ними установились очень хорошие рабочие отношения.
— Боюсь, что нет, — донесся голос со дна ямы. — Она в Великобритании на курсах. Вернется завтра. А пока придется потерпеть меня.
Изобразив улыбку, Бернс мысленно выругалась. Плохой день по-прежнему улучшений не сулил. Филипс работал заместителем Дивэйн. Он неплохо справлялся с обязанностями, однако обожал злоупотреблять техническим жаргоном и обладал таким специфическим чувством такта, что выбор патологоанатомии в качестве профессии казался вполне логичным, ведь мертвые редко склонны жаловаться.
Филипс поднялся по стремянке из траншеи глубиной примерно в два с половиной метра[6]. Он был высоким и худым. Бернс не могла сказать, привлекает ли патологоанатомия людей, не склонных к перееданию, или, наоборот, частое нахождение рядом с трупами снижает аппетит, но результат всегда получался один и тот же. Идентифицировать членов команды Технического бюро было непросто: все худощавые, в масках и одинаковых комбинезонах.
— Итак, что мы имеем?
— Массовое захоронение.
Бернс почувствовала, как напрягся возле нее Уилсон — вероятно оттого, что был хуже знаком с раздражающими манерами Айзека Филипса.
— Под которым ты подразумеваешь два трупа или более. — Бернс указала на два стола слева от ямы. — Полагаю, найдено именно два?
Филипс пожал плечами:
— Пока что да. Возможно, придется перекопать окрестности.
В этот момент наверняка где-то очень сильно икнулось министру туризма…
— Тем не менее, я думаю, стоит воздержаться от использования термина «массовое захоронение» везде, где его может услышать пресса.
— Что ж, если люди слишком болезненно реагируют на использование правильной терминологии… — Филипс откинул простыню на одном из столов, обнажив скелетированный труп. — Объект номер один. Мужчина, возраст средний. Причина смерти пока официально не установлена, но, судя по крови, обнаруженной на одежде, имеются признаки колото-резаного проникающего ранения в грудную клетку.
— На одежде? — переспросила Бернс.
Филипс указал на прозрачный пластиковый пакет под столом, в котором лежало то, что нельзя было назвать иначе, чем грязными тряпками.
— Да, большая часть одежды уцелела. Здесь очень кислая болотистая почва, а значит, меньше микробной активности, связанной с процессами разложения. Плоть вся объедена, однако одежда сохранилась на удивление неплохо.
— Полагаю, удостоверений личности не найдено?
— Нет.
Бернс кивнула:
— Для такого паршивого дня это стало бы слишком большим везением. И долго ли, по вашему мнению, эти тела пролежали в земле?
— Чтобы ответить на такой вопрос, нужен эксперт по тафономии.
— Наука о превращении останков живых существ в ископаемые, — машинально выпалил Уилсон.
Он проделывал такое на полурегулярной основе — и неизменно перед тем моментом, когда Бернс уже готова была ощутить к нему искреннюю симпатию. Возможно, тут имела место некая базирующаяся на эго разновидность синдрома Туретта, проистекавшая из глубокой потребности в том, чтобы демонстрировать людям, насколько он умен. Бернс могла бы предположить, что в детстве его обнимали либо недостаточно, либо слишком часто, — если бы ей не было на это плевать.
— Да, — сказала Бернс. — Молодец, Уилсон. Десять баллов Гриффиндору[7]. — Она повернулась к Филипсу. — Ты случайно не эксперт в данной области знаний?
— Да так… балуюсь на досуге.
— И?
— Ну… — произнес Филипс, бросив на тела примерно такой же взгляд, какие замечала Бернс в последний раз, когда оставляла машину в автосервисе для техобслуживания, — точно сказать сложно. Есть масса факторов, которые следует учесть, кроме того, необходимо произвести ряд тестов… Короче, не судите строго, но я бы предположил, что они пролежали в земле от пятнадцати до двадцати пяти лет.
— И какова причина смерти второго?
— О! — воскликнул Филипс, взволнованный тем, что слушатели задали-таки правильный вопрос. — Вот тут-то все становится гораздо интересней!
Он махнул руками в сторону второго тела и жестом фокусника сдернул простыню.
— Жертва номер два, мужчина, возраст от тридцати пяти до пятидесяти лет, с нестандартным стоматологическим вмешательством.
Бернс обратила внимание на два зуба с золотыми коронками. Вообще, первое, что замечает кто угодно в черепе, — это улыбка. Особенно если в ней имеются блестящие цацки.
— Если вы посмотрите сюда, то увидите красивое круглое отверстие в кости задней части глазницы с некоторыми признаками радиальных трещин, доходящих до лобной кости.
— Ясно, — ответила Бернс. — Удар ножом в глаз?
Филипс покачал головой:
— Нет. Имеется внутренний скос, указывающий на огнестрельное ранение.
Бернс обошла вокруг, чтобы взглянуть на затылочную часть черепа, которая только подтвердила ее сомнения.
— Но здесь нет выходного отверстия.
— Именно, — кивнул Филипс. — Нам придется транспортировать его в лабораторию для анализа, но уже сейчас мы можем заключить, что рана нанесена нестандартным оружием. В задней части черепа что-то застряло, но у нас нет возможности препарировать его прямо здесь. Хотя это было бы чрезвычайно интересно.
Бернс снова взглянула на тело:
— Только не для этого парня.
Филипс взял со стола пинцет:
— О, простите. Один момент. — Он заглянул в глазницу черепа. — Кажется, мы подобрали безбилетного пассажира.
Филипс ухватил что-то пинцетом и медленно вытянул дождевого червя.
— Давай, выходи, малыш.
В этот