Представьте себе, что сердце – это двигатель и тормоза автомобиля. Если вы поедете по извилистой двухполосной дороге, не будучи уверены, что машина в нужный момент исправно прибавит скорость или затормозит, путешествие выйдет неприятным и изматывающим. Если испортится погода или стемнеет, от напряжения вы вообще можете отреагировать неадекватно. Но если вы не сомневаетесь, что всегда сумеете прибавить или сбросить скорость, минуя опасный поворот, то и маневрировать будете увереннее. У вас не будет соблазна все время жать на газ и тормоз. Однако порой вам требуется нечто большее: резкий скачок скорости, а потом несколько минут спокойного плавного хода. Чем больше умеет машина, тем более комфортной будет поездка.
* * *
Поначалу, прочитав, что сверхбыстрые изменения в сердечном ритме влияют на долгосрочные реакции мозга, то есть, по сути, на то, как мы принимаем решения, я отнесся к этой идее скептически. Эксперименты Порджеса не упоминались в ведущих трудах, посвященных механизмам принятия решений. Ученые, с которыми я разговаривал, светила в этой области, даже не слышали о нем. Но многочисленные исследования, проведенные Порджесом и другими, подтверждают преимущества высокой изменчивости сердечного ритма, особенно у детей. А низкая изменчивость – это изъян, с которым связаны вспыльчивость, враждебность, тревожность и слабая стрессоустойчивость[16]. Как это ни парадоксально, быстрая реакция сердца помогает дождаться отложенного вознаграждения, устоять перед сильным искушением и спокойно глядеть в лицо опасности. Торопливое сердце дает мозгу возможность не торопиться.
Знаменитый ученый Джон Готтман, который, если верить книге Малкольма Гладуэлла «Озарение», может оценить крепость брака, понаблюдав за супругами несколько минут, узнал о теории Порджеса и решил выяснить, как детское сердце реагирует на критику со стороны родителей. Вместе с коллегой Линн Катц они, естественно, обнаружили, что если в четыре-пять лет ребенок во время напряженного разговора с родителями быстро (и бессознательно) регулирует скорость сердцебиения, то в восемь лет он умеет лучше управлять своими эмоциями. Готтман и Катц совершенно не интересовались сознательными реакциями и поведением детей. Они наблюдали лишь за тем, что происходило в организме, и выяснили, что дети вырастают более здоровыми в эмоциональном плане, если умеют подстраивать сердечный ритм под родительскую критику[17].
Другая группа исследователей усадила на диван шестьдесят восемь гетеросексуальных пар и попросила их рассказать о своих отношениях (примерно как в фильме «Когда Гарри встретил Салли», вот только к ним прикрепили электроды, ведущие к четырехканальному биоусилителю, который непрерывно фиксировал изменения их сердечного ритма)[18]. Они говорили о характере, поведении партнера, о том, каково было переносить разлуку с ним или с ней, а компьютеры отмечали миллисекундные изменения в их сердцебиении. Потом в течение трех недель партнеры вели записи, где подробно рассказывали о том, как они общаются и что чувствуют по отношению друг к другу.
Хотя результаты оказались неоднозначными и зависели от пола участника, общая картина была такова: и женщины, и мужчины реагировали более позитивно и отмечали более приятное взаимодействие с партнером, у которого было более отзывчивое сердце. Каким-то образом люди чувствовали, что происходит в организме партнера. Результаты свидетельствуют о том, что изменчивость сердечного ритма влияет не только на наши собственные эмоциональные реакции, но и на то, как партнер реагирует на нас. Выходит, когда мы влюблены, наши сердца, и вправду, трепещут в груди.
* * *
Опыты Стивена Порджеса дали начало новой серии исследований, связывающих изменчивость сердечного ритма с крепостью эмоционального здоровья. Но в сентябре 1992 года – вскоре после выхода статьи Порджеса, в которой он доказывал, что доношенные младенцы обладают более широким диапазоном сердечного ритма, чем недоношенные, – ученый получил письмо от врача-неонатолога, и это заставило его пересмотреть все ранее обнаруженные закономерности. Статья Порджеса любопытна и полезна, писал неонатолог. Однако изложенные в ней результаты противоречат практическим наблюдениям: быстрота реакций центральной нервной системы может быть крайне опасна. Высокая чувствительность сердечного ритма к раздражителям способна навредить новорожденным и может их даже убить.
Неонатолог имел в виду брадикардию – внезапное резкое замедление сердцебиения, при котором в мозг перестает поступать кислород. Он утверждал, что причина брадикардии кроется в блуждающем нерве. Другими словами, природная магистраль, которую изучал Порджес, доставляла к сердцу младенца два разных вида сигналов – с противоположными последствиями. Одни сигналы, полезные, укрепляли и закаляли сердце, но были и другие, которые могли замедлить его до такой степени, что возникал риск внезапной смерти младенца. Порджес рассказывал: «В течение определенного периода я расширял свои знания и был уверен, что докопался до сути. Я решил очень важную задачу. Добытые мною данные показывали, что высокая изменчивость сердечного ритма – всегда плюс. Но письмо их опровергало. Я оказался побежден, мне пришлось пересмотреть все свои выводы».
Порджес спрятал письмо в портфель, где оно пролежало два года.
В 1994 году его пригласили выступить с президентской речью на собрании Общества психофизиологических исследований. Для Порджеса это было что-то вроде научной встречи выпускников, огромная честь и возможность показать, что он эти двадцать лет рос в профессиональном плане вместе с коллегами. К 8 октября, когда должно было состояться собрание, он уже понял, как следует ответить на доводы неонатолога, и готовился предложить новую всеобъемлющую теорию, которая учитывала бы и позитивные, и негативные аспекты высокой чувствительности сердечного ритма.
В своей речи Порджес заявил, что блуждающий нерв, который берет начало в стволовой части головного мозга и пронизывает весь организм, на самом деле представляет собой две переплетенные дорожки из нервных волокон: одну из них, низшего порядка, мы унаследовали от общих с рептилиями предков, а другая, более сложная, развилась уже в млекопитающих[19]. Обе работают на высоких скоростях – и там, и там речь о миллисекундах, – но действуют очень по-разному. Та, что досталась от пресмыкающихся, контролирует пищеварительную и репродуктивную системы, а более современная – жевательные и мимические мышцы плюс сердечно-сосудистую систему. Грубо говоря, старая заведует потрохами, новая – всем, что выше[20]. Однако, как особо отметил Порджес, обе системы связаны с сердцем.
«Наследие» рептилий имеет богатую эволюционную историю. Представьте себе, как по этой части нерва путешествуют короткие черепахоподобные сигналы. Часть, общая с млекопитающими, развилась позже. Тут представьте себе зайцеподобные сигнальчики. И те, и другие движутся по двум переплетенным путям. И те, и другие невероятно быстры. Удивительно то, кто в этой гонке побеждает и по какой причине.
Порджес утверждает, что при наличии стимула – когда мы испытываем страх или волнение – обе нити воздействуют на сердце, но по-разному. «Черепаха» немедленно посылает сигнал к отступлению и отключению, как аварийный стоп-кран. Порджес приводит в пример игуан, у которых в момент испуга сердцебиение резко замедляется, и свиноносую змею, у которой сердце еле бьется, так что ее можно принять за мертвую. Хотя рептилии относятся к числу самых медлительных животных в мире, на испуг они реагируют очень быстро. Многие ученые называют реакцию на страх – «борись или беги», но Порджес добавляет: «Борись, беги или замри».
А вот «заячья» часть блуждающего нерва реагирует на стимулы более гибко, подхлестывая или удерживая хозяина в зависимости от ситуации. Также она помогает «отжать» рудиментарный тормоз, который в противном случае грозит полностью отключить организм. Выходит, «пресмыкающаяся» часть сковывает, а новая, «млекопитающая», мобилизует. Один рефлекс – застыть в панике, другой – обострить чувства, быть предельно бдительным и максимально готовым к любой стрессовой ситуации. Мы унаследовали оба этих механизма, поэтому блуждающий нерв ведет себя двояко. По мнению Порджеса, старая часть нерва, если новая не окажет ей сопротивления, либо понизит скорость сердцебиения настолько, что мы потеряем сознание, либо пошлет кишечнику сигнал испражниться – не слишком полезный рефлекс, что в младенчестве, что в зрелости.