Эти вьющиеся и дающие побеги, покрытые ослепительно яркими цветами, эти благовонные заросли могли бы привести в восторг ботаника, но охотника, которому приходится пролагать путь с помощью тесака, они приводят в отчаяние. Путающийся в лианах и воздушных корнях, исцарапанный шипами, порезанный травами, ослепленный по́том, задыхающийся от влажной жары, искусанный насекомыми, самый терпеливый из людей в конце концов начинает проклинать все на свете.
Вот каково было положение трех европейцев через некоторое время после того, как они, узнав от своих перепуганных слуг о похищении белой женщины гориллой, покинули львиную поляну.
Андре и Фрике — благородные сердца, редкие натуры! — снедаемые беспокойством, молча прорубали себе дорогу мощными ударами тесаков, а старый солдат, ожесточенно борясь с зарослями, громко ругал и посылал к чертям весь слабый пол.
— Женщина в тропическом лесу! Там, где даже мы пробираемся с таким трудом! Сказать правду, месье Андре, если бы не моя привязанность к вам и к этому мальчишке Фрике, я бы предоставил этой особе самой разбираться с ее обезьяной!
— Как? Вы, Барбантон?! Старый солдат, который, как поется в песенке, служил Венере[8] и Беллоне?[9]
— Верой и правдой, месье Андре!
— Тем более вы не можете оставить это несчастное создание в таком ужасном положении!
— Но зачем ее понесло в этот лес?
— Сначала надо ее спасти, а разбираться будем потом.
— Месье Андре, мне не хватает энтузиазма!
— Тем лучше, Барбантон, спокойные воинские части — самые надежные!
— Я не так выразился, я только хотел сказать, что иду туда нехотя, по принуждению!
— Барбантон, у вас нет сердца!
— Его съела урожденная Элоди Лера, его супруга, — насмешливо заметил Фрике.
— Ловко сказано, Фрике, ловко сказано! Да-да, это из-за нее я сыплю проклятиями! Честное слово Барбантона! Она чуть не толкнула меня на дурной поступок! Меня, старого солдата, награжденного многими орденами!
— Но сейчас-то вы в сотнях миль от вашего домашнего тирана!
— Я никогда не буду достаточно далеко от этого черта в юбке! Она отравила мне годы с честью заслуженного отдыха! Она — гиена[10], волчица, змея, тигрица!
— Скажите просто «зверинец» и покончите с этим! — посоветовал Фрике.
— Вы же видели ее, знаете, на что она способна!
— Знаю. Вам не повезло в брачной лотерее, но это еще не причина, чтобы проклинать скопом весь слабый пол!
— Тысяча канаков! Зато я готов на все, чтобы спасти от акул, огня или расплавленного свинца любого ребенка!
— Я в этом не сомневаюсь!
— Но женщину?! Никогда!
— Вы жестокосердны!
— Я справедлив, и мне не хотелось бы причинить зло невинному существу, спасая от него неведомую особу!
— Да не изображайте вы себя этаким чертом! Я уверен, что вы вырвете ее из лап чудовища! Не говорите «нет»! Я вас знаю. Вы не могли бы не отозваться на просьбу женщины о помощи!
— Гм-гм!
— Признайтесь, что я прав, старый ворчун!
— Незнакомой женщины? Ну, может быть…
— Вы помогли бы даже вашей жене Элоди Лера!
— Замолчите, друг мой! Тысяча, миллион, миллиард раз — нет!
— Не болтайте глупостей: это принесет нам несчастье!
Я повторяю: вы будете спасать ее даже ценой собственной жизни!.. Вы очень добры, мой бедный Барбантон, хотя и стараетесь казаться злодеем!
— Пускай я по-вашему добрый, но поймите же раз и навсегда, что я не колеблясь оставлю эту… особу (он не решился сказать — «жену») в логове зверя! Ведь правду говорят, что горилла — одно из самых жестоких животных на свете?
— Факт вроде бы доказанный. Но к чему вы клоните?
— Да к тому, что она с легкостью изведет эту гориллу и через месяц сожительства с Элоди Лера зверюга помрет от бешенства. Не жену мою придется спасать, а бедную гориллу! — сказал Барбантон, азартно врубаясь в лианы и кустарник.
Фрике и Андре не могли удержаться от громкого хохота, услышав такое неожиданное заключение.
— Успокойтесь, дружище, — ласково сказал Андре, распознавший за злыми словами старого воина глубокую душевную боль. — Бедная женщина безмятежно живет в Париже и ведет дела вашей лавки, а вы тем временем опять пустились в опасные странствия…
— Иногда злоключения идут на пользу, месье Андре: ведь как раз благодаря им я познакомился с моими друзьями — с вами, с Фрике, с доктором Ламперье, да еще с матросом Пьером ле Галем!
— И мы все очень любим вас, дорогой Барбантон! — с чувством ответил Андре, крепко пожимая жандарму руку.
Вскоре охотники очутились среди огромных деревьев с прямыми гладкими стволами. Кроны этих великанов смыкались высоко над головами, образуя как бы крышу из листьев.
Лес становился все темнее, зловонные испарения гниющих растений сделали воздух тяжелым и затхлым; дышать стало трудно, казалось, все вокруг было пропитано ядом. Здесь-то и следовало искать гориллу-похитителя.
Невзирая на мхи, в которые, как в песок, проваливались ноги, наши друзья продвигались вперед довольно быстро.
…Их переход длился уже полтора часа, и смельчаки начали уставать. Негры поспевали за ними с большим трудом, а те, которые несли львиные шкуры, отстали совсем.
Наконец французы услышали звук далекого выстрела и с удвоенной энергией ринулись в лесную чащу. Они походили на атакующих солдат и даже не замечали тех многочисленных препятствий, которые наверняка остановили бы их в иной ситуации. Когда же охотники, задыхаясь, подбежали к группе насмерть перепуганных людей, их глазам представилось страшное зрелище.
Среди клочьев окровавленной одежды, смешанных с грудой внутренностей, лежал человек со вспоротым животом. Целы были только его голова и большой воротник из синего полотна.
Погибший был белым, а воротник выдавал в нем моряка.
Андре, который первым решился взглянуть на лицо, искаженное недолгой, но, несомненно, мучительной агонией, горестно и вместе с тем удивленно воскликнул:
— Да ведь это же один из моих матросов! Посмотри-ка, Фрике, может, я ошибаюсь?
— Увы, вы правы! — бледнея, подтвердил Фрике. — Это матрос с нашей яхты.
— А вот еще один мертвец! Просто бойня какая-то!
Действительно, в нескольких шагах от моряка лежал еще один труп — труп негра.
Его плечо было вырвано, так что обнажилось легкое, а по лицу как будто прошлись железным скребком, содравшим мясо до самых костей.
— Ох! Мы опоздали, — тихо пробормотал Фрике. — Я хорошо знаю такие раны…
— Прижмитесь к дереву, джентльмены! — крикнул им по-английски человек, одетый как европеец и вооруженный двустволкой. — Чудище вот-вот начнет бомбардировать вас!