— Здравствуй, Фрике! — отозвался Андре, дружески пожимая руку молодого человека. Тот ответил на рукопожатие Бревана с непринужденной сердечностью.
— Каким добрым ветром вас занесло?
— Это долгая история…
— Вот как?
— Но небезынтересная!
— Еще бы! Ведь вы сегодня участвовали в открытии охотничьего сезона!
— Не исключено, что закончится он для нас на краю света!
— Нам с вами ничего не страшно, ведь мы уже побывали у черта на куличках и вернулись оттуда…
— …может быть, только для того, чтобы побывать там еще раз!
— Куда вы, туда и я!
— Прекрасно!
— Мы поплывем по морям и океанам?
— Да, и думаю, плавание продлится месяцев восемь-десять.
— Когда отправляемся?
— Мы с тобой — завтра.
— А что, будут и другие?
— Да, и я расскажу тебе о них нынче же вечером.
— Значит, вы останетесь к обеду?
— Разумеется, только должен предупредить, что я уже отлично позавтракал и буду неважным сотрапезником.
— Здесь вы у себя дома!
— Кстати, как твои работы?
— Вчера я закончил усовершенствованную «мойку». Это настоящее чудо! Действует безотказно, и я гарантирую, что промывка на ней породы позволит не потерять ни грамма золота! Амальгаматор[31] тоже почти на ходу. Я снабдил его устройством, исключающим кражу золота или ртути.
— Браво!
— А еще — закончил вашу модель металлического картуша.
— Да что ты?! Это просто замечательно!
— Вы довольны?
— Еще бы!
— Вот и отлично!
— Ты, надеюсь, получил деньги за патент?
— Нет конечно, ведь изобретатель — вы.
— Не говори глупостей! Деньги за патент — твои деньги! Ну а теперь, пока готовится обед, давай поговорим о нашем деле. Завтра в восемь вечера ты поедешь в Брест[32].
— Хорошо.
— Там наймешь сроком на год, считая с пятнадцатого сентября, десять надежных матросов, повара и юнгу.
— Раз вы посылаете меня в Брест, значит, хотите иметь матросов-бретонцев[33], ведь правда?
— Разумеется!
— А тулонских[34] моряков не брать?
— Не брать. Еще наймешь двух механиков из бывших вторых старшин и двух хороших кочегаров.
— Ну, в этом я разбираюсь, машина — мой конек!
— Еще нам понадобятся двое старшин для катеров, старшина по погрузке и по почте, каноннр, рулевой и боцман. Всего получится двадцать один член экипажа, не считая юнги. А я подыщу капитана, старшего помощника, старшего стюарда[35] и повара для пассажиров.
— Это все?
— Пока все. Надеюсь, мне не надо объяснять, что людей ты должен подбирать безупречных. Я целиком полагаюсь на тебя в этом тонком деле. Можешь говорить, что нанимаешь их для службы на частном судне под командой доброго капитана, который, однако, строг в отношении дисциплины. Главное, чтобы все они были в Гавре через пятнадцать дней. Мне надо, чтобы моряки оказались у меня под рукой как можно скорее. Только приводи их всех вместе, чтобы ни один не отстал!
— Понятно. А какую плату назначать?
— По твоему усмотрению. Я уверен, что ты разумно поведешь дело, так что и матросы будут довольны своим жалованьем, и ты не окажешься излишне щедрым. Естественно, в конце пути каждый из них получит большое вознаграждение, соответствующее его усердию. Что же касается авансов[36], то ты положишь их в банк М.П. в Бресте. Вот тебе на первые расходы, — продолжал Андре, вынимая из бумажника толстую пачку банкнот и передавая ее собеседнику. Тот, не считая, сунул деньги в карман.
— Это все?
— Все. Тебя здесь ничто не удерживает?
— Меня?! Да что вы, месье Андре, я так же свободен, как мой тезка Фрике — парижский беспризорник!
— Господа, обед готов! — сказала, приоткрыв дверь, седоволосая женщина, с виду — классическая экономка.
— Спасибо, мадам Леруа, мы уже идем.
— Бедняжка, ее очень расстроит наш отъезд!
— Я непременно позабочусь о том, чтобы она жила безбедно и вместе со скворцом Тити и собакой Мизер[37] дожидалась моего возвращения.
На другое утро принарядившийся Фрике медленно шагал по улице Лафайет, направляясь к предместью Монмартр. Было около девяти; наш приятель, как будто позабывший о том, что вечером ему предстоит поездка в Брест, походил на всякого фланирующего парижанина: он глазел по сторонам, рассматривая трамваи, витрины магазинов и афиши, закуривал папироски у табачных лавок и наслаждался оживленным уличным движением — тем самым движением, которое так ужасает провинциала и так радует сердце столичного жителя!
Однако эта прогулка не бесцельна.
У Фрике в Париже множество знакомых, но всего лишь один друг — не считая месье Андре, разумеется; друг этот живет в самом конце улицы Лафайет, почти в Пантен[38], и сейчас юноша шел проститься с ним.
Любой другой непременно взял бы извозчика — но только не Фрике. Перед долгим путешествием он хотел порадоваться гладкому асфальту под ногами, хотел полной грудью вдохнуть воздух Парижа.
Вот почему он не торопился и наслаждался, повторяю, тем вечным уличным спектаклем, который играли сегодня как бы для него одного. Фрике мечтал о том, чтобы его прогулка продолжалась бесконечно… но он достиг уже лавки, торгующей табаком и ликерами, и вынужден был сказать себе:
— Ну, вот я и у цели!
Юноша привычно открыл дверь, вежливо поклонился молодой особе, сидевшей за кассой, и через торговое помещение прошел к задней комнате. Оттуда доносились крики и ругань. Фрике застыл в нерешительности.
— Черт, — прошептал он, — я, кажется, не вовремя! У мадам Барбантон опять разыгрались нервы, а это значит, что дом моего друга превратился в ад, где было бы жарко даже Вельзевулу![39] Впрочем, должен же я попрощаться со старым служакой! Вперед, Фрике, не робей!
Гость дважды постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, распахнул ее:
— Мое вам почтение, мадам! Здравствуйте, дружище Барбантон!
Высокий человек с суровым, но привлекательным лицом бывалого солдата, одетый в вязаную безрукавку и штаны военного образца, стремительно подошел к юноше, протянул ему обе руки и воскликнул сдавленным голосом:
— Ах, Фрике, мое дорогое дитя! Я так несчастен!
Дама, которой молодой человек засвидетельствовал свое почтение, бросила на него недобрый взгляд и проговорила злым тоном:
— Здравствуйте, месье!
Фрике, повидавший тут и не такое, спокойно опустился на стул, показав, что спешить ему некуда.
— Ну, мой милый жандарм, что у вас стряслось?