Читать интересную книгу Том 5. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть первая - Эрнест Лависс

В это время новая толпа вооруженных людей ворвалась в зал с криками «Долой палату! Не нужно депутатов!» Председатель объявил заседание закрытым. Но часть депутатов левой осталась в зале. Ламартин зачитал список имен; толпа отвечала на каждое имя то криками одобрения, то протестами. Так народом был принят список членов временного правительства, заготовленный республиканцами Насьоналя; в него вошли Дюпон де л'Эр, Араго, Ламартин, Ледрю-Роллен, Кремьё, Мари, Гарнье-Пажес — все депутаты.

В то время как в палате составлялось правительство, республиканцы-социалисты[5], собравшись в редакции газеты Реформа, составляли свой список. Это был тот же список Насьюналя с прибавлением нескольких имен из своих: Флокон, секретарь Реформы; Луи Блан, автор Организации труда, Альбер, рабочий-механик, вождь тайного общества Времена года. Затем, следуя партийной традиции, все отправились в Ратушу и там провозгласили республику; Коссидьер взял на себя префектуру полиции, а Араго — почту.

Как и в 1830 году, в Париже образовалось два революционных правительства; как и в 1830 году, правительство, провозглашенное в Бурбонском дворце, прошло по улицам, наполненным восставшими, направляясь в Ратушу; здесь оно сформировалось, поделив министерские портфели между своими членами. Но оно не посмело, как в 1830 году, отделаться от правительства Ратуши звонкими фразами; оно решилось принять в свой состав деятелей Реформы. Так как министерские портфели были уже распределены, их внесли в список в качестве «секретарей». И все вместе они остались в Ратуше под охраной рабочих[6].

II. Временное правительство

Первые мероприятия временного правительства. Обе группы, — Насьюналя и Реформы, — действовавшие совместно для низвержения Луи-Филиппа, очутились бок о бок во временном правительстве. Обе эти группы были республиканскими. Они единодушно решили принять название Временного правительства Французской республики — название, которое с 25 февраля стало официальным. Применяя на практике свои общие принципы, временное правительство, помимо отмены дворянских титулов, декретировало свободу печати с отменой гербового сбора, свободу политических собраний, право для всех граждан вступать в национальную гвардию. Эти три меры совершенно изменили условия политической жизни в Париже. Немедленно возникло более сотни дешевых политических газет, продававшихся в розницу; эти газеты распространялись в рабочей среде и создали общественное мнение, благоприятное для социалистов. Почти во всех кварталах основаны были клубы, куда каждый вечер приходили рабочие послушать дебаты по политическим вопросам. Самый деятельный из этих клубов — Права человека — возглавлялся старыми руководителями тайных обществ — Собрие и вышедшим из тюрьмы Бланки. Рабочие массами вступали в национальную гвардию; число национальных гвардейцев Парижа, составлявшее к 1 февраля 66 751, к 18 марта достигло цифры 190 000. Таким образом, благодаря народным газетам, клубам и национальной гвардии в течение нескольких дней организовалась новая сила, достаточная, чтобы господствовать над Парижем.

В среде временного правительства шли раздоры между двумя разнородными группами, которые совместно совершили революцию. Деятели Насъопаля, парламентские республиканцы, хотели ограничиться политическим переворотом; им хотелось как можно скорее созвать собрание, которое должно было организовать республику; это была партия демократической республики, партия трехцветного знамени. Деятели же Реформы в политическом перевороте видели лишь средство к совершению социальной революции[7]; они хотели воспользоваться своей властью для того, чтобы улучшить положение рабочих, а чтобы иметь достаточно времени для осуществления проектируемых ими реформ, отсрочить насколько возможно созыв Национального собрания; это была партия демократической и социальной республики, фамильярно называемая demos-soc; она приняла знамя тайных обществ — красное знамя. Ледрю-Роллен принадлежал одновременно к обеим группам и держался нерешительной тактики.

В первые дни между этими группами существовала только глухая вражда. Каждая из них проводила меры, согласные с ее собственной политикой; партия Реформы стремилась удовлетворить требования парижских рабочих, партия Насьюналь— успокоить остальную Францию.

В провинции революция была встречена с изумлением, но без противодействия; провозглашение республики принято было в городах без всякого протеста; армия была спокойна, а известнейшие генералы Бюжо и Шангарнье заверили правительство в своей преданности. Буржуа и чиновники боялись слова «республика», которое в их воображении связывалось, с террором; но они выставляли напоказ республиканские чувства, чтобы отвратить от себя преследования, казавшиеся им неизбежными. Правительство для их успокоения отменило смертную казнь за политические преступления. Ледрю-Роллен, министр внутренних дел, отозвал прежних префектов и назначил вместо них правительственных комиссаров, которым поручено было упрочить республику; но в остальных ведомствах служащие остались на своих местах. 25 февраля в Ратушу явилась толпа рабочих, требовавших замены трехцветного знамени красным — символом социальной республики; их принял Ламартин, который спас трехцветное знамя, произнеся свою знаменитую речь: «Красное знамя, которое вы нам предлагаете, побывало только на Марсовом поле, где оно волочилось в крови народа в 91 и 93 годах, тогда как трехцветное знамя обошло весь мир, разнося повсюду имя, славу и свободу отечества».

Для успокоения Европы Ламартин, занимавший пост министра иностранных дел, разослал дипломатическим агентам Франции за границей циркуляр 2 марта: «Война, ставшая роковой и славной необходимостью в 1792 году, теперь не является принципом Французской республики. Французская республика никому не намерена объявлять войну. Она не будет также вести подпольной зажигательной пропаганды в соседних государствах».

Партия социальной республики, со своей стороны, принуждала правительство к принятию мер, которых требовали рабочие.

25 февраля вооруженная толпа, ворвавшись в зал, где заседало правительство, заявила, что народу нужны реформы, и Луи Блан, с согласия своих коллег, тут же набросал декрет, составленный на основе его собственной доктрины: «Правительство Французской республики обязуется гарантировать рабочему его существование трудом. Оно обязуется обеспечить работу для всех граждан[8]. Оно признает за рабочими право объединяться в союзы для пользования законными плодами своего труда. Временное правительство передает рабочим принадлежащий им миллион, который будет едят с цивильного листа, отныне уничтожаемого». На следующий день декретом 26 февраля этот принцип проводился в жизнь: «Правительство постановляет немедленное учреждение национальных мастерских». Это была формула Луи Влана[9].

25 февраля большая манифестация рабочих явилась в Ратушу со знаменами, несущими на себе лозунг: Организация труда (таково было заглавие сочинения, создавшего популярность Луи Влана), и потребовала немедленного учреждения министерства прогресса. Луи Влан поддержал это требование, — его коллеги отказали. Луи Влан не решился использовать ту силу, которую в этот момент давала ему масса его приверженцев, и пошел на компромисс. Декрет 28 февраля признал в принципе требования рабочих: «Принимая во внимание, что революция, совершенная народом, должна быть произведена в его интересах; что пора положить предел продолжительным и несправедливым страданиям рабочих; что вопрос о труде является вопросом величайшей важности; что не существует вопроса более высокого и более достойного забот республиканского правительства; что задачей Франции является серьезное изучение и решение проблемы, поставленной в настоящее время-перед всеми промышленными нациями Европы…» Но в действительности вместо требуемого министерства дано было согласие лишь на учреждение Правительственной комиссии для рабочих, которой специально была поручена забота об участи последних. Луи Влан и Альбер, назначенные членами этой комиссии, водворились в Люксембургском дворце. Следствием этого было удаление их из Ратуши, что подорвало влияние социалистической партии в правительстве[10].

Затем был решен основной вопрос о созыве избирателей для выборов депутатов в Национальное собрание, которому предстояло установить политический строй Франции. В принципе обе партии были согласны; 24 февраля Ламартин сказал в палате: «Временное правительство должно будет… созвать всю страну, всех тех, кому звание человека дает права гражданина». Таким образом, без прений было принято всеобщее избирательное право, которое сразу вырвало политическую власть из рук привилегированного избирательного корпуса, состоявшего из каких-нибудь 250 000 человек, и передало ее народной массе, насчитывавшей 9 935 000 избирателей. Декретом 4 марта все совершеннолетние граждане призваны были выбрать 900 народных представителей по системе департаментских избирательных списков, относительным большинством, без перебаллотировки. Вопреки желанию социалистической партии выборы были назначены на 9 апреля.