…И вот – кабинет ультразвуковой диагностики. В те годы, больше двадцати лет назад, техника была еще не на такой высоте, как сейчас, поэтому и картинка на мониторе, в отличие от современных отчетливых изображений, получалась довольно мутная и зернистая. Однако уровня техники вполне хватало, чтобы различить проблемы, если они были, и врачи по УЗИ могли определить признаки осложнений или аномалий.
В тот день УЗИ делала очень приятная медсестра. Она успокоила Аниту и сказала, что волноваться не о чем: «Вы делаете для будущего ребенка все возможное. Вы образцовые родители. Я видела столько пар, которые не предпринимали никаких усилий ради будущего ребенка, – или потому, что не знали, как правильно себя вести во время беременности, или по равнодушию. Вы не такие». Потом она объяснила, что дети страдают именно из-за равнодушия и апатии родителей. «А вы так стараетесь и так цените жизнь малыша и уже считаете его частью семьи, – ну, значит, у вас обязательно будет абсолютно здоровый ребенок», – сказала медсестра.
Она уложила Аниту на кушетку и намазала ей живот гелем, а потом принялась методично водить по ее животу ультразвуковым зондом. Она показала моим родителям на мониторе голову младенца, туловище, показала, как бьется сердце. Конечно, качество изображения было в те времена неважным – получались расплывчатые картинки. Потом медсестра стала делать замеры, чтобы определить предполагаемую дату моего появления на свет. Измерила окружность головы и длину позвоночника. Вдруг лицо медсестры выразило растерянность и замешательство, но она по-прежнему передвигала зонд и показывала моим родителям различные участки моего тела. В кабинете царила тишина, которую нарушал лишь ритмичный стук зонда.
Мама, Анита, внимательно, не отводя глаз, следила за зондом, который двигался по ее животу. Потом сказала: «По-моему, от зонда малыш брыкается, он чувствует прикосновение». Но отец заметил, как изменилось лицо медсестры и уловил ее растерянность. Он перевел взгляд на монитор и всмотрелся в расплывчатую картинку.
«Минуточку, мне не удается найти бедро малыша», – пояснила медсестра. Измеряя длину конечностей, врачи обычно определяют возраст плода, а иногда эмбрион лежит, очень плотно подтянув ножки к туловищу. Медсестра решила позвать врача, чтобы он тоже посмотрел на снимки УЗИ. Она извинилась и вышла из кабинета. Родители остались вдвоем и занервничали. Отец слышал голоса в коридоре – медсестра разговаривала с врачом, – но слов разобрать не мог. Они с матерью тревожно переглянулись.
– Все будет хорошо, я уверен, – сказал отец. – Может, у них каждый раз такая путаница, а мы не знаем.
Мама не успела ответить. Вернулась медсестра и привела врача-рентгенолога. Он приветливо поздоровался и принялся изучать данные УЗИ, вглядываясь в изображение на мониторе. В кабинете царила тишина, врач смотрел на монитор, родители – на врача. Работал кондиционер, по спинам у них бежал холодок, и они почувствовали, что мерзнут.
Наконец врач повернулся к ним, скрипнув стулом, и сказал: «На мой взгляд, все в порядке, все в норме, вам не о чем волноваться». Потом он объяснил, что медсестра никак не могла разобрать на мониторе конечности ребенка, но он, врач, отыскал что-то похожее на бедро, по крайней мере, сделать замеры, необходимые для определения возраста плода, получилось. Врач передал зонд медсестре и попросил ее проверить, совпадают ли замеры, которые он сделал, с ее замерами. Все совпало один в один.
Рентенолог самым успокаивающим тоном произнес: «Вы не волнуйтесь, такое бывает, – иногда плод располагается так, что конечности не видно, малыш поджимает к себе ручки и ножки или они скрыты за плацентой. Бывает, что на УЗИ-снимке кажется, будто чего-то недостает, а на самом деле все в комплекте. Я уже насмотрелся на такие снимки УЗИ, у нас бывали подобные неясности на мониторе, и, уверяю вас, каждый раз, несмотря на расплывчатые снимки и неясности, ребенок рождался совершенно здоровым. Шанс, что младенец появится на свет с дисфункцией конечностей, ничтожно мал, один на несколько тысяч, а уж чтобы вообще без всех четырех конечностей – один на несколько миллионов».
Рентгенолог еще долго беседовал с моими родителями и объяснял им ситуацию. Он сказал, что практически во всех случаях, когда у плода есть серьезные врожденные дефекты, эти дефекты сразу же, заранее, видны на УЗИ. А в данном случае УЗИ никаких аномалий не показывает, и беспокоиться не о чем. Если при следующих обследованиях что-то и обнаружат, вот тогда и поговорим, какие могут быть варианты.
– А какие могут быть варианты? – спросили мои родители.
– Как правило, в случае аномалий мы рекомендуем хирургический аборт, – ответил врач. – Если у ребенка серьезные нарушения в развитии, то шансы, что он сможет жить нормальной жизнью, резко падают. Поэтому, чтобы не обременять родителей тяжкой ношей, – ведь растить ребенка с физическими отклонениями очень тяжело, – мы и предлагаем аборт.
– Нет, мы на это не пойдем. Даже и речи быть не может, – ответили мои родители.
Врач посоветовал им пойти домой и расслабиться, поскольку пока еще ничего не ясно: ведь на семнадцатой неделе беременности часто бывает, что на снимках УЗИ видно не все части тела. А потом, позже, рождаются совершенно здоровые дети.
– Так что не тратьте понапрасну силы и нервы, не волнуйтесь о том, что бывает раз в миллион случаев. Силы вам еще пригодятся, когда малыш появится на свет, – сказал врач.
Родители поблагодарили его за внимательное отношение, а медсестра извинилась за ложную тревогу. Однако, когда мои родители вышли из кабинета, они не успокоились и продолжали волноваться.
В последующие пять месяцев моя мать проходила регулярные проверки и осмотры, и ни разу врачи не обнаружили никаких отклонений от нормы. Более того, на всякий случай в третьем триместре беременности было сделано повторное УЗИ, и оно снова показало, что все в порядке. Постепенно мои родители успокоились и ждали моего появления на свет радостно и увереннно. Они были твердо убеждены, что все будет хорошо.
Но мое рождение стало для них потрясением.
Травма в родильной палате
Солнечным воскресным утром 23 марта 1986 года у моей матери начались первые схватки. Острая боль говорила о том, что надо срочно ехать в больницу. Поскольку мой отец служил в военной полиции, он, естественно, решил отвезти жену в военно-медицинский госпиталь Уолтера Рида, лучший во всем Вашингтоне. В родильное отделение Скотт и Анита вошли вместе.
Мои родители часами обсуждали будущее ребенка и свои надежды, но так и не узнали, мальчик у них будет или девочка. Вообще они были так молоды, что новизна происходящего кружила им головы, да и в браке успели прожить всего год. Они добродушно спорили, сколько детей нужно завести: отец предпочитал семью поменьше, а мама – побольше, многодетную.
Прошел час, другой… схватки продолжались. Ожидание становилось утомительным. Воды у мамы так и не отходили. Она провела в схватках больше двенадцати часов. Ей сделали внутривенную эпидуральную анестезию. Схватки не учащались.
Наступило утро понедельника, но воды так и не отошли. Врачи решили, что пора стимулировать родовой процесс и ввели маме дополнительные лекарства, чтобы ускорить схватки. Отец все это время был рядом с ней. Схватки участились. В родильную палату на подмогу акушерке подоспели медсестры и неонатолог. «Уже скоро», – уверяли они моих родителей.
В четверть первого, в понедельник утром, я появился на свет – лицом вниз, свернувшись в утробной позе. Отец стоял рядом с матерью и держал ее за руку. Поскольку я родился лицом вниз, то отцу с его места не было видно ни мое лицо, ни мою грудь. В первые мгновения казалось, что все в порядке.
Потом акушер передал меня неонатологу, не сказав родителям ни слова. Тот в свою очередь отнес меня на стол в дальнем конце палаты и обмыл. Он стоял спиной к родителям, заслоняя меня. Провел стандартную проверку по шкале Апгар – это список признаков здоровья, по которому проверяют всех новорожденных. Проверил так, будто все было в порядке. Но родители почувствовали: что-то не так. Восторг и облегчение, которые они испытывали, быстро уступили место тревоге и недоумению. Все врачи в палате избегали смотреть в глаза. Родители боялись задавать вопросы. Они видели, что меня завернули в одеяло и передали медсестре, которая тут же вышла из палаты и закрыла за собой дверь.
Акушер принялся накладывать швы. Атмосфера в палате прямо-таки потрескивала от напряжения. Мои родители оцепенели от смутного, но страшного предчувствия.
Наконец акушер встал и сказал:
– Мне нужно кое-что проверить прямо сейчас, осмотреть вашего сына, но я вернусь буквально через минуту и принесу его.
– Так у нас мальчик? – спросил мой отец.
– Да, Скотт, но, прежде чем вы его увидите, нам надо кое-что проверить, просто чтобы знать, что все в порядке. Сейчас вернусь. Отдыхайте. – И врач вышел.