Читать интересную книгу Давид Сасунский - Ованес Туманян

До мсырских добрались земель

Бади с Козбади

Сюди с Чархади.

Их видят женщины вдали,

На крыши женщины взошли,

Шумят, поют, в ладоши бьют:

«Идут, идут! Ведут, ведут!

Наш Козбади ходил в поход,

Жен сорок сороков ведет,

Коров ведет нам красных – впрок,

Нам будет масло и творог,

Подъехали – иной уж толк,

Вдруг голос радости примолк,

И – ну кричать,

Ну – величать:

«Эй, Козбади! А хвастал тож!

Чего ж едва идешь-бредешь?

Видать, идешь издалека?

Твоя рассечена башка!

А сам сулил – в Сасун пойду,

Жен сорок сороков сведу,

Казны я сорок нош сберу,

Страну армян я в прах сотру!

Ушел в Сасун, как лютый волк,

Пришел, как пес, – зубами щелк!»

На Козбади нахлынул гнев.

«Молчать! – вскричал, рассвирепев, -

Видали мы мужей, отцов,

А не сасунских удальцов!

То племя – горное оно

Их стрелы – каждая с бревно,

Край каменист, не подступись,

Ущелья – вглубь, а горы – ввысь.

Как сабли, травы по хребтам,

Бойцов три сотни пало там».

Сказав, решился, наконец,

Итти к Мелику во дворец,

Перед царем своим предстал, -

На троне царь захохотал:

«Ну, молодец же, Козбади!

Повешу я, того гляди,

Тебе орла большого знак

За то, что уничтожен враг.

Так где же всё? А ну, взгляну

На дев сасунских и казну!» -

Сказал Мелик, а Козбади -

Возьми да в ноги упади.

«Будь, государь, твой вечен дом!

Насилу спасся я верхом.

Казну возьмешь ли у армян?

Родился у армян буян -

Ему ничто лета и сан.

Мне голову рассек буян -

Отцов, мол, клад, – не дам его,

Ни жен народа моего!

В Сасуне места нету вам…

Пускай ваш царь приедет сам,

Тогда сразимся мы вдвоем:

Пусть, – ежель смел, – берет силком!»

Рассвирепел Мысрамелик.

«Рать собирать! – раздался крик. -

Тысячу тысяч зеленых юнцов,

Тысячу тысяч – без бород, усов,

Тысячу тысяч – с пушком на губах,

Тысячу тысяч – в цветущих годах,

Тысячу тысяч – кто с углем-бородой,

Тысячу тысяч – с седой головой.

Тысячу тысяч – в трубы трубить,

Тысячу тысяч – в барабаны бить.

Пусть явятся все, при мече, в броне, -

Погляжу, каков Давид на войне,

Сасун разгромлю,

Как поток, залью».

XVIII

Несметную рать ввел в землю армян,

На поле разбил под Сасуном стан

И гордо воссел царь Мысрамелик.

К Батману-реке тут каждый приник.

Припадали пить, а рать велика,

Все идут, все пьют, – иссякла река.

Без воды страна оказалась вся,

Князь Оган-Горлан тут диву дался.

Влез в шубу Оган, добрел до горы.

Взобрался, глядит – под горой шатры!

От шатров бела равнина сама,

Словно разом в ночь подошла зима,

Словно белый снег весь Сасун застиг!

Желчь стала водой, отнялся язык.

Побежал домой, завопил: «Арай!

Он нагрянул к нам, – арай! убегай!»

«Кто нагрянул к нам? Кто пришел опять?»

«Мор, огонь пришел, – чтоб Давида взять!

Царь Мсыра пришел, Сасун воевать.

Там в поле у нас построил он рать.

Есть и звездам счет, – счету нет войскам.

Горе нашей стране, и солнцу, и нам!

Понесем казну, поведем девиц,

Пойдем пред ним повергнемся ниц, -

Умолить хочу

Не предать мечу».

«Ты, дядя, постой, ни к чему тоска,

Ты поди домой, да поспи пока.

Я встану, пойду на равнину сам,

За всех нас ответ я Мелику дам».

Отправился вновь к старухе Давид.

«Нани моя, джан, – он ей говорит, -

Кочергу, пруты, весь железный хлам,

Что есть у тебя, собери по углам,

Добудь мне осла, чтобы мог я сесть, -

С Меликом хочу я сраженье весть».

«Ох, чтобы тебя унес мой конец!

Да таков ли ты, каков был отец?

Где конь отцовский голубой?

Где меч отцовский огневой?

Отцовский пояс золотой

И крест заветный боевой,

Его наборное седло,

Капа и булава его?

А просишь, дурень, чтоб дала

Тебе я прутья да осла!»

«Зачем же, бабушка, серчать?

Я молод, мне откуда знать?

Я не слыхал о том словца.

А где лежит доспех отца?»

«У дяди своего спроси.

Скажи: достань, давай, неси!

А не захочет дать добром,

Коли глаза, бери силком»,

XIX

Пришел к Огану наш Давид.

«Мой дядя добрый, – говорит, -

Дай мне отцовского коня,

Дай меч, который из огня,

Отцовский пояс золотой

Да крест заветный боевой,

Его наборное седло,

Капу и булаву его!»

«Как умер Мгер, с того я дня

Не выводил его коня,

Не брал я молнии-меча,

Оружья, лат с его плеча.

Не растравляй, не говори!

Все тут, – коль хочешь, сам бери!»

XX

Доспех отца надел Давид

И пояс с молнией-мечом,

На мощной длани крест висит, -

Вот на коня он сел верхом,

Прикрикнул – и коня пустил…

Оган Горлан запел-завыл:

«Жаль, трижды жаль, пропал наш конь голубой,

Ах, наш конь голубой!

Жаль, трижды жаль, он пояс взял золотой,

Ах, пояс взял золотой!

Жаль, на себе он Мгера капу увез,

Ах, Мгера капу увез!»

Стал Давид серчать,

Повернулся вспять, -

Тот оторопел,

Иное запел:

«Жаль, новый наш лев, мой Давид погиб!

Ах, мой Давид погиб!»

Услыхал Давид, -

Он сойти спешит.

Огану к руке подошел сперва.

Оган, как отец и семьи глава,

Дал совет ему и перекрестил

И, благословив, на бой отпустил.

XXI

У Давида-льва был дядя один,

Гроза-великан, – а звался Торос.

Про сасунский бой узнал исполин.

Он тополь взвалил на плечо, понес.

Он кричит врагам с далеких холмов:

«Иль больше у вас одной головы?

Что за люди вы? Или кто таков

Сасунец Давид, не знаете вы?

Неизвестно вам: крылат его конь!

Как явится с ним, да как пустит в пляс!

Убирайся прочь, Сасуна не тронь, -

Я пришел майдан очищать от вас!»

Враз тополем он как хватил шатры,

Их двадцать за раз сокрушил с плеча,

А Давид стоит на верху горы,

На поле глядит, как вишап, крича:

«Кто спит еще – дрему сгоняй!

А кто согнал – спеши, вставай!

Кто встал – доспехи надевай!

А кто надел – коней седлай!

Кто оседлал – скакать пускай!

Потом не лгать – легли, мол, спать,

Давид явился, мол, как тать».

Он прокричал и поскакал, -

Огонь разящий, свет и гром -

На вражье войско он напал,

Сияя молнией-мечом.

До полдня он рубил, топтал,

И к полдню – крови был поток,

Он бурно тёк, горяч и ал,

И трупы тысячами влек.

Во мсырском войске старец был,

Он много видел на веку.

«Пойду к Давиду, – дед решил, -

Он не откажет старику…»

Представ перед сасунским львом,

Разумно молвил старец тот:

«Век сила будь в мече твоем!

Твоя рука тебе оплот!

Послушать старика – не труд,

И своему поверь уму:

Чем провинился этот люд?

Его ты губишь почему?

Они все – дети матерям,

Они – светильники в дому,

Иной – жену оставил там, -

Вдаль тяжело глядеть ему;

Иной – свой дом, малюток в нем,

Отца да мать, и всю семью,

Иной – с завешенным лицом

Подругу юную свою.

То царь их пособрал везде,

Согнал бичом, грозил мечом!

Мы – бедняки, весь век в нужде,

Перед тобой мы грешны – в чем?

Твой враг – Мелик, виновник сеч;

Коль боя жаждешь, – с ним сразись,

Зачем же ты возносишь меч

На тех, что горем упились?»

«Ты молвил хорошо, старик, -

Сказал Давид, но знать хочу,

Укрылся где ваш царь Мелик,

Как день его я помрачу?»

«А вон, под тем шатром большим,

Где дым валит, он крепко спит.

А дым тот – вовсе и не дым:

Из уст Мелика пар валит».

Едва замолкнули слова,

Давид к шатру верхом летит,

А у шатра – араба два,

И звонко крикнул им Давид:

«Где царь ваш? Где врага найду?

Пусть выйдет – встретимся в бою!

Коль смерть неймет – я смерть ему,

Не бьет никто – так я убью!»

Они ответили: «Привык

Семь дней без просыпу он спать -

Уже три дня проспал Мелик,

Через четыре может встать»,

«Несчастный люд согнал гурьбой,

В крови он утопил людей!

А сам в шатер ушел цветной,

Спать завалился на семь дней?

Он спит иль нет – мне дела нет!

Будите, чтобы шел сюда!

Спать уложу тебя, сосед, -

Так не проснешься никогда!»

Арабы встали – как им быть?

Прут накалили на огне,

Царя по пяткам стали бить,

А царь лишь охает во сне:

«Ох! Невозможно час один

Забыться от проклятых блох!» -

И только крякнул исполин,

Невозмутим был царский вздох.

Лемех достали от сохи,

Его калили на огне

И, раскаленным добела,

Царя хватили по спине.

«Ох! Не уснешь и час один

От трижды клятых комаров!» -

Вновь глухо крякнул исполин,

Зевнул опять, уснуть готов…

Но вдруг вскочил, глаза скосил:

Пред ним – Давид! Мелик – рычать.

И начал дуть изо всех сил,

Чтоб великана прочь умчать.