Читать интересную книгу Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден

В отсутствие Субэдэя ум Хачиуна скакал резвее, чем можно было предположить по его мирной наружности. Хачиун считал, что Джелме по-прежнему хранит верность Угэдэю, хотя его и назвал союзником Чагатай. Шестая часть армии, готовая отвернуться в самый решительный момент, – это, конечно, не мелочи. И тем не менее силы рассредоточены, можно сказать, ровно пополам. А потому Хачиун даже мысленно не решался представить армии, сходящиеся меж собой в сражении, из которого в итоге останутся лишь сотни, а из них – десятки, а там и вообще один или два вконец изможденных воина. А как же, получается, великая мечта, что дал им всем Чингисхан? Он-то ведь не предусматривал столь зряшной, губительной траты жизней и сил – во всяком случае, среди своего народа.

На востоке замутнел сероватый рассвет, открыв взору дымные равнины, над которыми готовилось взойти солнце. Предутренний свет разлился над невиданным воинским скоплением у стен Каракорума, освещая лица военачальников и их воинов, различимые уже без факелов. Но даже при этом тумены не пришли в движение и не двинулся с места Чагатай, непринужденно, с развязным хохотком болтающий со своими приближенными, в наслаждении от нарождающегося дня и всего, что тот готовит.

Едва первые лучи солнца позолотили восток, как заместитель Чагатая хлопнул своего командира по плечу, а его приближенные шумно возрадовались. Шум быстро подхватили остальные верные ему тумены. Те, что с Хасаром и Хачиуном, сидели в угрюмом задумчивом молчании. Не надо слыть Субэдэем, чтобы истолковать приподнятое настроение Чагатая. Хачиун с прищуром наблюдал, как люди Чагатая начинают спешиваться, собираясь преклонить колени перед новым ханом. Он в нарастающем гневе поджал губы. Эту волну необходимо остановить, пока она не пошла по всем туменам, и Чагатай не оказался ханом на волне скоропалительных клятв, в то время как судьба Угэдэя до сих пор еще даже не ясна.

Хачиун тронул свою лошадь, поднятием руки велев остановиться тем, кто собирался за ним последовать. Вперед выехал и Хасар, и вдвоем через ряды воинов они поехали к Чагатаю.

Их племянник проявил готовность, едва они сделали первый шаг в его направлении, – готовность, явно принятую уже с ночи. Несомненно, в знак угрозы вынув саблю, он между тем расплылся в улыбке и жестом велел своим кешиктенам пропустить гостей. Взошедшее солнце озарило лучами скопище воинов. Их доспехи переливчато блеснули червонным жаром, словно чешуя опасных железных рыб.

– Вот уж и новый день, Чагатай, – сказал племяннику Хачиун. – Время наведаться мне к твоему брату Угэдэю. Я пойду, а ты откроешь город.

Чагатай, еще раз поглядев на рассветное небо, кивнул будто сам себе.

– Я свой долг исполнил, дядя. Защитил город от тех, кто мог поднять здесь мятеж накануне принятия клятвы. Так поехали же вместе к дворцу моего брата. Я должен быть уверен, что с Угэдэем все в порядке.

На последних словах он осклабился, а Хачиун предпочел отвернуться. Ворота начали плавно открываться, являя взору пустые улицы Каракорума.

*

Субэдэй был уже немолод, но зато в полном боевом облачении, а в войске прослужил дольше, чем большинство из атакующих прожили на свете. Когда в покой ворвался вихрь из конечностей и клинков, он отскочил от двери на шесть шагов, а затем без предупреждения метнулся и рассек глотку тому, кто оказался ближе всех. Двое, что бежали рядом, дико замахиваясь, обрушили клинки на его пластинчатые доспехи, оставляя на тусклых бляхах яркие зарубки. Ум Субэдэя был абсолютно ясен и оказался проворнее их движений. Воин рассчитывал не мешкая отступить, однако поспешные неряшливые удары врагов выказывали их усталость и отчаяние. Субэдэй ударил снова, срубив одного, а обратным движением клинка вскрыв лоб другого, от чего брызнувшая кровь временно его ослепила. Это было ошибкой. Двое ухватили Субэдэя за правую руку, еще один сделал ему подножку, и багатур упал плашмя.

На полу он взорвался неистовством, извиваясь и нанося удары во всех направлениях, используя доспехи в качестве оружия. При этом беспрестанно двигался, не давая в себя попасть. Металлические пластины на ноге вспороли кому-то бедро. И тут в помещение с воем ворвались еще люди, стало не развернуться. Субэдэй отчаянно боролся, но уже понимал, что проиграл, – и что проиграл Угэдэй. Ханом станет Чагатай. Багатур сглатывал собственную кровь, горечью и соленостью не уступающую его гневу.

За заграждением плечом к плечу стояли Угэдэй с Тулуем. Сорхахтани держала лук, но пока был жив и сражался Субэдэй, стрелять не осмеливалась. Когда тот упал, она одну за другой послала две стрелы, пролетевшие между мужем и его братом. Для полного натяжения тетивы женщине не хватило сил, но тем не менее одна из стрел угодила в цель, а вторая отрикошетила в потолок. Пока она дрожащими пальцами накладывала третью стрелу, Угэдэй вышел вперед и вознес отцов меч. Впереди заграждения царила ужасающая неразбериха мелькающих рук, клинков, окровавленных лиц. Поначалу было даже непонятно, что происходит. Сорхахтани, несмотря на взвинченность, вздрогнула, когда во внешний покой с криком ворвались еще какие-то люди. Штурмующие, что уже вступили в схватку с Угэдэем и Тулуем, обернулись на рев, и их как будто отдернуло назад. Сорхахтани увидела, как из горла обращенной к ней оскаленной физиономии с узкими кошачьими зрачками высунулось острие меча, словно выросший вдруг длинный кровавый язык. Человек дернулся и упал, а в помещении неожиданно сделалось просторно.

Угэдэй с Тулуем переводили дух, будто загнанные псы. Во внешнем покое со штурмующим сбродом быстрыми точными ударами расправлялись воины в доспехах. Дело здесь шло к концу.

Посреди покоя стоял Джэбэ. В запале схватки он поначалу даже не обращал внимания на уцелевших, в том числе и на Угэдэя. Первым делом, завидев на полу Субэдэя, он участливо присел, помогая славному багатуру, израненному, но живому, подняться хотя бы на колени. Тот повел головой из стороны в сторону – мол, сам справлюсь.

Тогда Джэбэ, встав, взмахом сабли приветствовал Угэдэя.

– Рад видеть вас целым и невредимым, повелитель! – с улыбкой сказал он.

– Как ты здесь очутился? – спросил сквозь одышку Угэдэй, кровь которого все еще кипела гремучей смесью ярости и страха.

– Ваши дядья, повелитель, отправили меня сюда с сорока кешиктенами. Дело на поверку вышло хлопотное: много голов пришлось смахнуть, прежде чем сюда к вам удалось пробраться.

Тулуй восторженно хлопнул по спине своего брата, после чего повернулся и в порыве нежности обнял Сорхахтани. Хубилай с Менгу на радостях завозились медвежатами, пока голова Хубилая не оказалась зажата под мышкой у более верткого Менгу.

– Субэдэй! – окликнул военачальника Угэдэй. – Багатур!

Осоловелые глаза Субэдэя постепенно прояснялись. Один из воинов протянул руку, чтобы помочь ему подняться, но тот сердито ее отбил, все еще потрясенный тем, как близок он был к смерти под ногами врагов. Когда Субэдэй, кряхтя, поднялся на ноги, Джэбэ изложил обстановку:

– Сломанное Копье закрыл ворота города. Все тумены собраны снаружи на равнине. Дело все еще может дойти до войны.

– Тогда как вы попали внутрь города? – требовательно спросил Угэдэй. Он поискал глазами Гурана и тут с горечью вспомнил, что верный кешиктен отдал жизнь возле первой двери.

– Мы влезли на стены, – ответил Джэбэ. – Отважный Хачиун послал нас туда перед тем, как сделал попытку прорваться в город. – Заметив на лице Угэдэя озадаченность, он пояснил: – Они не так уж высоки, повелитель.

В покоях сделалось светлее. В Каракорум пришел рассвет, и день обещал быть погожим. Вздрогнув, Угэдэй вдруг вспомнил, что это день принесения клятвы. Он моргнул, пытаясь придать своим мыслям хоть какую-то упорядоченность, наметить ориентир после перенесенной бурной ночи. В то, что у нее окажется послесловие, сложно было поверить. В какие-то секунды казалось, что пришел конец. Угэдэй чувствовал себя оглушенным, потерянным в событиях, над которыми был не властен.

В коридоре снаружи послышалась чья-то хлопотливая поступь. Ворвавшийся в покои гонец растерянно замер, потрясенный грудами мертвой плоти и выставленными в его сторону клинками. В замкнутом пространстве смердело выпущенными наружу нечистотами.

– Говори, – с ходу велел Джэбэ, узнав гонца.

Молодой скороход, опомнившись, торопливо заговорил:

– Ворота снова открыты, господин. Я всю дорогу бежал бегом, но следом идут вооруженные люди.

– Ну а как же, – умудренно произнес Субэдэй. Глубокий голос прозвучал столь неожиданно, что все присутствующие вздрогнули и обернулись, а Угэдэй испытал прилив облегчения от присутствия багатура. – Все находящиеся прошлой ночью за стенами явятся сюда, чтобы воочию увидеть, кто здесь выжил. Повелитель, – обратился он к Угэдэю, – времени в обрез. Когда вас увидят, вы должны быть чисты и переодеты. А эти покои надобно наглухо закрыть – во всяком случае, на сегодня.