Читать интересную книгу Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден

*

На какое-то время шум по ту сторону двери почти сошел на нет. Тихо обменявшись жестами, Субэдэй с Тулуем подняли тяжелую кушетку, крякнув от недюжинного веса. Чтобы поставить ее поперек входа, понадобилось совместное усилие.

– Сюда есть еще какие-либо пути проникновения? – задал вопрос багатур.

Угэдэй покачал головой, а затем задумался.

– Вообще-то в моей опочивальне есть окна, но они выходят на сплошную стену.

Субэдэй вполголоса ругнулся. Первое правило: верно выбери поле сражения. Второе: знай его в подробностях. И того, и другого он сейчас лишен. Багатур оглядел своих смутно различимых спутников, оценил их настрой. Менгу с Хубилаем – всего лишь мальчики с яркими от возбуждения глазами, взбудораженные неожиданным приключением. Ни тот, ни другой даже не осознают опасности, которая им угрожает. Сорхахтани смотрит твердо. Под пристальным взором женщины багатур вынул из-за голенища длинный нож и подал ей.

– Этой ночью стена их не остановит, – приникая ухом к двери, сказал он Угэдэю.

Все затихли, давая ему вслушаться. И тут от мощного, с треском, удара в дверь Субэдэй невольно отскочил. С потолка струйкой посыпалась штукатурка, при виде которой Угэдэй недовольно покачал головой.

– Коридор снаружи узкий, – пробормотал он как будто самому себе. – Таранить с разбега у них не получится – нет места.

– Хорошо, что хоть так. А оружие здесь есть? – осведомился Субэдэй.

Угэдэй кивнул: все-таки он сын своего отца.

– Я покажу, – поманил он рукой.

Обернувшись к Гурану, Субэдэй увидел, что тот с саблей наготове стоит у двери. Еще один мощный удар, а за ним всплеск сердитых голосов снаружи.

– Зажгите светильник, – распорядился багатур. – Темнота нам уже не в помощь.

Этим занялась Сорхахтани, а Субэдэй вслед за Угэдэем прошел во внутренний покой, где степенно поклонился Дорегене, жене чингизида. Вид у нее был уже не заспанный, она даже успела пригладить волосы водой из чаши, что обычно проделывала утром. Отрадно было заметить, что ни она, ни Сорхахтани не поддаются панике.

– Сюда, – указал идущий впереди Угэдэй.

Субэдэй вошел в опочивальню и одобрительно кивнул. Тут по-прежнему горела небольшая масляная лампа, в свете которой со стены над ложем мягко поблескивал меч Чингисхана с рукоятью в виде волчьей головы. На противоположной стене красовался роговыми накладками мощный составной лук из полированных сортов древесины.

– А стрелы к нему есть? – спросил Субэдэй, чувствуя, что непроизвольно улыбается. Он бережно снял оружие с крючков и, пробуя, тенькнул тетивой.

При виде явного довольства военачальника Угэдэй тоже не смог сдержать улыбки.

– А ты думал, багатур, он здесь просто для красоты? – сказал он в ответ. – Конечно, стрелы есть.

Из сундука был извлечен саадак – колчан на тридцать стрел, червленых, изготовленных главным оружейником. Они все еще поблескивали маслом. Колчан чингизид перебросил Субэдэю.

Снаружи в дверь с треском продолжали ломиться. Осаждающие притащили с собой для работы молоты, и теперь даже пол дрожал от тяжких ударов. Субэдэй прошел к окнам, расположенным высоко в наружной стене. Как и окна внешнего покоя, они были забраны железными решетками. Субэдэй машинально прикинул, как бы действовал он сам, если бы сейчас ломился внутрь. Решетки на вид хотя и крепкие, но на серьезный штурм все равно не рассчитаны. Изначально представлялось немыслимым, чтобы враги сумели приблизиться сюда вплотную, а даже если бы исхитрились, у них не осталось бы времени высадить решетки прежде, чем стража Угэдэя порубала бы их самих в куски.

– Пригасите на минуту светильник, – сказал Субэдэй. – Не хочу, чтобы меня снаружи разглядел лучник.

К окну он подтащил деревянный сундук. Взобравшись на него, на мгновение высунул в зарешеченное пространство голову и тут же ее убрал.

– Снаружи никого, повелитель, но сама стена во внутренний двор едва составит два человеческих роста. Так что они сюда нагрянут, стоит им это уяснить.

– Но сначала они попытаются осилить дверь, – мрачно заметил Угэдэй.

Субэдэй кивнул.

– Наверное, имеет смысл, чтобы ваша жена покараулила у этого окна: вдруг здесь начнется какое-то движение.

Субэдэй говорил как можно обходительней, понимая, кто здесь главный, но нетерпение в нем сквозило с каждым новым ударом снаружи.

– Хорошо, багатур.

Угэдэй разрывался между страхом и гневом – двумя чувствами, взбухающими в нем одинаково сильно. Не для того он строил этот город, чтобы сейчас, когда все уже, считай, готово, вдруг с резким воплем оказаться вырванным из этой жизни. Он так долго ютился бок о бок со смертью, что неожиданно с изумлением понял, как ему на самом деле хочется, жаждется жить и мстить. Спрашивать Субэдэя, удастся ли им удержать покои, чингизид не осмеливался, боясь увидеть ответ у багатура в глазах.

– Тебе не кажется странным присутствовать при гибели еще одного из сыновей Чингисхана? – с некоторой язвительностью спросил он.

Субэдэй, напрягшись, обернулся. В его темном взоре не было ни следа слабости.

– Повелитель, я несу на себе множество грехов, – вымолвил он. – Но сейчас не время говорить о старых. Если мы уцелеем, вы сможете спрашивать все, что вам будет угодно.

Угэдэй, чувствуя в себе растущую волну горечи, хотел что-то сказать, но в это мгновение грянул новый звук, от которого оба – и чингизид, и багатур – отскочили назад и побежали. Не выдержал железный шарнир; дерево внешней двери расщепилось, и створка частично провалилась внутрь. В темный коридор упал клин неяркого света из комнаты, осветив оскаленные потные лица в открывшейся бреши. В проеме Гуран не мешкая рубанул саблей, свалив как минимум одного, с воплем упавшего назад.

Звезды частично сместились на ночном небе, когда Хасар поднял свой тумен. Он скакал впереди в полном боевом снаряжении, держа внизу у правого бедра обнаженную саблю. Сзади в построении двигалось десять групп по тысяче воинов, каждая со своим тысячником во главе. Тысячи, в свою очередь, делились на сотни; каждый сотник имел при себе серебряную пайцзу

[15]

. Сотни тоже делились – на десять десятков, с оснасткой, позволяющей им собрать юрту, а также с запасом провизии и инструментов, позволяющих выживать среди степей и успешно сражаться. Эту стройную систему создали Чингисхан с Субэдэем, а Хасар лишь воспользовался плодами их трудов, всего-навсего отдав приказ своему распорядителю. Тумен из десяти тысяч произвел построение на равнине. Вначале люди, разбежавшись за своими лошадьми, хаотично закопошились, подобно мурашам, но уже вскоре на просторе равнины образовались стройные ряды и построение обрело вид единого целого. Тумен был готов к выходу. Впереди лежал Каракорум.

Верховые Хасара оповестили о выдвижении все тумены, стоящие вокруг походными лагерями. Сна теперь лишился, по сути, весь народ. Все от мала до велика знали, что настала та самая роковая ночь, сама мысль о которой пронизывала страхом.

В составе тумена на верблюдах ехали невооруженные мальчишки-барабанщики, в задачу которых входило единственно отбивать на котловидных барабанах, именуемых «нагара», стойкий ритм с целью нагонять на врага страх. Где-то спереди и слева барабанный бой подхватывали другие тумены – одни как полученное предупреждение, другие как вызов. Высматривая впереди людей Хачиуна, Хасар сглотнул пересохшим горлом. Ощущение было такое, что бразды правления непостижимо выскальзывают из рук, но поделать уже ничего нельзя. Стезя его определилась, когда те собаки у ворот осмелились воспротивиться ему, одному из верховных военачальников. Он знал, что это люди Чагатая, но заносчивый ханский родич послал их в ночи на нечистое дело без своих опознавательных знаков, подобно сброду наемных убийц. Такого Хасар спустить не мог, иначе это могло стать первым шагом к падению авторитета перед всеми сверху донизу, вплоть до самого мелкого чина в иерархии тумена – мальчишки-барабанщика на спине горбатого зверя. Мысль о том, что его племянник Угэдэй заперт сейчас в собственном городе, жгла несносно. Оставалось лишь срочно принять меры и рваться на помощь в надежде, что там еще будет кого спасать.

К Хасару примкнул Хачиун с туменом Джэбэ и десятью тысячами Субэдэя. Завидев плывущие впереди, среди нескончаемого потока лошадей, дружественные бунчуки и стяги, Хасар вздохнул с облегчением. Воины Субэдэя знали, что их предводитель находится в городе, и право Хачиуна распоряжаться от его имени не подвергли сомнению.

Словно медленно опадающая лавина, стекались четыре тумена к западным вратам Каракорума. Хасар с Хачиуном поскакали вперед, пряча свое нетерпение. Необходимости в кровопролитии нет даже сейчас.

Заслон у ворот, держа оружие наготове, стоял по-прежнему недвижимо. Каковы бы ни были выданные указания, эти люди понимали, что обнажить клинок – значит, навлечь на себя неминуемую смерть. Начинать первым не хотел никто.