Читать интересную книгу Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден

– Но почему я слышу об этом впервые? – медленно произнес Чагатай, пораженный тем, что из всего этого следует. – Почему не раньше?

Впрочем, ответ он уже знал и на дальнейшие слова брата лишь с пониманием кивал.

– А ты дал бы мне еще два года на то, чтобы достроить город, довершить мою гробницу? Нет, ты бы напустился на меня, едва об этом прознав. А так я достроил Каракорум и теперь еще побуду ханом. Думаю, брат, отец оценил бы и

мои

смелые шаги.

Чагатай молча покачивал головой. Все, о чем ему пока приходилось лишь гадать, начинало обретать складность и искомую ясность.

– Тогда почему… – начал он.

– Ты же сказал, что не болван, Чагатай. Подумай как следует, как это уже тысячу раз проделал я. Я наследник моего отца, но сердце мое слабо и в любое мгновение может не выдержать. Кто тогда поведет народ?

– Я, – одними губами вымолвил Чагатай.

И это была правда, причем правда жестокая, так как сыну Угэдэя в таком случае ханской власти уже не видать. Тем не менее братья не отвели друг от друга глаз. А Чагатай уже по-иному, с сопереживанием оценил то,

что

за годы, минувшие со смерти отца, совершил Угэдэй.

– И как давно ты страдаешь от своего недуга? – спросил он.

– Давно, – махнул рукой Угэдэй. – Так давно, что уже свыкся. Только вот боли за последние годы усилились. Такие стали, что иной раз и терпеть невмоготу. Если бы не цзиньские порошки, то и не знаю, был бы жив или нет.

– Постой, – нахмурился Чагатай. – Так ты говоришь, мне ничего не грозит? Ты вот так меня с этими сведениями и отпустишь? Но… как? Не понимаю.

За Угэдэя ответил Субэдэй – все с таким же лютым взором, с каким встретил Чагатая у входа во дворец.

– Если бы тебя зарубили, Чагатай, чего ты, безусловно, заслуживаешь за свое вчерашнее вероломство, то кто сохранит в целости империю, если та вдруг останется без хана? – в тихой ярости проговорил он. – Получается, ты за свое отступничество еще и остаешься при награде.

– Вот зачем я и тебя, Субэдэй, позвал на этот разговор, – сказал Угэдэй. – Ты должен оставить свой гнев. Ханом после меня станет мой брат, а ты при нем будешь первым военачальником. Он ведь тоже сын Чингисхана, которому ты давал клятву верности, а значит, обязан служить и ему.

Чагатай с минуту напряженно думал.

– То есть от меня ты ожидаешь мира и благодушия, пока не истек твой земной срок. А откуда мне знать, что это не уловка и не хитрость, замысленная тем же Субэдэем?

– Откуда? – желчно переспросил Угэдэй, терпение которого уже явно иссякало. – Да хотя бы оттуда, что я

уже

не лишил тебя жизни. А ведь мог бы, Чагатай, и все еще могу. Особенно после твоей выходки. Но тем не менее я дарую тебе жизнь, да еще что-то сулю в придачу. Ты учти, братец, что разговариваю я с тобой как победитель, а не как побежденный. Вот в этом ключе и расценивай мои слова.

Чагатаю оставалось только согласиться. Действительно, надо все как следует осмыслить, хотя времени на это у него отнюдь не воз.

– Но ведь я связан обещаниями с теми, кто меня поддерживал, – нашел он отговорку. – Не могу же я просто ждать да коз пасти. Это же, можно сказать, смерть при жизни, недостойная воина. – Глаза его рыскали в такт мятущимся мыслям. – Если только ты не объявишь меня своим наследником прилюдно, – заявил он. – Тогда мне от моих нойонов будет уважение.

– А вот этого я делать не стану, – тотчас ответил Угэдэй. – Если я умру через месяц-другой, ты станешь ханом вне зависимости от того, объявил я тебя наследником или нет. Но если я на этом свете подзадержусь, то не дать возможность своему сыну я не смогу. Тогда уж вы с ним сами потягаетесь за власть, кто кого.

– Получается, ты мне ничего и не предлагаешь! – вспылил Чагатай, возвысив голос чуть ли не до крика. – Что это за сделка такая, основанная на пустых обещаниях? Зачем о ней вообще упоминать? Если ты скоро умрешь, то быть мне ханом. Ну а если я всю жизнь прожду гонца, который так и не явится? Да кто ж на такое пойдет?

– Ты, после твоего давешнего вероломства. Спусти я тебе обиду и позволь уйти к твоему тумену, ты углядел бы в моем поступке лишь слабость. И спрашивается, как долго мне тогда пришлось бы ждать очередного поползновения от тебя или от кого-то еще? Думаю, что очень недолго. Я же, Чагатай, отпускаю тебя не с пустыми руками. Вовсе нет. Моя задача – расширить покоренные нами земли, на которых империя станет расти и процветать. Во владение брату Тулую я предложу наши родные края, за собой оставлю только Каракорум. – Видя, как в глазах брата мечтательно переливаются огоньки предвкушения и жадности, Угэдэй сделал глубокий вдох. – Ты заберешь Хорезм, сделав его центром своих владений, к тебе же отойдут города Самарканд, Бухара и Кабул. Иными словами, ты получаешь ханство протяженностью свыше пяти тысяч гадзаров, от вод Амударьи до гор Алтая. Ты и твои потомки будут править там, хотя мне и моим с вас будет причитаться дань.

– Мой повелитель… – подал встревоженный голос Субэдэй.

– Тихо, багатур! – нетерпеливым движением руки осадил его Чагатай. – Пускай договорит. Это дела семейные, для твоих ушей они вообще не предназначены.

Угэдэй покачал головой:

– Эти мысли, Субэдэй, я вынашивал без малого два года. Как видишь, мое стремление – смирить гнев, снедающий меня после нападения на мою семью, и верно определиться с выбором уже сейчас, несмотря ни на что.

Угэдэй смерил брата тяжелым взглядом:

– Сын мой и дочери выжили, ты знаешь об этом? Если бы твои воины их умертвили, я бы сейчас лично смотрел, как с тебя не спеша сдирают кожу, и наслаждался твоими воплями. Некоторые вещи я вынужден терпеть, даже если они не идут на пользу империи моего отца.

Он сделал паузу. Чагатай подавленно промолчал. Угэдэй кивнул, довольный тем, что понят.

– А вообще, брат, ты производишь впечатление силы, – сказал он. – У тебя есть преданные нойоны, а у меня – обширнейшая империя. Следить за ней и ею управлять надлежит способным людям. С сегодняшнего дня я становлюсь гурханом – то есть ханом, возглавляющим союз равноправных племен. С тебя я возьму клятву верности, а тебе и твоим потомкам дам свою. Империя Цзинь научила нас править многими землями, причем так, чтобы обратно в столицу ручьями стекалась дань.

– А ты не забыл, что случилось с той самой столицей? – ехидно спросил Чагатай.

Глаза Угэдэя опасно блеснули.

– Не забыл. Так что не думай, что когда-нибудь ты приведешь к Каракоруму свое войско. Кровь отца течет в моих жилах точно так же, как и в твоих. И если ты когда-нибудь явишься ко мне с мечом, это будет деяние против хана, на защиту которого встанет вся держава. И тогда я уничтожу тебя вместе со всеми твоими женами и детьми, прислугой и приспешниками. Не забывай, Чагатай, что в эту ночь я выстоял. Со мной удача моего отца. Его дух смотрит за мной. И тем не менее я предлагаю тебе империю более великую, чем все, что за пределами земель Цзинь.

– Где я и сгнию, – горько подытожил Чагатай. – Ведь ты запрешь меня там в роскошном дворце, в окружении женщин и золота… – он попытался подыскать еще какое-нибудь слово, в равной степени удручающее, – тронов и яств.

Ужас брата от созерцания такой будущности вызвал у Угэдэя улыбку.

– Вовсе нет, – сказал он. – Ты будешь взращивать там армию, которую я смогу послать куда мне надо. Армию Запада, точно так же, как Тулуй будет создавать армию Центра, а я – армию Востока. Для всего лишь одной армии отдельной державы мир стал чересчур велик, брат мой. Ты отправишься в поход туда, куда укажу тебе я, и будешь покорять земли там, где мне это будет нужно. Мир ляжет к твоим ногам, если ты найдешь в себе силы отвергнуть ту низменную часть себя, которая нашептывает тебе всем владеть и править единолично. Этого я не допущу. Ну а теперь дай мне свой ответ и свою клятву. Я знаю, брат, что твое слово крепче железа, и приму его на веру. Или же я могу просто предать тебя смерти, причем не мешкая.

Чагатай, в котором, сменив унылую обреченность, вдруг взмыли новые надежды (а с ними и сомнения), размашисто кивнул.

– Ну, так какую же клятву ты от меня хочешь? – спросил он с молодым нетерпеливым задором, и Угэдэй понял, что одержал верх.

Вместо ответа он протянул волкоглавый меч Чингисхана:

– Поклянись, возложив руку на этот меч. Клянись духом нашего с тобой отца и своей честью, что никогда в гневе не пойдешь на меня с оружием. Что признаешь меня как своего гурхана и будешь моим верноподданным в качестве хана своих собственных земель и народов, моим оком и карающей дланью. Что бы ни случилось в будущем, на то воля Великого неба, но здесь, на земле, я удовольствуюсь твоей клятвой. Присягать сегодня, Чагатай, мне будут многие. Так стань же первым.

*