силах, встречают упорное сопротивление и контратаки армии повстанцев на всем фронте. Но к 22 августа (4 сентября) красные части, пополнившись Приуральской бригадой и освободившимися частями с противодесантного фронта, овладевают линией Попутная – Вознесенская – Владимирская – Махошевская. Генерал Фостиков решает вывести свои части из восточной части Кубани в приморские районы, чтобы в зависимости от обстановки или обосноваться в них, установив связь с Крымом, или при первой возможности перебросить их в Крым на усиление армии генерала Врангеля. В середине сентября (ст. ст.) армия генерала Фостикова, спустившись долинами Малой и Большой Лабы, перевалила через перевалы Псеашхе и Ашиха и заняла район Красной Поляны (город Романовск) – Сочи – Адлер, выбив оттуда красные гарнизоны.
Окруженный со всех сторон большевиками, испытывая недостаток в огнеприпасах, генерал Фостиков решил отходить в Грузию. Грузины отказывались пропустить казаков. Генерал Врангель, узнав об этом, отдает приказание конвоирующему транспорт с боеприпасами и продовольствием миноносцу во что бы то ни стало принять и погрузить казаков (около 2,5 тысяч) на транспорт, не останавливаясь, в случае препятствия со стороны грузин, прибегнуть к содействию артиллерии. Грузины согласились на погрузку казаков, лишь инсценировав уступку под угрозой вооруженной силы. Миноносец дал несколько безрезультатных выстрелов, грузинский отряд отступил, после чего казаки погрузились и выгрузились в Феодосии, где они должны были отдохнуть, одеться, получить вооружение и в дальнейшем следовать на фронт. Генерала Фостикова генерал Врангель за отличие произвел в генерал-лейтенанты и наградил орденом Святого Николая Чудотворца.
Высокого мнения о генерале Фостикове и о его отряде был и генерал Шатилов. Когда генерал Врангель отдал приказ погрузить боеприпасы и продовольствие на транспорт для отряда генерала Фостикова и выделить для охраны миноносец Русского флота, то не так-то легко в тот момент было найти на Севастопольском рейде таких кораблей, готовых к срочной экспедиции к Кавказскому Черноморскому побережью. Штаб Главнокомандующего сперва обратился к французскому командованию с просьбой представить крейсер начальнику штаба генералу Шатилову для высадки его в районе Адлера и выяснения положения отряда генерала Фостикова. Французы любезно отказали, считая, что это похоже на боевой поход, а такую экспедицию надо согласовать с французским правительством в Париже. Тогда генерал Шатилов снесся с американским адмиралом Мак Колли с той же просьбой. Адмирал заявил, что представить лично генералу Шатилову крейсер он не может, но генерала Шатилова и его адъютанта он имеет право взять на борт и вместе с ним отправиться к Кавказскому побережью. Ночью разразилась такая буря, что многие ориентировочные приборы на крейсере перестали действовать, и утром генералу Шатилову, знавшему хорошо Кавказское побережье, пришлось указывать адмиралу Мак Колли, как и куда надо идти, чтобы очутиться около Адлера.
Все окончилось благополучно. Когда американский крейсер подошел к побережью, от берега отчалила лодка с генералом Фостиковым, который взял генерала Шатилова, и лодка отправилась обратно к берегу. Встреча генерала Шатилова с офицерами и казаками отряда была радостная, ибо многих из них генерал Шатилов знал лично еще по Кавказской армии. Сильная буря не позволила тотчас отправить из Севастополя нужные суда в Адлер с боеприпасами и для погрузки всего отряда. Грузинское правительство сначала хотело разоружить отряд Фостикова или передать его Красной армии. Но после инсценировки обстрела с русского миноносца пустого места в горах грузины разрешили погрузку, но не в порту, а с берега, что, конечно, усложнило эвакуацию. Весь отряд судами Врангельского флота был благополучно доставлен в Феодосию.
А. Альбов355
«Чудо в Крыму»356
Вся дальнейшая судьба моя была как-то странно связана с личностью последнего Главнокомандующего генерала Врангеля, хотя видел я его всего три раза. В четвертый раз я был лишь в почетном офицерском карауле у его гроба на торжественных похоронах в Белграде. Я не буду вдаваться в подробности моей службы в училище, так как об этом я пишу в другом месте. Могу только сказать одно: никогда в жизни мне не приходилось так много заниматься и работать, как тем летом 1920 года в Корниловском военном училище.
С раннего утра до поздней ночи мы или занимались в поле, на походах, стрельбище, или слушали лекции по тактике, фортификации и другим предметам военно-училищного курса. Единственно, темп этих занятий был необычайно насыщенный, так как нам полагалось пройти нормальный двухгодичный курс в восемь месяцев!
Давал себя знать и недостаток пищи. Мясо мы видели только в воскресные дни, а в обычные дни – жидкий суп с опротивевшей всем рыбкой-камсой, немножко хлеба и перловая каша, которую у нас называли «шрапнелью». Явно не хватало жиров. Недостаток еды отражался и на здоровье юнкеров. Довольно часты были заболевания «холериной». Были и случаи возвратного тифа. Я сам заболел им, но, к счастью, у меня было лишь два припадка.
На стрельбище приходилось идти далеко, и на обратном пути было трудно четко маршировать от усталости. Но нам не позволяли «вешать носов». Как только мы сбавляли темп марша или начинали шагать не в ногу, сейчас же раздавался приказ: «Песенники, вперед!» – и с песней мы должны были маршировать, а иногда даже и бежать всей колонной в течение нескольких минут. Вернувшись в училище, нам надо было построиться, и перед вечерней зарей был строгий осмотр всех нас, с голоду и усталости едва державшихся на ногах. Но после «чуда в Крыму» уже ничто не могло сломить нашего духа.
Здесь я должен немного вернуться к прошлому. В момент революции наша семья (отец, мать, сестра и я) жили в Одессе. Там я кончал гимназию. И там мы пережили все ужасы начала большевистской власти. Два раза вся наша семья была арестована Чека, и только чудо спасло нас от расстрела.
После участия в восстании против большевиков в составе организации полковника Саблина, в начале августа 1919 года, когда Одесса была занята частями десанта Добровольческой армии, некоторое время я служил вольноопределяющимся в 1-м Одесском караульном полку. А в конце августа, с благословения матери, я уехал на фронт с группой офицеров бронепоезда «Генерал Дроздовский», прибывших в отпуск к родным и знакомым в Одессу и связанных с ней Сергиевским артиллерийским училищем. Уехав на фронт, я сразу потерял связь с родителями. Только в январе 1920 года, уже на Кубани, когда наш бронепоезд нес охрану Ставки генерала Деникина на станции Тихорецкая, мы узнали, что Одесса занята большевиками. Успели ли мои родители и сестра бежать из города, я не знал.
Теперь же, попав в Крым, я начал делать попытки разыскать и, если возможно, связаться с семьей. Прежде