целью убить его в поезде на выезде из Москвы. «Я действительно верю, что бедный старик сходит с ума», — написал полковник. Торди обратился в ЧК и сделал заявление против Кэрролла, Берленда и Телфорда, обвинив их в спекуляции деньгами и товарами.
Почти наверняка Торди был не единственным человеком из АРА, который передал информацию в ЧК. В файлах АРА есть копия «строго секретной» телеграммы, датированной 10 мая, подписанной помощником Эйдука Володиным и адресованной ГПУ: «Согласно информации, полученной нами от руководителей Американской администрации помощи в России, члены этой администрации: Буман, Додж и Берланд спекулируют здесь, в Москве. Мы просим вас принять это к сведению и принять соответствующие меры. С наилучшими пожеланиями от коммунистов».
Оскар Буман был гражданином Латвии, который работал под началом Хаскелла в Закавказской миссии, служил в финансовом департаменте и последовал за ним в Россию.
Что касается Доджа, то еще в марте ходили слухи о его сделке, достаточно, чтобы губернатор . Гудрич сказал ему, что он находится под подозрением как спекулянт и должен быть осторожен, иначе его выпустят из АРА — и то же самое касалось Телфорда, если он не сократит выпивку. Митчелл с удовлетворением написал Брауну, что Додж и Телфорд были «парой ужасно напуганных молодых людей».
Это было лишь первое из нескольких незамеченных предупреждений, сделанных капитану Эрлу Дж. Доджу, человеку, который должен был стать центральной фигурой назревающего скандала. В несколько обязанностей Доджа входила проверка индивидуальных счетов американского персонала и наведение порядка в «Голубом доме». Но после выполнения задания о нем вспоминали только в контексте эпитета, напечатанного в информационном бюллетене АРА для выпускников: «Бриллианты Доджа».
Додж родом из Дариена, штат Висконсин. Его профессиональный опыт до Первой мировой войны был в основном связан с рекламой и страхованием жизни. Он начал свою карьеру в армии в Миссуле, штат Монтана, где был зачислен рядовым и получил в командование армейскую столовую — на этой должности он, по-видимому, либо изучил, либо усовершенствовал некоторые креативные методы ведения бухгалтерского учета, которые применил в Москве. Во время войны он участвовал в боевых действиях во Франции, затем служил в Германии в Оккупационной армии, пока не присоединился к миссии Хаскелла в Закавказье. Там он работал финансовым директором, а Буман — его помощником. Впоследствии его вызвали для проверки итоговой отчетности в штаб-квартирах АРА в Константинополе и Париже, прежде чем перевести в нью-йоркский офис. Хаскелл специально запросил свои услуги для российской миссии у Военного министерства.
Грозовые тучи сгущались над Доджем задолго до того, как шторм действительно разразился. В июле 1922 года появились явные признаки неприятностей, когда он отправил из России десять старинных ковров и соболиную накидку из тридцати двух шкурок, которые, как говорили, были подарком для его невесты. Более тревожным было то, что он выдал эти предметы за официальный багаж и воспользовался услугами курьера АРА. Сотрудники музейного отдела научного отдела Народного комиссариата просвещения заявили, что ковры представляют «большую антикварную ценность», но что ввиду исключительных услуг, оказанных АРА в России, будет сделано исключение и разрешено вывезти их из страны. Чиновников заставили поверить, что ковры были разосланы Хаскелл под официальной эгидой АРА.
Куинн, сейчас временно стоящий у руля в Москве, был удивлен, когда ему сообщили об этом, но он не предпринял никаких действий против Доджа, потому что Хаскелла не было в стране, а Додж был человеком Хаскелла. Однако он сообщил Ландеру, что отправка была полностью делом рук Доджа.
В августе пришло еще одно предупреждение, на этот раз из Лондона. Митчелл написал Куинну, что случаи с некоторыми мужчинами из АРА «заставляют задуматься». Одним из них был Додж, чье обращение как со своими, так и с деньгами российского подразделения вызывало беспокойство: его бухгалтерская книга была «слишком «активной» для человека, который не думает ни о чем, кроме нашей работы»; двое из трех мужчин, выезжавших из России, рассказывали о его сделках с мехами и бриллиантами; он делал многочисленные денежные переводы со счетов других работников гуманитарной помощи; и, что еще более тревожно, в мае он снял 900 долларов в качестве аванса. Телфорд, его начальник, должен быть проинформирован об этой деятельности и положить ей конец. Другие упомянутые случаи касались Морриса, Баррета, Бернетта, Мусы, Боудена, Клемента, Кокрейна, Спратта и Томпсона. Митчелл счел поведение этих людей, в частности Доджа, «тревожным».
Куинн ответил, что, хотя для Доджа было немного необычно выступать в качестве частного банкира для остальной части организации, «технически» он был чист. В очередной раз Хаскелла не было в стране, и в очередной раз Куинн счел за лучшее дождаться его возвращения.
Вскоре после того, как полковник вернулся в Москву в следующем месяце, он получил письмо от Брауна, в котором напоминалось, что «вы всегда испытывали некоторые легкие опасения относительно Доджа», и прилагалась копия анонимного письма от 31 августа, полученного в Лондоне несколькими днями ранее и написанного сотрудником АРА в Москве. Автор хотел привлечь внимание лондонских начальников к «позорному разврату, который свирепствует в Финансовом отделе этого управления», к «пагубным преступлениям» Доджа и Бумана и к «ужасному позору» их «преступных спекуляций». Он утверждал, что двое американцев передавали десятки миллиардов рублей профессиональным спекулянтам для ведения их собственного частного бизнеса: московских спекулянтов заставляли платить высокие проценты, которые шли на покупку ковров и бриллиантов, которые затем отправлялись в Ригу. Ни для кого не было секретом, что «Додж» уже отправил не менее двадцати ковров по высокой цене, а также множество драгоценных камней и мехов. Спекуляция иностранной валютой, особая специальность Бумана, проводилась в больших масштабах. Более того, эти же двое мужчин принимали участие в «непрерывных попойках», о которых «говорил весь город».
Анонимный обвинитель предложил провести проверку в середине месяца, когда между спекулянтами были распределены десятки миллиардов рублей. Браун, опасаясь «вспышки гнева в прессе», посоветовал Хаскеллу опечатать сейф с наличными и бухгалтерскими книгами, провести полное расследование и пересчитать наличные.
Утром 21 сентября — на следующий день после того, как он получил это сообщение, но уже перевалило за середину месяца — Хаскелл действовал по рекомендации Брауна. Он обнаружил, что все в порядке, и в тот же день сообщил Брауну об этом письмом. Додж и Буман оба были «абсолютно надежными, хотя это правда, что у Доджа есть некоторые личные качества, которые не особенно нравятся или вдохновляют». Обвинение в отношении ковров и бриллиантов было значительно преувеличено. То, что касалось спекуляций, было «абсолютно нелепым», поскольку в Москве не проводилось никаких операций с иностранной валютой; кроме того, «Додж даже не отдаст две десятидолларовые купюры за двадцатку».
Что касается запоев, Хаскелл отклонил обвинение как «нелепое». Фактически, весь набор обвинений был «чистой воды чушью и измышлением какого-то недовольного человека, который является трусом». Додж был «абсолютно в