ним всю Администрацию помощи, даже когда хорошо информированный российский коммунист сказал мне: «Возникает вопрос, не являются ли миллионы награбленного, которые они вывозят из страны, чем-то большим, чем их помощь».
Какими бы ни были масштабы этой «добычи», этого было достаточно, чтобы позволить советским властям привести убедительные доводы — чего они не смогли сделать для обвинения в том, что АРА была организацией коммерческих шпионов и передовых людей, — что отдельные работники гуманитарной помощи в глубине души были простыми поклонниками маммоны. Все, что было нужно, — это подходящий момент для обнародования доказательств; этот момент представился в виде инцидента с «курьером» в декабре 1922 года, который Стронг метко охарактеризовала как попытку показать русскому народу «волка капитализма под овечьей шкурой милосердия».
Позже будет сказано, что Советы ждали нанесения удара до тех пор, пока на второй год миссии американская помощь больше не стала необходимой. Но это лишь частично объясняет выбор времени, которое больше зависело от конкретных обстоятельств. И уже имел место пограничный инцидент с участием американской «добычи» в феврале 1922 года, на критическом этапе миссии.
Этот предыдущий эпизод произошел в приграничном городе Себеш, на линии Москва-Рига, и в нем участвовали двое спасателей с солидной репутацией, Дональд Реншоу и Джесси Макэлрой, которые собирались в отпуск. Они, вероятно, проехали бы без затруднений, если бы не тот факт, что путешествовали в компании третьего американца, Ариэля Варджеса, кинорежиссера из Международной корпорации кинохроники и одного из знакомых Вейла корреспондентов по поиску сокровищ. Варджес, который навсегда покидал Россию, почти наверняка был предполагаемой целью рейда, хотя пограничники обошлись со всеми тремя американцами с одинаковым пренебрежением.
У Реншоу был мандат курьера АРА, и когда начались неприятности, он предъявил его как пропуск, который таможенники проигнорировали. Они схватили почтовую сумку АРА, срезали печать и попытались открыть сумку, но у Реншоу был ключ, и он отказался отдать его. Затем сумку вынесли из купе, но Реншоу схватил ее и занес обратно, после чего ее снова изъяли и увезли.
Возможно, имея в виду инцидент с Вуалью, Реншоу и Макэлрой позже написали в верхней части своего отчета: «Мы рады заявить, что в течение всего инцидента мы не использовали ненормативную лексику. Мы также не вели себя так, чтобы проявить неуважение к государственным чиновникам». Однако поведение этих должностных лиц было «наглым и оскорбительным, и создавалось впечатление, что предпринималась преднамеренная попытка унизить нас».
Поезд был задержан на день, пока таможенные органы не вернули почтовый пакет, который не был вскрыт, но теперь имел советскую печать, и пассажирам разрешили проследовать дальше, но за вычетом определенного личного имущества, которое было конфисковано.
Все трое американцев отправили заявления по этому делу Хаскеллу из Риги в феврале этого года. Реншоу заявил, что таможенники изъяли у него два серебряных кубка с эмалью, купленных за миллион рублей каждый — около шести долларов на момент покупки, — которые он намеревался отправить своему отцу в качестве сувенира. Он говорит, что не пытался спрятать их в своем багаже, и все же, написал он, «теперь меня обвиняют в попытке контрабанды».
Главной потерей Макэлроя стала меховая накидка, предназначавшаяся для его жены, и автоматический Браунинг, который он привез с собой в Россию. Он звучит более расстроенным, чем Реншоу: «Я уверен, что не хочу, чтобы меня в другой раз унижали и обращались со мной как с евреем-контрабандистом, и поэтому был бы рад получить гарантии, что подобные инциденты больше не повторятся».
Варджес — это совершенно другая история. Он приехал в Россию с командой пионеров АРА под руководством Фила Кэрролла, так что он пробыл там достаточно долго, чтобы собрать довольно много вещей — и в Москве ходили слухи, что он действительно это сделал. В своих показаниях он добавляет журналистской остроты к довольно невыразительному описанию инцидента Реншоу, называя его «Задержанием». Он процитировал слова сотрудника ЧК, сказанные Реншоу: «Нам нужны вы и ваша добыча». Обыск был унизительным, поскольку проводился в «открытом ДИПЛОМАТИЧЕСКОМ вагоне» на глазах у всех пассажиров и толпы на платформе вокзала. Он похвалил Реншоу за его «самый благородный бой», проведенный «без использования оскорбительных выражений». Теперь, «что касается моих личных покупок, я прошу вас сообщить, что все они были для моего личного пользования, а меха — для моей матери. Меха были приобретены в Советском меховом магазине. Однако, поскольку я пробыл в России шесть месяцев и жил в одной квартире с мистером Дюранти, я, естественно, приобрел запас бри-а-бри». Здесь он намекал на хорошо известные привычки Дюранти в этом роде, как будто связь с Дюранти следует рассматривать как смягчающее обстоятельство.
Понимая, что это не обеспечит ему достаточного прикрытия, он применил несколько едва завуалированных угроз. Он всегда был дружелюбен к советскому правительству, писал он, и, что касается АРА, он «всегда продвигал американскую пропаганду». Хотя он уже отправил домой статью в «Курьере», поскольку она в любом случае должна была просочиться, он мог вызвать гораздо больший взрыв, если не получит удовлетворения:
Я был здесь, в Советском Бюро, рассказал об инциденте и попросил, чтобы они связались с Москвой и гарантировали мою собственность, иначе мне придется проявить инициативу и запустить антибольшевистскую программу, которая накануне Генуэзской конференции будет крайне неприятной. Я был в России шесть месяцев и играл честно, но я все еще собрал много полезной информации об условиях. Я говорю откровенно, поскольку до сих пор придерживался нейтралитета.
Варджес добивался возвращения своего «бри-а-бри». К несчастью для него, в московской штаб-квартире уже было известно, что он осуществляет «значительную добычу», как выразился Хаскелл. Неделю спустя Советы извинились за обращение с Реншоу и Макэлроем, но они сорвали джекпот с Варджесом, который, по сообщениям, перевозил девятнадцать килограммов золота и платины и двадцать шесть каратов бриллиантов. Он потерял небольшое состояние, факт, который не имел бы абсолютно никакого отношения к большевистской дипломатии в Генуе.
Это было в феврале. Осенью на пограничных переходах начали накапливаться трудности. Одна из проблем для американцев заключалась в том, что советская организация помощи голодающим, Помгол, официальным главой которой был Каменев, была заменена в сентябре 1922 года комитетом по борьбе с «последствиями» голода, Последголом. Это означало, что документы, имевшиеся у членов АРА, сертификаты, выданные Помголом, стали «абсолютно бесполезными», по словам Леона Турроу, написавшего своим начальникам в Москву 2 ноября после своего прибытия в Варшаву. «Они не обращают ни малейшего внимания на наши удостоверения личности, подписанные Каменевым».
Хаскелл выразил свою озабоченность Ландеру 10 ноября, сославшись на поведение мелких чиновников, которым, похоже, нравилось дискриминировать мужчин АРА на границах. В Себеже они тщательно проверили весь личный багаж АРА, конфисковали американскую валюту и в последнее время особенно полюбили револьверы этих пассажиров. В Столпце,