В глубинах Хлоиных очей Сапфир небес, лазурь морей…
Удивительная это вещь – музыка. Фримен явно выполнял некое затейливое и трудное упражнение, он доставлял удовольствие остальным (Хорнблауэр исподволь покосился на других офицеров), но при этом просто пищал и басил на разный манер, произвольно растягивая слова – и какие слова! Тысячный раз в жизни Хорнблауэр попытался вообразить, что другие находят в музыке. Он, как всегда, сказал себе, что это так же невозможно, как слепому вообразить цвет.
Одну лишь Хло-о-ою я люблю!
Фримен умолк, и все в искреннем восхищении замолотили по столу.
– Прекрасная песня и прекрасно спета, – сказал Хорнблауэр.
Монтгомери пытался поймать его взгляд.
– С вашего позволения, сэр, у меня вторая собачья вахта.
Все разом засобирались. Три лейтенанта торопились на свои корабли, Буш хотел обойти палубы, два мичмана с должным сознанием своей ничтожности поспешили поблагодарить за прием и откланяться. Отличный был обед, думал Хорнблауэр, провожая их взглядом, вкусная еда, живой разговор и быстрое завершение. Он вышел на кормовую галерею, аккуратно пригибаясь, чтобы не удариться головой. В шесть часов вечера был еще ясный день: солнце, висевшее довольно высоко, било в галерею прямо с кормы. Под ним угадывалась туманная черточка – остров Борнхольм сразу за горизонтом.
Ветер снова дул с северо-запада. Тендер, ложась в бейдевинд под выбранным втугую, плоским, как доска, гротом, прошел сразу за «Несравненной». Три молодых лейтенанта на корме смеялись и болтали, потом, заметив коммодора на галерее, тут же приняли более серьезный и подтянутый вид. Хорнблауэр мысленно улыбнулся тому, что так привязался к этим мальчишкам, затем ушел в каюту, чтобы больше их не смущать. Там его ждал секретарь Браун.
– Я прочел газеты, сэр, – доложил он. («Лотос» сегодня днем перехватил прусское рыбачье судно. Судно почти сразу отпустили, конфисковав улов и газеты.)
– И что?
– Вот «Кенигсберг хартунгше цайтунг», сэр, издается, разумеется, под французской цензурой. Вся первая полоса посвящена встрече в Дрездене. Бонапарт был там с семью королями и двадцатью одним суверенным правителем…
– Семью королями?
– «Короли Голландии, Неаполя, Баварии, Вюртемберга, Вестфалии, Саксонии и Пруссии», сэр, – прочел Браун. – Эрцгерцоги…
– Дальше не надо, – сказал Хорнблауэр.
Он смотрел на замусоленные страницы, в очередной раз удивляясь, до чего же варварский язык немецкий. Бонапарт явно пытается кого-то напугать. Не Англию, которая уже больше десяти лет бесстрашно противостоит его гневу. Возможно, собственных подданных и всю покоренную Западную Европу. Однако, скорее всего, Бонапарт хочет устрашить русского царя. У России есть много причин злиться на грозного соседа, и сейчас Бонапарт, вероятно, демонстрирует свои силы, чтобы принудить ее к покорности.
– Есть что-нибудь о передвижениях войск? – спросил Хорнблауэр.
– Да, сэр. Я удивлен, как свободно об этом пишут. Императорская гвардия в Дрездене. Упомянуты Первый, Второй, – Браун перевернул страницу, – и Девятый корпуса. Они в Пруссии, идут к Данцигу… и Варшаве.
– Девять корпусов, – задумчиво произнес Хорнблауэр. – Триста тысяч человек, как я понимаю.
– Здесь есть абзац о резервной кавалерии Мюрата. «Сорок тысяч человек, великолепно экипированных, на прекрасных конях». Бонапарт дал им смотр.
Огромная человеческая масса скапливается на границе между империей Бонапарта и Россией. А ведь в распоряжении Бонапарта еще австрийская и прусская армии. Полмиллиона – шестьсот тысяч человек. Мозг отказывался вообразить такие числа. Могучая людская волна катится по Восточной Европе. Если Россия не испугается угроз, едва ли она устоит перед таким натиском. Участь России предрешена: она либо покорится, либо падет. Еще ни одно континентальное государство не устояло перед Бонапартом, только Англия еще противостоит ему да Испания продолжает сражаться, хотя его армия разорила каждую деревню на этом несчастном полуострове.
Хорнблауэром вновь овладели сомнения. Он не мог понять, на какую пользу от захвата России рассчитывает Бонапарт. Какие выгоды оправдают затраченные усилия и пусть небольшой, но риск? Армии и деньгам можно найти куда более разумное применение. Наверное, войны не будет. Россия покорится, и Англии придется воевать с Европой, целиком подвластной тирану. И все же…
– А вот «Варшавский вестник», – продолжал Браун. – Чуть более официальная газета, с французской точки зрения, чем кенигсбергская, хоть и на польском языке. Здесь большая статья про Россию. Говорится о «казачьей угрозе Европе». Александра называют «варварским правителем варварского народа» и «наследником Чингисхана». Пишут, что «Санкт-Петербург – источник всей потенциальной анархии в Европе»… «угроза миру»… что он «сознательно противится благам, которые несет человечеству французский народ».
– И все это, надо думать, печатается с одобрения Бонапарта, – заметил Хорнблауэр наполовину для себя, однако Браун был по-прежнему увлечен статьей.
– «Жестокий разоритель Финляндии», – читал Браун более чем наполовину для себя.
Он поднял зеленые глаза от газеты. В них горела ненависть, которая немного испугала Хорнблауэра. Он вспомнил то, о чем благополучно почти забыл: Браун стал нищим изгнанником из-за того, что Россия захватила его страну. Он пошел на английскую службу, но тогда Россия была хотя бы номинальным врагом Англии. Хорнблауэр мысленно взял на заметку: не доверять Брауну никаких конфиденциальных дел, связанных с Россией. По своей воле она никогда не вернет финнам независимость, а вот Бонапарт может – может провозгласить Финляндию независимой, по крайней мере на словах. Некоторые до сих пор верят его декларациям, несмотря на все прошлые обманы и вероломство, жестокость и грабежи.
За Брауном стоит приглядывать, подумал Хорнблауэр. Еще одна забота, как будто мало