А если верить марсианам, то скоро он увидится лицом к лицу с Иисусом. Так откуда же такая гнетущая тяжесть, отчего так колотится сердце и сосет под ложечкой, почему так тянет бежать? Потому ли, что не может решить, истинный или ложный этот Иисус? Он не считал себя способным ответить на такой вопрос, хотя Библия дает ключи для отделения правды от лжи.
Марсиане говорят, что Иисус пребывает с ними, хотя почти все время проводит в том шаре, что заменяет им солнце. Они говорят, что у них есть неопровержимые доказательства. Но дело в том, что, по словам Матфия, знавшего Иисуса в Палестине и на Марсе, тот был всего лишь человек, хотя и больше чем человек, потому что был Мессией.
Матфий был одним из «пуришим» — сепаратистов — то есть фарисеев. Иисус же проклял и фарисеев, и саддукеев — соперничавшую с ними партию. Но проклятие против фарисеев было направлено лишь на лицемеров среди них. В отличие от саддукеев, фарисеи верили в воскресение и в ангелов — во что верил и сам Иисус. Хотя у них был более жесткий подход, они тоже считали, что законы Моисея должны эволюционировать. Они не следовали этим законам, если те противоречили голосу совести.
Когда фарисеи упрекали Иисуса за нарушение субботы, или за трапезу с мытарями и грешниками, или за то, что он не омывал рук перед едой, он тогда отвечал: «Не человек для субботы, а суббота для человека».
С этим принципом фарисеи могли бы согласиться — по крайней мере в теории. Их ответ Иисусу в Новый Завет не попал, но Матфий говорит, что тогда многие из вопрошавших пришли с ним к согласию по этому поводу.
Еще фарисеи весьма интересовались спасением. Спасением не только евреев, но всего человечества Они верили, что в конце концов все язычники присоединятся к Закону и будет у них лишь один Бог, и закон будет Моисеев, а Богом будет Яхве. И впереди всех будет народ Израиля, как старейший и мудрейший брат. В отличие от других сект, фарисеи верили в активный прозелитизм и в обращение язычников в иудаизм.
Иисус, хотя и не был фарисеем, согласен был со многими их теоретическими и практическими правилами. Какое-то время он, как говорит Матфий, был иессеем, но община Кумрана показалась ему слишком строгой, недостаточно человечной для тех, кто воистину возлюбил сынов Адама и Евы. И он оставил их.
Орм, который не мог читать книгу Матфия достаточно быстро, чтобы успеть до великого события, настоял, чтобы Бронски читал ему книгу вслух. Француз так и делал, хотя ему приходилось иногда останавливаться и объяснять трудные места.
Когда книга закончилась, Орм потряс головой, а потом сказал:
— Теперь я вообще ничего не понимаю Матфий был учеником и апостолом. Он близко знал Иисуса, сопровождал его по всей Палестине. Значит, его свидетельство должно быть свидетельством очевидца, и оно не было изменено впоследствии. Он ничего не говорит о девственном рождении. И не знает учения о том, что смерть Христа была искуплением грехов человечества и потому — путем спасения для людей. Он ничего не говорит о чудесах Христовых, о которых пишет Библия. Очевидно, он их не видел, хотя был с Иисусом почти все время. Он говорит, что рассказы о чудесах услышал лишь после смерти Иисуса. И отвергает их, считая неправдой.
Его рассказ о суде Пилата сильно отличается от евангельского изложения. Он говорит, что Пилат не умывал руки и не отказывался от ответственности…
— А это, — перебил Бронски, — реконструкция более поздних авторов, которые хотели возложить вину целиком на евреев. То есть на тех евреев, которые отказались признать в Иисусе Мессию и партеногенетического отпрыска Бога и Марии.
— Да, знаю. И никаких чудес, пока Иисус был на Земле. Но после вынужденной посадки на Марсе появляется Иисус, и Матфий его узнает. И тогда Иисус творит чудеса. Тогда.
— Это объясняет, — сказал Бронски, — почему крешийцы обратились в иудаизм.
— Они этого не сделали бы без строгих научных доказательств, — продолжал Орм. — Так что мне теперь думать?
— Подожди и посмотри, что произойдет.
— Ты, кажется, готов ко всему, что может произойти, — заметил Ширази довольно раздраженным тоном.
Уже три недели как Бронски перестал бриться и стал отращивать пейсы. Теперь, когда Орм ложился спать, Бронски сидел в гостиной и читал Пятикнижие на иврите — факсимильную копию того экземпляра, который взял с собой с Земли Матфий. Орм спросил его, зачем он это делает.
— Ты не думай, здесь не Палестина, и я не вернулся на пути моих праотцев. Пока что. И я все равно еще всего лишь агностик. Но понимаешь… у меня такое странное чувство, что я вернулся домой из долгого трудного путешествия. Понимаешь, домой! И это на Марсе! Объяснить я этого не могу. Может быть, и не смогу никогда. Только я здесь как Руфь, стоящая у чужого поля, и это поле уже не кажется таким чужим.
— Не хлеб же на этом поле тебя влечет, — ответил Орм.
— Да. То ли гордость, то ли нежелание признать, что я был не прав, полностью разрушить представление о самом себе мешают мне сделать последний шаг. Но если я даже и приду в синагогу, меня так просто не примут. Я должен признать, что Иешуа — Мессия. Я в этом не уверен — пока.
Все это происходило на глазах у Ширази, но до сих пор он ничего Бронски не говорил. Он был в такой же растерянности, как и прочие — если не большей. Ведь он был мусульманином, пусть и не особо набожным. Как и трое его товарищей, он был потрясен, узнав, что Марс — страна евреев. Если бы они заранее пытались предположить, кто живет на Марсе, такой вариант даже в список не попал бы. Надиру было трудно смириться с тем, что он единственный мусульманин среди миллионов евреев. К тому же эти люди ничего не слышали о его религии до его прибытия. Редко случалось, чтобы получивший блестящее образование Ширази не смог легко вписаться в любое общество, в которое заносила его судьба. Разве что в родной стране у него бывали неприятности из-за протестов против цензуры и полицейских методов.
А обычаи марсиан во многом походили на обычаи его родины. Мужчин обрезали, от женщин ожидалось предпочтение материнства любой другой деятельности, существовали строгие диетические запреты. Были определенные часы, отведенные для молитв, и суббота строго соблюдалась.
Иисус здесь тоже считался пророком, хотя отношение к нему отличалось от принятого в исламе. Там Иисуса высоко ценили, но считали лишь вторым после Мухаммеда, а здесь Иисус был величайшим и последним в ряду, идущем от Авраама. Пророк ислама Мухаммед здесь просто не существовал.
Несмотря на все несовпадения, сходства было столько, что иранец иногда мог чувствовать себя как дома. К тому же здесь не было такого противостояния между мусульманами и иудеями из-за еврейской оккупации Палестины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});