Так мечтала маленькая девочка, не подозревая о тех изменениях, которые принесет этот новый визит к управляющему Молину. Конечно, она не сомневалась в том, что отец собирался принять ссуду, необходимую для постройки конного завода. Но по непроницаемому и напряженному лицу матери она поняла, что та торжественно пообещала хранить тайну сделки в строжайшем секрете, дабы соседи-дворяне не могли обвинить их в том, что, принимая помощь из рук ростовщика, они умаляют дворянское звание. Хорошо зная мэтра Молина, Анжелика также догадывалась о том, что тот настойчиво предлагал господину де Сансе принять двадцать тысяч ливров дополнительно, как личную ссуду, и о том, что барон остался непреклонным, так как больше не заговаривали об отъезде дочерей в монастырь.
Тем не менее произошли некоторые перемены, предвещавшие барону успех в деле выведения мулов.
* * *
Крестьяне приходили в замок Монтелу и приводили кто ослицу, кто жеребца. Барон проверял зубы и копыта животных, интересовался их родословной, но покупать не торопился.
Он выжидал: через три недели открывалась ярмарка в Фонтене-Ле-Конт, на которую он собирался поехать. Выбор животных там будет наверняка и побольше, и получше. Казалось, у него было много денег, потому что он собрал жителей Монтелу и сказал, что у него есть работа для всех и что нужно будет выбрать в окрестностях дровосеков, столяров, плотников, резчиков по камню и каменщиков.
Вскоре вид конюшен за замком изменился. Дополнительные луга были заняты под пастбища. Старый Гийом забросил свою самую важную обязанность — наблюдение за садом и двором замка и изображал из себя распорядителя работ. Занимаясь этим, он помолодел на глазах и почти перестал хромать.
— Когда и в эпоху римлян, и во времена Карла Великого солдаты только и делали, что прокладывали дороги и строили, было меньше горя в этом мире, — говорил наемник всем, кто был готов его слушать.
— Если вы хотите знать мое мнение, то эти солдаты умели куда лучше разрушать, чем строить! — заметила кормилица.
— Варвары или неверующие солдаты, да, те были хороши только для того, чтобы убивать или грабить. Но были и другие, которые стремились только к миру, — отвечал немец, не замечая иронии.
Анжелика любила старого вояку, но она немного сожалела о том, что ее добрый друг так изменился. Все эти рассказы о мирных работах были, конечно, замечательны, но менее интересны, чем истории о войнах и сражениях, которые он ей рассказывал раньше и которые позабыл под влиянием нового увлечения. Будучи по натуре немного проповедником, как и все сторонники религии, проповедуемой Лютером, он дошел до того, что даже позволил себе нападки на кардинала Мазарини за то, что тот не хотел прекратить войну, вызывая таким образом недовольство народа.
* * *
Конный завод получился очень красивым.
Чтобы избежать затоплений, распорядились доставить целые повозки гранита для фундамента, а крышу конюшни покрыли светло-розовой черепицей. Больше пятисот ослиц и пятьдесят жеребцов могли разместиться там одновременно.
В это время землемер Артэм Кало осваивал новый способ для осушения земель в низине, у крепостной стены замка. Было решено осушить самую большую часть трясины, которая в старые времена обеспечивала защиту усадьбы. Как фея болот, Анжелика втайне не одобряла такого надругательства над своими владениями; но со времен свадьбы молчаливый Валентин больше не приглашал ее прокатиться с ним на лодке. Казалось, он покинул ее. Если и дальше так пойдет, то болото может действительно исчезнуть! Один Николя появился опять, нимало не стесняясь и скалясь во весь рот. С ним детство опять вступало в свои права; природа предоставляла отсрочку — не все заканчивается в один миг. Барон сиял. Он хотел доказать раз и навсегда всем этим буржуа, наподобие Молина, что дворянин также способен преуспеть в коммерции. Скоро он не останется должен никому ни одного су, и тогда сможет заняться и замком, и семьей.
Происшедшие перемены принесли кое-какой достаток и крестьянам. И поэтому теперь в замок доставлялось гораздо больше продовольствия. Тяжелые времена прошли, но в целом жизнь изменилась мало. По залам замка продолжали прохаживаться куры, собаки беспрепятственно пачкали каменные полы, и дождь, капля за каплей, просачивался через ветхую крышу в покои замка. У мадам де Сансе руки оставались красными, потому что она не могла позволить себе купить новые перчатки. Жослен, продолжавший гоняться за дичью и за девушками, более чем когда-либо походил на волка, а Раймон, погруженный в свои книги, напоминал догорающую свечу, вечную спутницу его бессонных ночей, проводимых в усердных занятиях.
Одни малыши, свернувшись клубочком у широкой груди кормилицы в теплой кухне, не жаловались. Но Мадлон часто плакала и была печальной. Для нее тоже было бы лучше оставить замок. Анжелика взяла ее под свою опеку и каждую ночь, засыпая, крепко прижимала сестренку к себе. Мадлон знала, что Анжелика очень сильная, и с нею ей не был страшен ни волк, ни привидения. Однако сама Анжелика так и не обрела своей былой живости. Все происходящее было интересным, но ее не покидало ощущение, что большинство людей вокруг стали скучными и немного нелепыми.
* * *
Однажды Анжелика отправилась на поиски Мелюзины.
С их последней встречи прошло довольно много времени. Девочка была поглощена ожиданием такого важного события, как деревенская свадьба, а также теми изменениями, которые принесло строительство конного завода.
Анжелика начала искать ее на опушке леса. Вновь почувствовав опьяняющий аромат полей, она удивлялась, что забыла о Мелюзине. По правде сказать, хоть ей и было весело в деревне, но меньше, чем в другие годы или на других праздниках — на Дне Майского Дерева, например, или на ярмарке угрей. «Они» раздражали ее с их шодо и их манерой говорить с ней с оттенком едва скрываемой насмешки каждый раз, когда она задавала вопрос…
Анжелика пробиралась среди трав и лесных зарослей, с наслаждением вдыхая воздух, наполненный ароматом молодых цветущих растений.
Сегодня, проходя по лесным опушкам, она пыталась замечать свои следы. По утрам, на рассвете, когда колдунья делала свой первый сбор, она, ломая веточку или завязывая былинку, отмечала таким образом свой путь. По этим следам Анжелика ее и находила. Мелюзина всегда двигалась быстро, почти бегом, на ходу срывая нужные травы, лишь изредка ненадолго приседая для того, чтобы отыскать в зарослях нужный цветок. Она могла оставаться почти невидимой — у нее, как у лесных зверей, был дар скрываться в переплетениях ветвей, сливаться с разнообразными красками, которыми сменяющиеся времена года окрашивали листья и мхи. Почти никогда Анжелика не заставала ее спящей или даже просто отдыхающей. Глаза Мелюзины оставались открытыми, блестящими и настороженными, и часто именно их Анжелика первыми различала в темноте. Еще не видя девочки, но уже ощущая ее присутствие, старуха улыбалась и говорила своим негромким, всегда веселым голосом: «Ну вот и ты, я тебя ждала… Пойдем!..»