положения звезд и планет при рождении человека и в какое-то время, здесь и сейчас, должна зависеть и вся жизнь и судьба человека… Конечно, древние были не глупцы и нелюбопытные… Наоборот, по наблюдательности и чувствительности они могли дать сто очков форы современным толстокожим нашим современникам с рациональным типом мышления, тягой к наживе и корысти торгашей…
– Приведи пример, что древние были тоньше и чувствительнее, чем их толстокожие потомки… – Лера сняла руку Брагина со своего плеча и произнесла с укором. – Вуича, Печорина и, конечно же, Лермонтова к ним, толстокожим, ведь не причислишь – тем более, раз они мучились проблемами предопределения…
– Вера в судьбу, фатум, влияние на них звезд, как мне кажется, толстокожим неинтересна… Вулич, Печорин, Лермонтов – это не наши современники, которым на девяносто девять и девять в периоде наплевать на звезды и астрологию, они скорее ближе древним грекам… Вся судьба человека, как говорит Гомер, определена в момент его рождения, а отсюда легко прийти к мысли, что все его будущее может быть прочтено на звездах, посредством изучения расположения их в момент рождения человека. Правильные движения небесных светил наилучшим образом символизируют понятие рока, и с ними человек и связал свою судьбу. А другой мудрец Авл Гелий сказал так – все, что человек делает, то делает не по своему произволу, а руководимый звездами. Знал о влияние небесных светил на человека, отец медицины Гиппократ верил на полном серьезе, что Плеяды, Арктур и Сириус имеют гибельное влияние на здоровье человека, а еще он верил в существование критических дней, зависящих от гелиакических восходов и заходов светил…
– «…А что, если, вздрогнув неправильно, задумчивая всегда, иголкой своею заржавленной уколет меня звезда?» Знаешь, милый, это Мандельштам. – Лера тяжело вздохнула. – Эти строки больше всего мне поясняют суть предопределения и связи с ним звезд… Вздрогнет звезда – и согласно предопределению в человеческое сердце вонзится заржавленная иголка…
Лера с печальной улыбкой протянула свои ладони Брагина, и он привычным взглядом увидел на ее лице, в затуманенном взоре ее изумрудного цвета глаз знакомую ему тайную печать, а внимательно вглядевшись, в линии ее правой ладони, заметил, что линия жизни, то исчезает, то снова появляется…
– Чертовщина какая-то… – пробурчал Брагин себе под нос и уже яснее и громче задал вопрос. – Если бы только знать, как и когда предопределение одних ведет к спасению от смерти и добру, а других к гибели и злу?..
– Вот на этот раз ты, милый, попал в самую точку… – Лера порывисто схватило руку Брагина и притянула к себе. – Неужели ты не чувствуешь то, что мы, я и ты, прикоснулись именно сейчас к тому, что нам предопределено, на роду написано… Я вижу, что-то сильнее меня и тебя толкает к тому, чтобы испытать нас – или, или… Можно попытаться избежать испытания, отсрочить его… Но, даже позабыв о существовании такой сложной математической науки, а только имея о ней самое приблизительное представление – я имею в виду теорию вероятностей – то, что вынуждает ехать в Коктебель, уже не поддается рассудку… Это невероятно – мы же с тобой чего-то знаем и понимаем в математике, в законах вероятности…
– Так… – кивнул головой Брагин. – Только стоит ли испытывать судьбу?.. Вулич с Печориным зарвались в испытаниях…
– Но их пример другим, то есть нам наука… – жарко выдохнула Лера. – Даже если внутренним зрением увидеть невольно нечто страшное или неприятное для нас будущем, то это только подталкивает лично меня к тому, чтобы на развилке времени, где, казалось бы, все уже предопределено, сделать свой внутренний свободный выбор… Вот и все… Как просто… По закону внутренней свободы выбора не развязывать узлы предопределения – а разрубить их одним махом. То не вызов судьбе, наоборот, довериться на развилке времени своему свободному выбору – выбрать судьбу. И тогда все позади. Недаром мы так долго плутали в треугольнике: я и Игорь, я и ты… Я не говорю о четырехугольнике, потому что, догадываюсь, что воспоминание о семье, твоих детях, тяготит тебя гораздо больше, чем меня…
– Мы же договорились, что… – пробормотал Брагин в сильном возбуждении с судорожно сжатыми кулаками. – Не надо о семье, детях…
– Прости, прости… – Лера пылко поцеловала его в щеки и уголки губ, которые Брагин отводил от ее горячих губ. – Но только в Коктебеле, раз нас, точнее, меня туда тянет невероятной силы магнитом… Только там мы покончим раз и навсегда и с тиранией проклятия, и с горечью предопределения, которые часто сливаются в одно целое и тиранят нас… Помнишь, как у Лемма в «Солярисе» мыслящий океан, который обитатели космической станции облучают, материализует в памяти их кошмары их прошлой земной жизни… У каждого обитателя свой кошмар, предопределение, которому они, герои, не властны противостоять… Помнишь, как одному доктору тоже являлась толстая негритянка… – Лера снова порывисто стала целовать Брагина в губы, страстно шепча. – …Я хочу так же избавиться от своего кошмарного комплекса… – Она подумала о Игоре, Гарике, но не произнесла вслух эти презренные имена в мгновения откровения. – …Со всем, со всем-всем, что было до тебя… Пусть даже, что ты чего-то читаешь на моем лице, и ужасаешься, как Печорин читающий печать гибели на лице моего предка Вуича… Пусть все так… Мы должны на развилке времени выбрать свой путь, обрести истинных себя, иначе мы потеряемся в тенетах времени, что бы не предпринимали потом… Предопределению никто не властен был противостоять – ни Вулич, ни Печорин… Ведь через какой-то мизерный срок после событий «Фаталиста» он тоже умрет – от болезни, от несчастной любви, неизвестно – но умрет быстро после того, как он тоже бросился на протрезвевшего казака, который по пьяни зарубил моего предка-родича Вуича… А мы сможем на развилке времени всех обставить… И убежать – к себе истинным и очищенным…
– Не надо себя накручивать, – чуть не крикнул на пустой набережной Брагин, но сдержался, переходя на шепот, – хватит, милая, так ведь не ровен час – и заиграемся….
– Может, я к ревную тебя гораздо больше, чем ты меня… А я хочу быть с тобой, вопреки всем обстоятельствам… Я еще тебе все должна рассказать… Но только в Коктебеле, на Карадаге… – Страстно шептала она и целовала, и целовала его. – …Мы на нашей развилке времени избавимся от наших кошмаров… Взаимных оскорбительных фантомов… Так мы очистимся для новой любви, понимаешь, более чистой, глубокой и возвышенной… И никогда о прошлом кошмаре не вспомним… Перейдем через прошлый кошмар, перешагнем в Коктебеле через него, как тот же Печорин… Помнишь?..
– Да, Печорин спокойно