глаза, уставившиеся на Демира. Тот несколько мгновений смотрел на Кастору, потом опустил взгляд на окровавленные одеяла. Он не был хирургом, но по состоянию грудной клетки раненого понял: Кастору проткнули штыком, причем с силой и, может быть, не один раз.
– Мастер Кастора? – позвал он.
Старик разомкнул губы. В зубах он держал два кусочка стекла: милкглас и курглас – обезболивающее и лечебное. Раздвинув их языком, он пробормотал:
– Кто ты?
– Я Демир Граппо. Сын Адрианы.
– Она прислала тебя на помощь, да? – Говорил он медленно, но на удивление связно для человека, стоявшего на пороге смерти. Видимо, милкглас был его собственного изготовления. – Что же ты так поздно, Принц-Молния?
Демир вздрогнул, услышав свое старое прозвище. Откуда мастер знает его? Он повернулся и знаком подозвал Идриана. Пробивник что-то тихо сказал солдатам и подошел к постели Касторы.
– Идриан, и ты здесь? Стекло тебя покорябай, где ж вы были сегодня утром?
– Простите, господин, – тихо сказал Идриан. – Я бы пришел, если бы знал.
– Конечно, конечно. – Взгляд Касторы вновь обратился к Демиру. – Ну а у тебя какое оправдание?
– Оправдание? – Демир прищурился было, но вовремя вспомнил, что говорит с умирающим. – Мое оправдание в том, что я только вчера вернулся из провинции. Мою мать убили, а ее смерть сделали предлогом для этой войны, и все, что у меня осталось от нее, – записка, в которой она предлагает мне немедленно поговорить с вами.
Кастора долго смотрел на него молча.
– Это хорошее оправдание, – наконец признал он. – Что случилось с Адрианой?
Демир видел в глазах старика близкую смерть. Да, его вот-вот не станет, и с этим ничего не поделаешь. Как ни хотелось ему получить ответы на свои вопросы, он сдержался и рассказал о смерти матери, о начале случившейся из-за этого войны – настолько подробно, насколько позволяло состояние мастера. Закончив, он услышал невнятное бормотание Касторы и подался вперед.
– Они не могли знать, что мы задумали, верно? Нет. Не может быть. Никто не знал. Вряд ли это связано. Но это признание и война. Слишком вовремя. Это… – Он умолк, уставившись на лицо Демира. – Прототип. Он… – Кастора попытался показать куда-то. – Сгорел.
– Какой прототип? – спросил Демир, чувствуя, как у него перехватывает дыхание.
Вот она – причина, по которой его мать стала партнером Касторы. Новое открытие в стеклоделии? Новый сорт годгласа? Он положил руку на плечо Касторе, надеясь, что прикосновение поможет старику сосредоточиться.
– Адриана не рассказывала тебе?
Демир почувствовал укол совести. Если бы он жил здесь, рядом с матерью, то знал бы, что происходит. Будь он рядом, ее, может, не убили бы.
– У нее не было такой возможности.
– Ах да. Ты же блудный сын. Так ты ничего не знаешь?
Эти слова были полны отчаяния и насмешки.
– Тебе придется объяснить мне все, – ответил Демир, стараясь, чтобы его голос не звучал язвительно.
Кастора судорожно вздохнул:
– Нужно столько сказать, а времени так мало. С чего же начать? – Он повысил голос. – Тинни, Геб, оставьте нас, пожалуйста.
Солдаты молча развернулись и вышли, оставив Кастору наедине с гостями. Взглянув на Идриана, Демир заметил, что пробивник крайне смущен, и удивился – можно подумать, тот впервые в жизни видит умирающего. Идриан сказал:
– Я тоже пойду. Вы будете обсуждать деловые вопросы, а я всего лишь солдат.
– Нет! – возразил Кастора. – Это моя предсмертная исповедь, и я не хочу исповедоваться перед незнакомцем. Ты останешься здесь, Идриан, хотя бы для того, чтобы я отплатил тебе за твою доброту.
Идриан, которому было явно не по себе, все же остался, поднеся ладонь к своему стеклянному глазу и слегка надавив на него. Демир взял Кастору за руку и почувствовал, что испачкал пальцы в крови.
– Скажи нам все, что нужно. – Но Кастора молча смотрел в потолок, и Демир, испугавшись, что старик вот-вот потеряет сознание, нетерпеливо встряхнул его. – Ну! Говори же!
– Слишком многое, – прошелестел Кастора еле слышно. И добавил уже более твердым голосом: – Зольный песок на исходе.
Демир усмехнулся. Он не мог сдержаться. Это незамысловатое утверждение показалось ему одновременно и верным – в конце концов, песок всего лишь ресурс и, стало быть, конечен, как всякий ресурс, – и нелепым.
– Не может быть. В мире тысячи шахт и карьеров. Они производят так много… – Серьезный взгляд старого мастера заставил его умолкнуть. – Объясни.
– Эти шахты, – сказал Кастора, – пусты или почти пусты. Все государства уже истощили свои запасы. Производство падает, цены растут. При нынешних темпах потребления люди всего через полгода не смогут покупать стекло. А еще через несколько лет оно будет доступно лишь богатейшим семьям-гильдиям и королям.
Демир повернулся к Идриану. Лицо пробивника оставалось непроницаемым, но его единственный глаз блестел. Возможно, от страха. Неудивительно. Без зольного песка нельзя сделать годглас, от которого зависит все на свете. Если Кастора прав, речь идет о конце не только сырья, но и самой магии. А без нее цивилизация рухнет, как и без пороха, печатных станков или водяных колес.
Этого не может быть. Разум Демира восставал против услышанного, но перед ним лежал один из величайших стеклоделов и знатоков стекла, клявшийся перед смертью, что это правда. Демир вдруг вспомнил свои последние дни в провинции, когда он не мог купить ни кусочка дешевого скайгласа. До этого он долго искал витглас, а еще раньше поражался тому, как подорожал форджглас. Тогда он объяснял это перебоями в поставках, которые нередко случались в бедных областях империи, но теперь понял, что причина могла быть в другом.
– Что мне делать с этим знанием? – спросил Демир, не скрывая отчаяния. Ему показалось, что на его плечи взвалили огромную ношу. – При чем тут моя мать? И что такое прототип?
Кастора глубоко вздохнул, словно обратился к последнему запасу внутренней силы, необходимой для того, чтобы продолжать говорить. Он сжал руку Демира. Пальцы мастера оказались на удивление крепкими.
– Ты знаешь, что такое канал феникса? – (Название показалось Демиру знакомым, словно он уже слышал его, в давние времена. Он взглянул на Идриана, но тот покачал головой.) – Это главная цель всей стекловедческой науки. Прибор, который преобразует простую энергию в магическую, позволяя перезаряжать использованный годглас.
Демир нахмурился. Вспомнились давно забытые уроки. Как его наставник называл канал феникса? Простой. Изящный. Недостижимый.
– Канал феникса позволил бы предотвратить катастрофу, связанную с истощением магии, – медленно произнес Демир и почувствовал, как его зрачки расширились от удивления. – Так ты его создал?
– Создал! Я и твоя мать, мы вместе разработали схему. Это она придумала использовать синдерит вместо годгласа. Но феникс сгорел в пожаре. Его останки… –