Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она смолкла, поймав на себе пристальный взгляд Нельсона. Ах, вот теперь она делает то, что всегда считала отвратительным и подлым! То, что люди лгут из-за любви…
Радостно захохотав, сэр Уильям всплеснул руками:
— И ты, Брут? Значит, мы все трое не спали! Ну, вы, счастливчики, отоспались зато потом. А я, бедный, умученный посол… Все утро открывались и закрывались двери. Пришло еще одно письмо от Марии-Каролины. Она чувствует себя неважно. Просит меня посодействовать тому, чтобы Чирилло взялся снова лечить ее.
— Чирилло? — быстро повторила Эмма, стараясь не упустить возможности сменить тему разговора. — Не думаю, что он пойдет на это, — и, обращаясь к Нельсону, она пояснила: — она ему отвратительна. Прежде он был ее лейб-медиком, но после того, как по ее указанию казнили студентов, он отказался от этой должности.
Он попробовал поддержать этот разговор:
— Вы писали мне тогда об этом и о том, что он не любит нас, англичан.
— Для него мы — губители Неаполя. Но его ненависть — только риторическая. Врач в нем берет верх над политиком. Ко мне он, например, всегда очень внимателен.
Странная улыбка, провоцирующая, хищная, не сходила с лица сэра Уильяма.
— Он полагает, что встретился здесь с интересным случаем, он называет его в шутку «horror vacui» — голодом сердца. Очень лестно мне, кто по закону обязан снабжать это сердце животворным питанием, а что, нет? Не беспокойся, Эмили, я не воспринимаю это трагически. Это его конек. Он считает всех наших дам истеричками, что, право, не было бы чудом при их полном безделии и раскаленных неаполитанских небесах. Поэтому, carissimo[19], Бога ради, не заводите здесь связей. Никогда не известно, что тебя ждет с этими загадочными душами. Они с легкостью прибегают к яду и кинжалу, и вот мы, иностранцы, уже понемногу начинаем им подражать. Но что я говорю! Для вас, супруга sans peur et sans reproche[20], такой опасности не существует. Кстати, вы получаете письма от леди Нельсон? Жаль, что ее здесь нет, что она не может присутствовать при триумфе своего героя! Я с нетерпением жду возможности познакомиться с ней. Так приворожить к себе странствующего мужа, чтобы он сохранял верность, несмотря на все разлуки и экзотические соблазны, — должно быть, она владеет какими-то колдовскими чарами. Не сердитесь, illustrissimo[21]. Вы, человек… Вы, человек, чуждый мира, еще не знаете нас, людей светских.
Чтобы не показаться в смешном свете, мы сами надо всем шутим. И даже над самым святым, над нашими женами. Если говорить серьезно, я испытываю величайшее уважение к леди Нельсон и восхищаюсь ею, и был бы в восторге, если бы Эмме удалось добиться ее дружбы. Ты не хотела бы воспользоваться случаем, дорогая, и написать ей? И пошли ей все маленькие милые воспоминания, которые ты собрала за эти дни. И не забудь объяснить ей причину внезапного отъезда Джошуа. Чтобы она не думала, что мы здесь плохо относились к нему. Напиши еще сегодня, хорошо? А теперь — возьми в руки свой бокал! А его милость лорд позволит нам под итальянским небом выпить это благородное французское шампанское за здоровье далекой, верной, отважной, доверяющей ему жены моряка.
Последние слова он произнес стоя. Торжественным, серьезным тоном, резко контрастировавшим с его недавним деланно-шутливым. И звонко чокнулся своим бокалом с бокалом Нельсона.
Нельсон тоже встал. Пробормотав слова благодарности, он ответил на привет сэра Уильяма. Потом направил свой бокал в сторону Эммы. Но руку его свело судорогой. Вино выплеснулось на скатерть. Тонкий бокал сломался. Взгляд Нельсона был недвижно устремлен вперед. И вдруг он тяжело упал на свой стул.
Эмма не только не отважилась помочь ему, но даже и взглянуть на него не смела. Первый же ее взгляд, первое же движение выдали бы все.
Сэр Уильям поспешил к нему, склонился над ним:
— Нельсон, что с вами? Может быть, послать за врачом?
Нельсон выпрямился с трудом, попытался улыбнуться.
— Это — просто приступ слабости, который сейчас пройдет. Последствия лихорадки, которой я болел по пути сюда. Не беспокойтесь! Все уже прошло!
Сэр Уильям покачал головой.
— А может быть, это что-нибудь более серьезное? Волнения военного похода, поездка, празднества — я боюсь, вы слишком напрягли свои нервы. Нет, вы должны позволить мне позвать доктора Чирилло. Я бы никогда не простил себе, если бы Нельсон — гордость Англии — пострадал в моем доме.
Голос его был мягок. Дрожал, как бы под действием глубокой заботы. Он пристально смотрел на Нельсона.
Эмме был знаком этот холодный, пронзительный взгляд. Так он смотрел на жуков и бабочек, которых насаживал живыми на булавки для своих коллекций. Как будто его услаждали конвульсии несчастных тварей.
Но вот этот взгляд от Нельсона обратился к ней.
* * *Было время, когда она ненавидела сэра Уильяма. Хотела ему отомстить, изменить ему. Чтобы швырнуть ему в лицо позор оскверненного ложа. Увидеть гримасу, в которую превратится величественная улыбка философа, когда он узрит в себе комичную фигуру из фарса собственной супружеской жизни.
Но потом она встретила Нельсона. Когда считала, что сердце ее уже мертво. А в ней все рвалось тогда к новой жизни. Новая любовь разрослась и вытеснила из ее души старую ненависть. Сэр Уильям стал ей безразличен, она не замечала его, его будто и не было. Но теперь, когда он подозревает ее… и будет и дальше следить за ними… и узнает правду…
Опять она принялась за расчеты? Малодушно, как тогда, когда ехала навстречу Нельсону.
Нет, она ни о чем не сожалела. Была готова от всего отказаться ради Нельсона. Но он… он ведь связан, он зависит от жены, семьи, своего положения. Найдет ли он в себе силы остаться с ней? Порвать со всем, что любил?
Ах, теперь она боялась сэра Уильяма. Теперь она во власти того, кого презирала. Достаточно одного его слова, и она потеряет Нельсона.
* * *После обеда он привел Чирилло и заставил Нельсона показаться ему. Лицо Чирилло стало серьезным и озабоченным. Он пригрозил катастрофой, если Нельсон не будет щадить себя. Неаполь с его постоянной шумной суетой для него губителен. Самое лучшее для него — хотя бы на время удалиться в сельскую тишину. Может быть, в Кастелламаре. Знаменитые серные ванны и кислые источники в сочетании с лечением молоком ослиц придали бы эластичность его нервам, обновили бы кровь в его ослабленном лихорадкой теле.
Сэр Уильям оживленно поддакивал ему.
— Я сам не раз бывал там, замечательное действие. К тому же менее часа езды до Неаполя. Стало быть, рядом с нами, если мы вам понадобимся. И там есть старый королевский замок, построенный герцогами Анжуйскими, чтобы укрываться во время чумы. Замечательные парки, прекрасные каштановые аллеи, восхитительные виды на залив и Везувий. В народе его называют «Казино Квисисана» — «Здесь становятся здоровыми». Мария-Каролина с радостью предоставит его в ваше распоряжение. Не напишешь ли ей быстренько маленькое, хорошенькое письмецо, Эмили? Если мистер Кларк сейчас отнесет ей это письмо, вечером он вернется с ее указанием управителю замка, так что завтра вы сможете поселиться там. Вы удивлены, милорд? Да неужели вы думаете, будто я так бессердечен, что запрячу вас совершенно одного в чужое для вас место. Самого меня, к сожалению, удерживает здесь мадам Политика; хорошо, если я смогу иногда приехать к вам на часок-другой. Но к чему иметь жену, если ее нельзя разочек одолжить доброму другу? Не правда ли, Эмили, ты согласна? Конечно, при условии, что вы доверяете ее искусству ухаживать за больными. Я со своей стороны всячески могу рекомендовать ее. Разве я в мои шестьдесят восемь лет не выгляжу Аполлоном? Ну так как, мой друг? Хотите вы довериться этим прекрасным, нежным рукам, чтобы они исцелили вас?
Шутил он, что ли? И случайно ли высказал то, чем с сегодняшней ночи было переполнено ее сердце? Пряча за смехом свое беспокойство, она пошла к письменному столу, чтобы набросать письмо Марии-Каролине.
Нельсон тоже рассмеялся. Нерадостным смехом, в котором трепетал такой же страх. Все трое смеялись, смеялись…
Только Чирилло оставался серьезным.
— Если позволите, ваше сиятельство, — сказал он твердо, со свойственным ему прямодушием, — вы ведь искали моего совета… Честно говоря, я считаю, что будет лучше, если милорд отправится в Кастелламаре один. Необходимо полное, ничем не нарушаемое одиночество. Болезнь его милости лорда необычна. Весь его организм пострадал от постоянной, часто внезапной смены настроений. И потом — при осмотре я заметил некоторые особенности, которые обычно свойственны только женщинам. И прежде всего — чрезвычайную возбудимость, причины которой неясны… почти граничащую с истерией…
Сэр Уильям чуть не вскрикнул от радости:
— Истерия! Ну не говорил ли я вам о коньке Чирилло, милорд? И вот он опять взобрался на него и скачет. Подобно блаженной памяти рыцарю Дон Кихоту Ламанчскому, он видит везде привидения. Вы — гений, схвативший в Индии лихорадку, и, стало быть, вы — истеричны. Эмили тоже что-то вроде гения, и ее подруга Мария-Каролина — истеричка, стало быть, и она истеричка тоже. Истерик-мужчина и истеричка-женщина, Боже мой, их нельзя подпускать друг к другу! Если их объединить, они обязательно будут действовать друг на друга, будут накалять друг друга. Если они поладят, то перевернут вселенную. Если не поладят — то будут смерти и убийства. Да, да, милорд, беда неизбежна в любом случае, если вы не уйдете с дороги моей жены. При таком menage-a-deux[22] один всегда бывает съеден. Вопрос только в том, чьи челюсти крепче. И при всех обстоятельствах они оказываются крепче у женщины. Видите, какие у нее чудесные, белые, крепкие зубы! Берегитесь ее, милорд, берегитесь — она вас съест! Она вас съест!