Поэма «Рейнеке-лис» была впервые опубликована в 1794 году, во втором томе «Новых сочинений». Она хорошо сочеталась с другими произведениями Гёте «революционного периода». В ней можно найти критику дурного управления государством, равно как и критику революционных идей, кое-кому вскруживших голову. О последнем свидетельствуют некоторые строки стихов, из каких, однако, можно вычитать и осуждение тех, кто в роковой слепоте упивается своей властью:
Я возмущаюсь особенно тем заблужденьем тщеславья,Коим охвачены люди: мол, каждый из них, опьяненныйБуйным желаньем, способен править судьбою вселенной.Ты бы жену и детей содержать научился в порядке,Дерзкую челядь приструнь, и, покуда глупцы достояньяБудут проматывать, ты насладишься умеренной жизнью.Как же исправится мир, если каждый себе позволяетВсе что угодно и хочет другим навязать свою волю?Так мы все глубже и глубже в безвыходном зле погрязаем:Сплетни, ложь, оговоры, предательство, и лжеприсяга,И воровство, и грабеж, и разбой — лишь об этом и слышишь,Всюду ханжи, лжепропроки народ надувают безбожно.(Перевод Л. Пеньковского — 5, 482–483)
Заключительные строки поэмы, имитируя и пародируя старинную назидательную интонацию, провозглашают доморощенную мудрость, обладающую весомой ценностью. Этим напутствием автор прощается с читателями, словно бы лукаво подмигнув им при расставании: знает ведь он, что не так уж легко обрести истинную «мудрость» и всякий раз отличать «зло» от «добра».
Так вот возвысился Рейнеке! Да поспешит обратитьсяК мудрости каждый, и зла избегает, и чтит добродетель!Вот вся мораль этой песни, в которой смешал стихотворецВымысел с истиной, чтобы вы зло от добра отличали,Чтобы ценили вы мудрость, чтоб мог покупатель сей книгиМира исконный порядок по ней изучать ежедневно.Ибо уж так повелось и, видимо, так и пребудет,Тем и закончить приходится повесть о Рейнеке-лисе.О многохлопотной жизни его и деяниях мудрых.Нам же, господь, ниспошли благодать свою вечную! Amen!(Перевод Л. Пеньковского — 5, 530–531)
Как и на пути к войскам, осаждавшим Майнц, так и на обратном пути Гёте провел несколько дней у матери во Франкфурте, оставленном французами еще в конце 1792 года. В августе мать и сын обсуждали вопрос о продаже дома, каковую Гёте советовал ей совершить. Мать, однако, в письме от 6 сентября 1793 года отвечала: «Не будем спешить с таким важным делом». В дальнейшем была сделана опись библиотеки Гёте-отца, но мать, со свойственной ей энергией, позаботилась также о выгодной продаже больших запасов вина: «Если мне удастся выручить за весь винный погреб 10000 франков, я с охотой все отдам — поглядим, что из этого выйдет, но избавиться от вина необходимо» (из письма к Гёте от 7 января 1794 г.). К середине 1795 года все было улажено. Своему сыну-поэту, как и своему зятю Шлоссеру, Катарина Элизабет Гёте позволила взять из мужниной библиотеки любые книги, какие им хотелось иметь. Винный подвал, как известно, был продан. Теперь мать из дома на Хиршграбене переехала в новую квартиру с прекрасным видом на «Золотой колодец» у Конского рынка. Переезд прошел удачно: «Я почти не испытала неудобств, — писала сыну госпожа Айя, — два прусских солдата перенесли все вещи, мне не понадобилось ни мастеровых, ни телеги, и при переезде ничего при этом не повредили» (письмо от 24 августа 1795 г.).
Из старых винных запасов мать прислала сыну в подарок особо подобранный набор, а также 1000 гульденов, вырученных от продажи вина. Но в целом своим наследникам мать могла оставить лишь половину прежнего отцовского состояния, остальное было уже прожито. Вольфганг получил в наследство 22252 гульдена.
СОЮЗ С ШИЛЛЕРОМ
Счастливое событие
1794 год стал годом начала интенсивного духовного общения и литературного содружества Гёте и Шиллера. Около шести лет прошло с того дня — 7 сентября 1788 года, — когда в доме Ленгефельдов в Рудольштадте состоялось беглое знакомство обоих поэтов. Адепт «Бури и натиска», каковым поначалу казался автору «Вертера» автор «Разбойников», к тому же моложе его на десять лет, вызывал у «веймарского» Гёте чувство настороженности. Точно так же и все последующие драмы, вплоть до «Дона Карлоса», нисколько не расположили его к Шиллеру. Итак, на протяжении многих лет Гёте сознательно старался держаться подальше от автора, чьи «странные порождения фантазии» чересчур живо напоминали ему то бурное время его собственной молодости, которое ныне уже отошло для него в прошлое. Когда Гёте вернулся из Италии, Шиллер уже жил в Веймаре, и притом с июля 1787 года, однако в ту пору сближения между ними не произошло. Правда, Гёте способствовал назначению Шиллера профессором истории в Йенский университет, и в мае 1789 года Шиллер переселился в Йену, но поэты по-прежнему оставались чужими друг другу. Лишь изредка встречались они то тут, то там, но ничего от этого не менялось.
А ведь Шиллер впервые увидел прославленного автора «Гёца» и «Вертера» еще в декабре 1779 года, когда веймарский герцог на обратном пути из Швейцарии вместе со своей свитой посетил штутгартскую Карлову школу.
Странное сочетание: двадцатилетний ученик Военной академии, впереди у которого в ту пору еще были и побег из-под ига вюртембергского герцога, и вереница беспокойных лет, — и тайный советник, прочно обосновавшийся в жизни (по крайней мере так казалось). Впоследствии, начиная с 1787 года, как в веймарский, так и позднее в йенский период, Шиллеру не раз случалось высказываться о Гёте, и всякий раз в его высказываниях слышались то восхищение и зависть, то резкое неприятие, но иной раз и затаенное стремление расположить знаменитого собрата к себе. Шиллер иронически отзывался о том духовном влиянии, которому Гёте подчинил всех, кто причислял себя к его кружку. Всем им, мол, присуще «высокомерное философическое презрение ко всякого рода умозрению», благоговение перед своими пятью чувствами. «Они предпочитают собирать травы и заниматься минералогией, нежели путаться в пустопорожних мыслях».[23] Так писал Шиллер, побывав в саду Гёте, в ту пору, когда его владелец находился в Италии, а жил в его доме Кнебель (из письма к Кернеру от 12 августа 1787 г.). При всем при том Шиллер со всем рвением участвовал в празднике, который состоялся в гётевском саду в честь дня рождения отсутствующего поэта. «Мы наелись до отвала, и я пил рейнвейн за здоровье Гёте. Вряд ли он в Италии мог предположить, что я нахожусь среди гостей в его доме, но судьба причудливо плетет свою нить» (письмо к Кернеру от 29 августа 1787 г. — Шиллер, 7, 127).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});