Читать интересную книгу Оренбургский владыка - Валерий Поволяев

Прочитав бумагу, Дутов позвал ординарца:

— Приготовь продукты на три дня. Поедем в штаб корпуса.

Ординарец у него сменился вновь, теперь это место занимал Пафнутьев.

— Двух толковых казаков в комендантской роте возьми! Поедем вчетвером.

Оставшись один, Дутов пробормотал с неожиданным раздражением:

— Раньше казаки собирались на круг, сейчас — на съезд. Что-то новомодное и… неприятное. Тьфу!

До штаба корпуса добрались без приключений. Если не считать того, что Пафнутьев забыл взять с собою хлеб — это обнаружилось на полпути, когда завернули в небольшой прозрачный лесок, облюбовали там круглую сухую поляну и на морды лошадей натянули торбы с кормом. Пафнутьев, не найдя в мешке ни одной ковриги, взвыл.

— Да что же это я-я-я… — Он гулко ахнул себя кулаком по голове, глаза его расстроенно заблестели.

— Недотепа и есть недотепа, — осуждающе произнес Кривоносов, которого ординарец от имени командира полка произвел в конвойные.

Дутов молчал. Кривоносов вздохнул, расстегнул добротную немецкую сумку, притороченную к седлу, достал оттуда буханку, предусмотрительно прихваченную у поваров…

— В штаб приедем, я тебе хлеб отдам, — зачастил, давясь словами, Пафнутьев, затоптался на месте.

— М-да! — крякнул второй сопровождающий, белоусый казак Гордеенко с насмешливыми глазами, который в полк прибыл с последним пополнением, вместе с Авдотьей Богдановой и Натальей Гурдусовой.

Пафнутьев виновато глянул на командира полка и съежился еще больше.

— Мало тебя били папа с мамой в детстве, — сказал Кривоносов и также глянул на командира полка: что тот скажет?

Дутов молчал. Это и определило дальнейший разговор: раз войсковой старшина не встревает, значит, дискуссию пора заканчивать.

Штаб графа Келлера занимал большой дом в захолустном, бессарабском городке. Лихой кавалерист Келлер сидел за столом усталый, ко всему безразличный, он писал домой обстоятельное, с советами и указаниями письмо. Лицо было серым, нездоровым, под глазами вспухли мешки.

Когда дежурный адъютант открыл перед Дутовым дверь кабинета, Келлер молча указал войсковому старшине на стул. Дутов сел. Окна в доме были чистыми, с блеском, сквозь такие стекла любой невзрачный пейзаж разом приобретал нарядность. На крыше здания напротив крутили хвостами голуби, ворковали — чувствовали весну.

Кончив писать, Келлер запечатал письмо в конверт, положил на столе на видное место — адъютант отправит его с фельдъегерской почтой, — и, сцепив на животе пальцы, внимательно посмотрел на Дутова.

— Вы слышали о том, что в Царском Селе арестована семья государя?

Дутов ощутил, как что-то жесткое сдавило глотку. Неужели повальное дезертирство, расхлябанность, братания на фронте, враждебное отношение к офицерам, неспособность защитить Россию привели к тому, что царь отказался от трона, как от обычной табуретки, из которой вылез гвоздь, и теперь его вместе с семьей арестовали, как простого холопа, задолжавшего барину пару пятаков?

— Слышали? — повторил вопрос граф Келлер.

Дутов невольно вздрогнул — несколько секунд он находился в странной оторопи, как в обмороке, — не поверил в то, что услышал.

— Нет, ваше высокопревосходительство, — выговорил наконец тихо.

— К сожалению, это так, — лицо Келлера сделалось еще серее. — К сожалению!

— А что за приглашение на казачий съезд, которое поступило к нам в полк?

— Все это — подковерные игры Гучкова, Родзянки, Керенского. Но послать туда делегатов надо — все полки пошлют… — Келлер испытующе глянул на Дутова, будто прощупывая его.

— Будет исполнено! — наклонил голову войсковой старшина.

— Недавно я с удовольствием подписал характеристику на вас, — сказал Келлер, — в ней много добрых слов.

Дутов привстал на стуле:

— Благодарю, ваше высокопревосходительство!

Келлер движением руки вновь усадил командира полка.

— Скажите, Александр Ильич… — Келлер не сводил испытующего взгляда с Дутова, — только откровенно…

Дутов приподнялся вновь, и у графа раздраженно повело плечо. Гость это заметил и немедленно опустился на место.

— Я готов, ваше высокопревосходительство, — проговорил он четко, как на офицерском приеме.

— Царская семья в опасности. Ее, Александр Ильич, надо выручать. Готов ли ваш полк, шефом которого является наследник, пойти в Петроград на выручку?

— Готов! — не колеблясь, ответил Дутов. — Дайте только приказ. А уж шефа своего… — Дутов прижал к груди руку, — мы никому не дадим в обиду. Все офицеры наши помнят, что служат в казачьем, Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полку, и сочтут за честь, получив приказ, пойти на выручку.

— Будьте к этому готовы, Александр Ильич, — сказал Келлер, — приказ такой в ближайшее время вы получите обязательно.

На общем собрании полка войсковой старшина Дутов был утвержден делегатом казачьего съезда. Говорят, очень постарался Келлер — он был заинтересован в том, чтобы командир верного полка, собравшийся идти на выручку к царской семье, имел максимум полномочий. Против похода полка в Петроград из офицеров выступил только один — Лосев, из казаков несколько рядовых — самых бедных, голозадых, тех, что на фронт пришли без лошадей и служили в пешей команде.

После собрания Дутов подошел к Лосеву, несколько минут молча, покачиваясь с носка на пятку и обратно, смотрел тяжелыми недобрыми глазами в его глаза, потом сжал пальцы в кулак, демонстративно повертел этот кулак перед собой:

— Ну, смотри, Лосев!

Лосев взгляд командира полка выдержал, глаз в сторону не отвел — был он калачом не менее тертым, чем сам Дутов. Рот у Лосева дрогнул, насмешливо пополз в сторону.

— Смотрю, господин войсковой старшина, — жестким голосом произнес офицер.

— Смотри…

— Смотрю!

Часть вторая

Шестнадцатого марта 1917 года Дутов прибыл в Петроград. До начала съезда оставалось еще семь дней — уйма времени.

Петроград поразил Дутова. Это был неопрятный незнакомый город, населенный дезертирами и «гопстопниками», начисто лишенный интеллигентности и романтического флера, который он всегда имел ранее.

На лицо Дутова наползла брезгливая гримаса, будто у него заболели зубы. Гримаса эта не сходила несколько дней — войсковой старина с нею ложился спать, с нею просыпался утром, чистил зубы толченым мелом, сдобренным для запаха малиновой эссенцией, — новинкой, выпущенной московской фирмой Брокара. В умывальнике он пытался смыть ее, обливаясь водой до пояса, оставляя на полу лужи холодной воды.

Неприятный ветер с моря прошибал до костей, приносил тяжелый дух горелого угля — совсем рядом, в заливе, невидимые с Петроградских улиц ходили боевые корабли. Обыватели, задыхаясь от гари, паниковали: «Корабли-то немецкие…» Но корабли были наши. По Неве курсировал миноносец с гимназическим названием «Забияка», лихо разворачивался и с успокаивающим масляным рокотом резал темную воду узким ровным носом, также вызывая нервный срыв у жителей:

— Корабль этот прислан для того, чтобы при подходе немцев расстрелять Адмиралтейство, в котором хранятся минные карты Балтийского моря.

— Глупость какая! Глупее просто придумать нельзя! — сердились флотские офицеры.

Дурные слухи эти распространяли дезертиры.

На тротуарах было полно мусора. Пустые консервные банки, бутылки, под ногами битое стекло, и кругом — горы подсолнуховой шелухи. Кажется, что семечки в Питере грызли все — от ленивых татар-дворников до крикливых министров Временного правительства. Хмурые, словно бы порохом набухшие тучи плыли над городом. Было тревожно.

По улицам ходили патрули из юнкеров, их недобрыми взглядами провожали расхристанные фронтовики, но стычек не было — солдаты не задирали юнкеров, юнкера не трогали солдат. По Невскому проспекту ездили броневики, неуклюжие, с пулеметами, хмуро глядящими из бойниц. Техника эта была ненадежная — тяжелый броневик, обшитый железом, мог увязнуть в любой луже. Иногда попадались группы людей, одетых в одинаковые черные полупальто, в похожих по покрою кепках. Люди эти с бледными, костлявыми лицами держались друг друга, — это были патрули рабочих Путиловского и Обуховского заводов — самых революционных в Петрограде.

«Надо бы съездить в Царское Село, — подумал Дутов, — посмотреть, как там охраняют венценосную семью». Ему хотелось, очень хотелось совершить геройский поступок — взять пару казачьих сотен, устроить налет на дворец Романовых и освободить царя. И шефа своего полка, цесаревича Алексея, освободить… Вот тогда о войсковом старшине Дутове заговорят все, и в первую очередь — печать. Газеты будут голосить на все лады!

От этих мыслей на некоторое время ощущение зубной боли исчезало, потом возникало вновь.